Маритха невольно вплелась в этот странный разговор. Мир вокруг между тем обретал очертания, уплотнялся. Вот проступила знакомая комната, знакомое длинное одеяние… До боли знакомые тонкие пальцы играли в непонятную игру над свечой. Только вот лицо… Другое, почти ничем не схожее с тем, что ей запомнилось. Осталась лишь жесткая усмешка. Но и она изменилась.
Теперь он был огромен, под самый потолочный свод. И обличье под стать, точно вырезанное из кости искусным мастером — прямые, тонкие, нездешние черты. Безупречное, как его Нить, как его Песня.
— Ты…
Она может говорить! Это она или не она?
— Это ты?… Откуда? Я помню: была пещера, холод, тишина и смерть…
Ведатель кивнул. Его новое лицо слишком быстро менялось, не уследишь. Как ураган.
— Была. И пещера, и тишина. И сейчас есть. Все, кроме смерти.
— Ты меня держишь? Так же, как их?
— Ты сама себя держишь.
— Уходи.
Он опять кивнул. На этот раз Маритхе почудилась тень непривычной мягкости, она легла на непривычное, чужое лицо и тут же истаяла.
— Уйду, если просишь.
Она сглотнула. Ну уходи же, прошу тебя… Навсегда.
— Ты просишь другого.
— Другого… — пролепетала она. — Чего другого?
— Ты спрашиваешь «зачем». А еще ты хочешь знать, есть ли другой исход из заточения, кроме моей смерти. Я слышу твою Нить лучше тебя самой. Я привык их слушать.
Маритха не ответила. Она ждала, затаив дыхание.
— Что до исхода, он прост, — услышала она тут же, — моя смерть или моя добрая воля. Не я их держу — их слово, их долг. Я могу освободить их от этого долга, когда пожелаю.
Аркаис замолк, она нетерпеливо дожидалась продолжения:
— «Зачем» — это гораздо сложнее. Для тебя. Я использую их силу себе во благо и тем самым сохраняю Нити целыми. Это ты уже поняла.
Маритха едва заметно кивнула.
— Я делаю то, чего они сами никогда не делали. Никто не думает о Нити, всех заботит иное. Не буду утомлять тебя, перечисляя эти мелочи. Они тратят силу своих Нитей без счета, ничего не умножая ни для себя, ни для них. Для чего людям даются Нити? Для чего эти люди вообще существуют?
Темный Ведатель презрительно усмехнулся, скрестил руки на груди. Маритха ждала. Наверно, ноги у нее давно б уже ослабели, но она почти не чувствовала тела. К лучшему.
— Для чего, Маритха? Да чтобы питать тех, кому есть дело до этого мира!
Маритха нахмурилась. Ничего не поняла, да и понимать уже расхотелось. Однако останавливать его она не смела.
— Ты же видела все, ты слышала свою Нить, одна из немногих! Нить неостановима, она живет тем, что течет, выплескивается, даря свою силу — когда каплями, а когда и широким потоком… Потоком — это если ее движение спутать, задержать да умело направить. Хваленые человеческие страсти — вот ключ к беспрестанному пожиранию силы твоей Нити, Маритха. Это не больше и не меньше, чем стены на ее пути. Поставил — и ждешь, когда накопится столько, что пелена прорвется. Кто-то где-то хочет твоего света — и ты бьешься в глупых рыданиях, вспоминая любимого, что бросил тебя давным-давно и успел хорошенько забыться. Кому-то понадобилось сияние твоей Нити — и ты неистово алчешь смерти соседа лишь потому, что он богаче и удачливее. Но потребности их слишком велики, одна бедная несчастная Маритха, — он скривился, — не может их удовлетворить. И потому уже целая толпа побивает камнями случайного вора, вопя от восторга по поводу столь справедливого деяния… или бурно восславляет нового Покровителя. Или жаждет припасть к одеянию кого-нибудь из Великих. А чистые Нити… им чужды глупые страсти. Они отдают все и без остатка, каждый миг. Это гораздо больше, чем можно выманить у десятков человек. И без всяких уловок.
Маритха внимала, зло, ожесточенно, но внимала.
— Раванга говорил: они стали топливом. — Он обвел широким жестом фигурки. — Они всегда были топливом и всего лишь сменили форму. Теперь питают не Бессмертных, а меня.
Фигурки, как и все вокруг, казались немного смазанными, но девушка помнила их слишком хорошо.
— Бессмертные милосерднее, — с трудом выдавила Маритха.
