Проделав утренний моцион, я получил первый намек на то, что события постепенно выходят из-под моего контроля, потому что, намыливаясь кисточкой для бритья, я расслышал далекие напевы музыки. Мною овладело мрачное предчувствие. Я быстро надел свой мундир, который Ли подготовила предыдущим вечером, и отправился выяснять, в чем дело. Оказалось, эти звуки исходят от духового оркестра, который расположился на эстраде, установленной на лужайке перед домом.
Встревоженный этим и обеспокоенный еще какими-то новыми звуками, я решил обойти весь дом. В задней его части я с удивлением наткнулся на ярмарку и цирк, там уже шла бойкая торговля. Чуть придя в себя от этих открытий, я почувствовал запах, доносящийся из кухни. Там я обнаружил миссис Праудфут, которая жарила курицу. Вдоль длинных узких обеденных столов дюжинами выстроились бутылки шампанского.
К этому времени я уже дрожал от негодования. Не было никаких сомнений — во всем виновата Ли. Это могла быть только ее работа. Выглянув из окна, я увидел, что сквозь главные ворота к нам плывут толпы посетителей. Там были семьи с детьми, пожилые люди и даже гости из иностранных земель, болтающие на непонятных языках. Я понял — уже слишком поздно, чтобы что-то исправить.
Мое сердце тревожно забилось, и я отправился к главному входу. Там я обнаружил Гарольда, одетого в безукоризненный фрак и шляпу, усердно раздающего посетителям отпечатанные программки. Я выхватил экземпляр у него из рук и прочитал расписание мероприятий. Подумать только, здесь должны будут состояться музыкальные концерты, поэтические чтения, эстафеты, гимнастические выступления, охота за сокровищами, трехсторонний турнир в шахматы и нечто под названием «Танец тени»! У меня закружилась голова. Я решил припереть к стенке злоумышленника, но нигде не мог найти и признака Ли.
Теперь я надеялся лишь на одно — перехватить таинственного владельца дома сразу по прибытии. Я встал у центральных ворот и приготовился принести свои извинения.
— Я могу забрать эти бутылки?
— Валяй, Лео, спасибо.
Волшебник ловко вставил палец в горлышко каждой бутылки на столе и быстро перенес их на стойку бара, откуда трактирщик тут же отправил их в раковину. Не отрываясь от работы, Леонардо скосил туда глаза. В раковине оставалось место еще для восьми бутылок. Когда раковина будет полной, он будет сушить и отставлять в сторону те, что сейчас стоят вверх дном на деревянной доске. Затем он будет споласкивать бутылки, которые мокнут в раковине, а потом перевернет их и перенесет на доску для сушки. С этого момента раковина будет готова к следующей партии. Леонардо посмотрел на большие часы над камином. Всего через час трактир закроется. Удивительно, как быстро пролетает время, когда голова занята мыслями.
Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Леонардо Пегас занял место помощника трактирщика, и эта работа требовала применения всех его талантов в области тактического планирования, стратегической организации и системной концептуализации. Здесь была необходима напряженная сосредоточенность, четкая координация рук и ног и высокоразвитые навыки межличностного общения. Фактически она требовала полной и абсолютной самоотдачи и концентрации. Однако, несмотря на эти обстоятельства, роль помощника в трактире никогда не заставляла волшебника страдать от бессонницы. В эти дни Леонардо прекрасно спал. Ему часто снился дом, в котором он надеялся когда-нибудь поселиться, и иногда его тревожил умеренно эротический сон с участием Элис, но даже это случалось все реже и реже. В конце вечера, когда Леонардо протирал последнюю кружку и возвращал ее на свое место на полке, он ложился на соломенную постель, стоявшую на чердаке над конюшнями, совсем не задумываясь о завтрашнем дне до начала новой смены. Волшебник в полной мере наслаждался жизнью.
Постоянные посетители «Большой Медведицы» не интересовались жизнью Леонардо, но он все равно решил назваться коротким именем, чтобы не привлекать к себе внимания. Звание «Мастер» было торжественно упаковано и повешено на кривой шестидюймовый гвоздь, вбитый в поперечную балку под крышей, вместе с шариками от моли и церемониальной мантией и шляпой. В эти дни его рабочей одеждой стал длинный порванный бесцветный фартук, который ему задумчиво предложил трактирщик. Пара стоптанных тапок заменила тяжелые сапоги. В этом наряде Леонардо мог выполнять работу и оставаться практически незамеченным.
