— За Суйрголь и ее снохами оказывается была погоня. Стреляли в них, только ни одна пуля не достала. Видать, бедного бог охраняет. А они-то, подружки мои, не промахнулись. Двух казаков убили, а троих ранили… Тоже подохнут. Пули у Суйрголь все заколдованные. Чуть царапнут — конец!..
Ночью мы выехали в Кучан. Было темно. Дорогой молчали, потому что устали. И все-таки я не выдержал, сказал Аббасу:
— Но ты смотри, Аббас, всем подряд не рассказывай, что променял коней у Гулам-реза. Хозяин белого с черными яблоками — наш капитан — британец.
— Спасибо, что сказал, — засмеялся Аббас. — А то я тебе сам хотел об этом сказать… — Оба рассмеялись.
Сколько событий, тревог и бедствий по всей Персии! В Тебризе восстал жандармский полк. В Мазандеране началось движение дженгельцев. Их возглавляет Кучек-хан. А вот большая статья в газете «Бахар», в которой описываются события в Турции.
Приезжие из Мешхеда рассказывают, что на землях Серахса бунтуют белуджи. И вновь о Ходоу-сердаре. Официальная тегеранская газета сообщает, что Ходоу-сердарские разбойники разгромлены наголову.
Не верится что-то, чтобы Ходоу-сердар допустил такое… Не так давно Шамо нам рассказывал о другом, о крупном сражении и победе Ходоу-сердара. Но все-таки надо немедленно докопаться до истины. Дым не бывает без огня, видимо, что-то произошло в горах под Гиляном.
Вместе с Ахмедом мы идем в караван-сарай.
— Нет ли приезжих из Миянабада? — спрашиваю я.
— Я — миянабадец, — отзывается худощавый курд, в шелковом чапане. — Я из села Челхосар.
— Как дорога? Можно ли спокойно добраться до Миянабада? Никто вас не тронул в пути? Ходоу-сердар не приглашал на обед?
Приезжий с недоверием разглядывает мой английский мундир. Я понимаю: пока он не убедится, что я курд и что в селе Челхосар есть моя дальняя родственница, о Ходоу-сердаре он ничего не скажет. Я рассказываю ему свою «родословную». Взгляд его теплеет, он говорит:
— Да, да я знаю вашу родственницу. А меня зовут Гайдар. Гам сейчас у нас полная власть Ходоу-сердара. От Ширвана до Мешхеда везде воины-курды стоят. В городах каждый день богачи записки без подписей получают: «Кто любит свою родину, тот должен был» на стороне Ходоу-сердара!»
— Почему же только богачам подсовывают записки? — спрашиваю я.
— Все бедняки давно уже в армии Ходоу. Все, кто умеет стрелять, у него.
— Понятно, дорогой Гайдар, продолжай дальше!
— Дальше что еще могу сказать? Сейчас от Ширвана до Кучана действуют партизанские группы Ходоу. Как увидят английские подводы с продовольствием, — «руки вверх!» Ходоу не дает вывозить хлеб британцам. А еще говорят, в горах у подножья «Гулил» появилась женская группа. Женщины переодеты в мужскую одежду. Водит их в бой курдянка Суйрголь. Состав ее дивизии, говорят, всего семь человек, а нападают они на крупные отряды сипаев и жандармов.
— Как же они семеро нападают на отряды?! — с недоверием спрашивает Ахмед. — Похоже, что сказки рассказываешь, друг.
— Ха! Сказки, — обиженно продолжает Гайдар. — Эти семь курдянок — семь летучих мышей. Днем они спят, а ночью нападают из васады. Да еще как нападают! На выбор стреляют, в тех, кто везет боеприпасы. Забирают патроны, винтовки, гранаты и — в горы. Тигрицы!
— Для Ходоу-сердара оружие? — спрашиваю я.
— Точно не знаю, дорогой. Говорят, что ему все переправляет Суйрголь.
Добрые вести. Мы возвращаемся домой, и я все время думаю об оружии. Вспоминаю разговор с Шамо. Ахмед давно уже знает о наказе Ходоу-сердара, мы ему расска-вали об этом сразу же, как вернулись со свадьбы. Ахмед сейчас тоже, наверное, думает, как бы достать винтовки и боеприпасы. О чем же еще он может сейчас думать?
— Была не была, — надо действовать, Гусо, — тихонько говорит Ахмед. — Если не сможем ограбить склад с боеприпасами, надо самим бежать к Ходоу-сердару.
— Ночью взломать склад нельзя, — говорю я. — Большая охрана. Можно только взять вооруженным налетом, но это верная смерть. Надо попытаться днем.
— Но как?
— В том-то и дело.
Нас отвлекает от разговора шум возле кофейни. Подходим. Оказывается, только что во дворе был обнаружен труп жандарма. Хозяин сбивчиво рассказывает:
— Захожу по своим надобностям в это самое… гляжу— висит человек. Вызвал жандармов, сняли труп, и оказывается, что повешенный тоже жандарм. Записка к его мундиру приколота: «Преступникам нет пощады!» Теперь меня могут заподозрить… А ведь я зашел в это самое… по делу…
Что посоветовать бедняге? Убийство — обычное явление в Кучане. Мы давно привыкли к этому.
— Пошли! — тянет меня Ахмед.
Идем по городу. Доносится ржанье лошадей и людской говор. Площадь возле «Базаре Ашхабад» сплошь заставлена походными палатками и кухнями на колесах. Между палаток снуют люди, слышна английская речь. Это прибыл из Индии полк сипаев.