Только один посетитель серьезно заинтересовался им. Это был пожилой, явно образованный человек, который приходил в таверну раз в неделю, садился за столик в углу, попыхивал замысловатой трубкой и время от времени отпивал из небольшой кружки, словно пытаясь растянуть небольшую пенсию. Леонардо узнал в нем того симпатичного мужчину, что помог ему добраться до таверны. Волшебник заметил, что старик порой перекидывался словечком с кое-кем из молодых посетителей, толпившихся вокруг бара. Леонардо показалось, что старик когда-то был хорошо знаком с юной деревенской порослью и старается оставаться в курсе того, что происходит в их жизни. Отмечая про себя эти и другие детали, Леонардо в конце концов понял, что интересующий его старик когда-то был школьным учителем.
— Вы, похоже, хорошо образованны. Что привело вас сюда? — однажды спросил его учитель.
— Я пришел сюда из города, — ответил Леонардо. — Когда-то я был волшебником.
Его вдруг удивила не только собственная откровенность, но и то, что он употребил прошедшее время. После этого мужчины обменялись рукопожатиями, познакомились, и теперь учитель начал приходить в трактир так, чтобы его приход совпадал с выходным Леонардо.
— Меня всегда увлекала мысль о преподавании, — задумчиво произнес Леонардо однажды вечером. — Время от времени я нанимал помощников. Мне нравилось учить их чему-то новому, объяснять, чего я от них хочу, смотреть, как развивается их разум, и все такое. Полагаю, это был один из стоящих аспектов моей работы.
— Работа учителя определенно вознаградила меня, — ответил учитель. — Но временами я бы хотел побольше узнать об окружающей действительности, о том таинственном месте, которое люди упрямо называют реальным миром. Признаюсь, в этом я вам завидую. Иногда мне кажется, что все, что я изведал в своей жизни, словно прошло через вторые руки, прежде чем попасть ко мне.
— Но именно так я и жил — испытывал вещи после первых рук, — возразил волшебник. — Я даже изобрел машину в помощь себе. Уверен, я, должно быть, уже рассказывал вам о своих экспериментах с Машиной Эмпатии.
— Конечно-конечно, — торопливо прервал его новый приятель, стремясь помешать очередному повторению этой истории. — Еще по кружке?
— С удовольствием.
Знакомый вид деревни открылся перед Рыжиком Брауном, когда он добрался до вершины холма и преодолел последнюю, самую утомительную милю своего путешествия. Дойдя до реки, которую не раз переходил вброд, он аккуратно перешел ее по пяти камням, заметив, что третий и четвертый немного сместились с того времени, как он в последний раз, скользя, пробирался по ним. Напротив «Большой Медведицы» Рыжик, как обычно, срезал путь через лужайку и оказался на боковой дорожке прямо перед горбатым мостом.
А потом, перейдя мост, юноша увидел, что на краю дороги перед его домом стоит черная повозка. С растущим мрачным предчувствием он заметил, что шторы гостиной задернуты. С бьющимся сердцем подошел Рыжик к входной двери.
— Откуда ты взялся, Майкл?! Прими мои соболезнования. — Из дома вышла бабуля Хопкинс, сжимая в отчаянии скрюченные руки. — Никто не знал, где ты. Нам пришлось самим все устроить. Наверное, ты хочешь пойти к ней?
Внутри все казалось маленьким и съежившимся. Рыжик впервые заметил, какие низкие здесь потолки, какие тесные комнатки, какая узкая лестница. А когда он нерешительно толкнул дверь в комнату матери, лежащая на кровати фигура тоже казалась маленькой и сморщенной. Он оцепенело смотрел на тело матери, не понимая, что должен чувствовать. Легкое прикосновение к локтю прервало его мысли. Вздрогнув, он повернулся и увидел двоих высоких мужчин, одетых в черное, которые топтались на лестничной клетке. Он не узнал их сразу.
Должно быть, на лице Рыжика отразился страх.
— Простите, сэр. Мы не хотели вас напугать. Теперь ее можно забрать?
Позже Рыжик долго сидел на узкой кровати в своей старой комнате. Похоже, ею уже давно не пользовались, и все его детские вещи лежали на своих местах. Несколько схем, которые он начертил когда-то, были по-прежнему прикреплены к стенам. Коробка с красками небрежно лежала на комоде, словно ее отодвинули в сторону минуту назад. Он взял ее в руки, повертел и, безучастно глядя на нее, начал вспоминать вечера, которые проводил за столом в гостиной, рисуя схемы. Он все сидел и сидел, когда из далеких уголков прошлого появлялись все новые воспоминания. Воздушный змей… кегли… пугало…
А под маленьким столом, на своем старом месте, стояла корзинка Малыша, с полинявшим обрывком коврика внутри. Рыжик посмотрел на этот коврик, почувствовал его запах и наконец отдался своему горю.