Однажды лежу я на кровати, не раздевшись, ноги свесил на пол, голова на подушке. Идти никуда не хочется. Одолевает скука. Ребята пошли прогуляться, звали, тянули с собой. Отказался. За стеной, в соседней комнате, солдаты играют в карты: слышны выкрики, смех, перебранка. Может, пойти и сыграть? Тоже не хочется. Может, почитать? Ай, пропади все пропадом!..
В последнее время меня донимает скука. Бывают такие минуты, когда совершенно ничего не хочется делать. И как на грех— нет писем от Парвин. Прошло две недели, как я получил ее последнее письмо. Лежу. Бессмысленно гляжу в растрескавшийся потолок. Решил — не встану, пока не возвратятся друзья.
Неожиданно в дверь тихо постучали. Я не отозвался и не приподнял головы. Стук повторился. Я поднялся, открыл дверь. В комнату входит Мирза-Мамед. В его глазах — сдержанная радость.
— Наконец-то, дорогой Гусейнкули! — восклицает он. — Без тебя, как без рук, «господин кулдафадар»! Решил вас с Ахмедом пригласить в одно место. Вам полезно будет поприсутствовать и послушать одного человека. Собирайся, время уже позднее.
Я оделся, заглянул в соседнюю комнату. Ахмед был там! Позвал его и втроем мы подались в темноту ночи. Шли по каким-то закоулкам, почти наощупь, Мирза-Мамед держался уверенно, видно, не рая ходил этой дорогой. Остановились у маленькой калитки. Во дворе загремела цепью и злобно залаяла собака. Из глубины двора послышался чей-то голос, и собака умолкла. Затем калитка приоткрылась, я ощутил на себе пристальный взгляд женщины.
— Это вы, агае муаллем?
— Нет, это не он, — ответил по-курдски Мирза-Мамед. — Мы как раз его ищем.
— Проходите, — тихо сказала женщина.
В узкой длинной комнате на кошме сидело несколько человек. Поодаль, напротив них, тоже сидел, мужчина среднего роста, лет сорока пяти. Одет он был опрятно. На нем городской костюм, возле колена лежала каракулевая шапка «каджария». За его спиной, на сундуке стояла керосиновая лампа. Тусклый свет освещал комнату скупо и неровно. Я сел в углу на мешок с зерном, снял фуражку. Люди тихо перебрасывались шутками, рассказывая всяк о своем. Говорили, лишь бы не молчать. Но вот человек, сидевший около лампы кашлянул. Все смолкли. Он внимательно оглядел присутствующих. Мне показалось, я его где-то видел. Где?
— Друзья, мы собрались послушать нашего старшего брата, друга и учителя, — взволнованно объявил Мирза-Мамед. — Наш старший брат расскажет нам, какие события происходят в мире, а также про то, что творится у нас на родине. — Мирза подумал и опять начал говорить, но уже более официально, с нажимом, как малоопытный оратор. — Я не могу назвать имени нашего товарища, называйте его просто — господин учитель. — Затем Мирза-Мамед кивнул незнакомцу и отошел к двери.
Когда учитель заговорил, я вновь подумал, что где-то уже слышал этот голос. Он говорил по-фарсидски с азербайджанским акцентом, нетрудно было догадаться, кто он по нации. Он рассказывал о том, что Персия стонет под гнетом английского империализма. Персию топчут сапоги заморских солдат. Тысячи соотечественников погибают от нищеты и голода. А наше золото, хлеб и нефть выкачивают и увозят англичане. Сегодня уже в четырех провинциях страны разгорелось пламя освобождения… Податливая и разгульная марионетка англичан шах Ахмед хочет превратить нашу родину во вторую Индию. Он уже превратил нашу страну в перекидной мост, по которому день и ночь идут полки и дивизии англичан в Азербайджан, чтобы потопить в крови восставший народ.
— Братья, лучшие патриоты Азербайджана погибают от рук интервентов! Кровь, которая проливается на улицах Баку, окрасила зеленые волны Каспия алым цветом! И этому потворствует шах персидский, Ахмед… Долой из Персии англичан! Империализм уже смердит, он скоро скончается. Русский народ уже сбросил со своих плеч кровопийцев помещиков и фабрикантов! Уже свободен Туркестан. Люди там независимы от богачей-угнетателей! А есть ли лучшее счастье, чем быть свободным хозяином своей земли и судьбы!..
После собрания ко мне подошел Мирза-Мамед, сунул мне фонарь.
— Дорогой Гусейнкули, проводи, пожалуйста, нашего гостя.
Я взял фонарь, думая, что сейчас расспрошу учителя, где мы с ним раньше встречались. Но расспросить так и не смог. Я шел с фонарем впереди, а Мирза-Мамед и учитель сзади. Они все время разговаривали, и я постеснялся вставить хоть словечко. Когда вышли на тротуар, Мирза порывисто обнял учителя, и он зашагал в ночь. Мирза крикнул вслед:
— Передайте привет Гульчехра-ханым и Аскеру! До встречи!
Я вздрогнул от неожиданности. «Гульчехра-ханым?! Так звали мать моего друга Аскера? Как же я сразу не узнал? Это же его отец!» Когда подошёл Мирза-Мамед, я сказал:
— Я вспомнил. Я давно его знаю. Это Баба Дадаш, отец моего друга. С Аскером мы дружили!