Приятной особенностью работы Леонардо в «Большой Медведице» было большое количество свободного времени в перерывах между сменами. Если бы у него было хобби, то сейчас наступило самое подходящее время, чтобы заняться им. Как только Леонардо пришла в голову эта мысль, он начал придумывать себе увлечение. Сеновал, на котором он спал, был широким, просторным, хорошо освещенным, только из конюшни доносился присущий ей резкий запах. Это было идеальное место, в котором, скажем, мало-помалу получилось бы построить что-нибудь большое и сложное. На самом деле Леонардо уже начал сооружать кое-что из того, что он намеревался сделать в течение многих лет, но никогда не мог найти времени. Конечно, теперь у него не было оригинальных схем, и поэтому не оставалось ничего другого, как вызвать их из памяти, но он был уверен, что может воспроизвести в точности все, что так долго хранил в своей голове.
Но, во-первых, Леонардо не знал, где можно достать необходимые материалы. Он применил всю свою смекалку и вскоре обнаружил, что водосточные желоба, корзины для мусора и свалки являются необыкновенными источниками ресурсов. Он построил каркас своей конструкции из подпорок для оград и длинных обломков различных деревяшек, а корпус соорудил из обрезков рифленого железа и листов асбеста. Ему сгодилось все: сломанные часы и ржавые велосипеды, брошенные сельскохозяйственные машины, изношенные кожаные пояса и шнурки стали механическими узлами, а остатки старых телескопов и очков превратились в бесценные источники линз. В темных уголках шкафов в кладовой таверны таились бесчисленные загадочные бутылки и банки, в которых хранились все необходимые вещества, что бы заряжать батареи, смазывать движущиеся части и снабжать топливом мотор. А изредка, если ему было нужно что-то особенное, он отправлялся в город на повозке носильщика. Городок был небольшим, а сбережения с зарплаты скудными. Но поразительно, сколько всего можно достать у некоторых предприимчивых торговцев в закоулках! Это стало настоящим увлечением Леонардо.
Конечно, время от времени волшебник напоминал себе, что его идеи могут напугать ограниченных жителей этого захолустья, поэтому большинство идей он держал при себе. Хотя иногда, особенно после выпивки, волшебник не мог удержаться и осторожно намекал кое на что своему товарищу.
— Множественная Эмпатия? — однажды задумчиво произнес учитель. — Сдается мне, что тому, кто ею управляет, необходимо обладать довольно необычными умственными способностями, чтобы самому не поддаться ей. Не будет ли это… чем-то вроде попытки быть всеми в мире, да еще одновременно? — Он задумчиво пыхнул трубкой.
— Более или менее это так, — согласился волшебник. На мгновение учителя скрыло облако дыма. — Да, я много думал в последнее время о том типе разума, который потребовался бы для этого. Трудность заключается в том, чтобы согласовать разные точки зрения. Там было бы столько… столько противоречий, несоответствий, столкновений перспектив. Для одного только этого потребовался бы разум, обладающий уникальной гибкостью. А сам маг должен был бы еще обладать способностью… видеть картинку целиком, если вы понимаете, о чем я. — Он широко развел руками, сбив пару пустых кружек. — И в то же время — воспринимать все это совершенно объективно. — Леонардо замолчал, чтобы набрать воздуху. — В руках неподготовленного человека это изобретение могло бы нанести огромный вред. Чудовищный. Окружающим, да и самому магу, если подумать.
Товарищи некоторое время молчали, каждый погрузился в собственные мысли.
— Что-то это мне напоминает, — наконец произнес учитель. — Сейчас я не смогу толком сказать, что именно. Но полагаю, дома в библиотеке найдется пара-другая книг. Я поищу, а если найду, постараюсь не забыть и принести на следующей неделе.
— Звучит интригующе, — ответил волшебник. — Как там ваша кружка?
Куртка Хелен с узором из заклепок вряд ли была подходящей одеждой для похорон, поэтому Рыжик порылся в шатком бельевом шкафу в комнате матери, из которого пахло камфарой, в поисках других вещей. Там все еще висел строгий костюм, который Рыжик носил, когда учился в старших классах, и хотя теперь пиджак стал узок в плечах, Рыжик решил, что он вполне сойдет. Среди ремней и шарфов на узкой металлической вешалке он обнаружил простой черный галстук, который был ему незнаком, должно быть, тот когда-то принадлежал отцу. Рыжик не смог найти ботинки, и ему пришлось идти в парусиновых туфлях, которые дала бабуля Хопкинс.
За несколько минут до назначенного часа по деревне разнесся звон колокола. Рыжику пришло в голову, что это, должно быть, тот самый колокол, который застрял в реке много лет назад, тот самый колокол, за которым он нырнул, чтобы найти его, тот самый колокол, звон которого разносился по полям в тот день, когда он следил за полетом пустельги в небесах.
Придя в церковь в своем тесном официальном одеянии, Рыжик чувствовал себя стесненно и неудобно. Он подумал, что плохо подготовился к роли самого близкого родственника усопшей. Однако Рыжик справился с приветствиями и рукопожатиями без происшествий и дал усадить себя на почетное место в первом ряду. Подозревая, что этого не стоит делать, он все же украдкой повернулся, чтобы посмотреть на небольшую группу собравшихся. Он узнал своего старого учителя и почувствовал себя согретым его присутствием. Бабуля Хопкинс сидела на своем обычном месте в заднем ряду и выглядела особенно мрачной в черной шляпе с вуалью. Среди прочих пришедших Рыжик разглядел своих школьных приятелей Колина Хопкинса и его брата Сэмми. Они одновременно подняли руки, приветствуя его. Доктор Джилберт выжимал привычные унылые аккорды из фисгармонии. Рядом, тревожно глядя на Рыжика, сидела усталая молодая женщина, в которой он не сразу узнал свою бывшую подружку Эйлин. Она заметила, что Рыжик смотрит на нее, коротко официально кивнула и быстро отвернулась.
В тот момент его мысленный учет присутствующих был прерван прибытием гроба, и Рыжик поспешно повернулся, приняв, как он надеялся, почтительную позу. Через несколько секунд священник занял свое место. Только он начал обращение, как вдруг возле церковной двери послышался шум. Забыв о внешних приличиях, все повернули головы назад, чтобы узнать, кто пришел.
На скамьях в задних рядах церкви уселась группа из шести темноволосых, одетых в лохмотья мужчин со смугловатой кожей. Их лица украшали длинные усы, а у некоторых за пояс были заткнуты ножи. Сердце Рыжика учащенно забилось. Он сразу же узнал в них странствующий народ и понял, что они, должно быть, знали его отца.
После службы и погребения похоронная процессия направилась в школьный вестибюль, где женщины из церкви приготовили какие-то закуски. Печь в углу пылала обычным жаром, и теперь Рыжик чувствовал себя еще неуютнее, но он знал, что от него требуется исполнить роль хозяина. Он напомнил себе об этом и постарался обменяться хотя бы несколькими словами с каждым пришедшим.
— Твоя мать была такой трудолюбивой, — сказал священник. — Она действительно делала очень много для церкви. Не знаю, как мы управимся без нее.
— Хотя это странно, — ответил Рыжик. — Я знаю, что она много работала у вас, но почему-то мне казалось, что она делала это, потому что чувствовала себя обязанной. Не потому, что хотела этого.
Ошеломленный этой неожиданной откровенностью, священник замолчал на секунду, чтобы подобрать слова для ответа.
— Она пришла в деревню и была чужой для всех жителей, — наконец произнес он. — Она родилась в другой части земли, на одном из далеких Островов, как я припоминаю. Возможно, поэтому она старалась так сильно. Хотела, чтобы ее приняли в наше маленькое сообщество. Люди часто так делают, знаешь ли. Очень важно принадлежать к сообществу, ты так не считаешь?
— С Островов? Она никогда мне об этом не рассказывала. — Рыжик на мгновение задумался, потом ему удалось собраться и продолжить: — Я сам жил в одном сообществе. Это было здорово — являться частью чего-то большого, но спустя некоторое время я понял, что хочу идти дальше.
— Что ж, тебе всегда здесь рады, — ответил священник. — Кстати, отменные бутерброды.
Главный среди Странников представился.
— Меня зовут Люк Грининг, — сказал он. Он говорил сухо, словно произносил заранее подготовленную речь. — Я брат твоего отца. Я давно знал, что мой брат оставил в этой деревне женщину с ребенком, и, хотя мой род много лет не проходил мимо этих мест, я всегда был в курсе того, как вы живете. Поэтому, узнав о смерти твоей матери, я решил привести сюда свою семью, чтобы отдать дань уважения. Ибо, догадывался ты или нет, Майкл Браун, кровь Странников течет в твоих жилах, и, нравится тебе или нет, ты один из нас.