Это новое знание легло на плечи еще тяжелее первого. Стоит только начать всматриваться в мир, что кажется привычным и понятным… Вернее, не стоит. Не стоило даже начинать, но ее заставили.
— Да, так кажется, — холодно ответствовал он. — Но они бессмертны, и им всегда нужна пища. Потому они никогда не выпустят нас из плена. Я же умру. Не скоро, но когда-нибудь это случится. Вот тогда эти люди и обретут свободу. Как ты думаешь, смогут ли они себя тратить так же глупо, как до того? Такая память не стирается, она не может стереться. Она будет жить в них всегда, до самого конца их Нитей, неслышимая, невидимая… она будет направлять их, отводя от края. Они получат очень ценную возможность…
— Что за возможность? — потребовала она, не утерпев.
— На настоящую жизнь. Они могут стать большим, нежели топливо в жаровнике Бессмертных.
Его черты вдруг изогнулись, страдальчески изломались и снова застыли. Всего на миг, даже меньше. Только тень мелькнула. Та глупая Маритха, которая замерзла в пещере, никогда бы не догадалась. Но эта была гораздо ближе к своей Нити. И к его.
— Ты тоже из тех? Которые получили…
Он только тихо рассмеялся.
Как же ему больно до сих пор… Должно быть, прошла уже целая вечность…
— Не больно, — небрежно бросил Ведатель. — Страшно. Малые обломки былого страха — это все, что осталось от Саиса. Все, что до сих пор питает Бессмертных.
— Страшно? — она не понимала. — Кого тебе бояться?
— Страшно не успеть.
— Чего не успеть?
— Закончить трансформацию.
— Какую?
Он только ухмыльнулся.
— Твое любопытство не имеет предела. А моя добрая воля — имеет.
Сегодня он явил подозрительно много доброй воли.
— Ты сама пришла, Маритха.
— Неправда!
Ее Нить не услышала обмана.
— Хорошо, если желаешь, скажем так: мы оба пришли друг к другу. Ведь у нас несделанное дело. Несведенные счеты. Лишний узел на Нити.
На этот раз Маритха не рискнула противоречить. Хорошо, пускай оба.
— Я не могу открыть твою дверь.
— Великий Раванга не велел? — коротко рассмеялся он.
— Не велел, — согласилась Маритха. — Да и сама я в ваши дела встревать не хочу. Пускай между вами будут. Раз говоришь, что сама пришла, то ладно… верю тебе, но не по доброй это воле! Жалко их, — прошептала она, глядя на несчастные фигурки. — Только слышишь… — девушка принялась упрашивать, — не встревай ты в мои дела! А я в твои не буду. Нечем нам больше считаться. Все твои обещания заманчивые — все мелочь, песок в пустыне, рядом с твоими делами. Не будет между нами никакого договора. Никогда! Великий говорил, заставить меня ты все равно не можешь! Правда это? — неожиданно для себя выпалила она.
Он кивнул.
— Правда. Скажу больше: если не захочешь мне помочь, от сердца не захочешь — все равно ничего не выйдет.
Маритха опешила. И на что же он тогда надеется? По доброй воле помогать ее не затащишь, а уж от сердца…
— Это потому, что ты не знаешь ни сердца своего, ни Нити, Маритха. — Почему его слова отдались такой болью? — На то и рассчитываю. А Нить у тебя необычная, очень необычная. Очень сильная у тебя Нить. Повезло Раванге. Но это ненадолго.
Она удивилась. С чего это повезло, если с ней одни неудачи случаются?
— А ты думаешь, Раванга свою силу лишь отдает безмерно во все стороны? Что ему тогда останется? Бессмертные свой свет берегут, не оделяют им бесконечно.
Если бы Маритха чувствовала свое тело, то волосы у нее, несомненно, встали бы дыбом. Или в пот бы бросило.
— А он…
— Он — тебе, ты — ему. Кто он такой, чтобы нарушать законы Бессмертных? А Нить у тебя поудивительнее многих будет. Мне можешь верить, я знаю в этом толк, — так поглядел, что Маритху передернуло. — Очень быстро меняется. И с каждым днем набирает силу.
— Ничего себе сильная, — пробормотала она, чтобы хоть как-то привести свои чувства в порядок. — Я твою видала…
Аркаис опять рассмеялся.
— Над моею очень много трудов содеяно.
— Что веселого-то?… — Ее вдруг разом повело вперед. — А ты бы отпустил их, а? Хоть парочку, хоть одного! Волю бы свою явил, добрую. Показал бы…
— А зачем?
— Просто… Если хоть чуточку доброты…
— Сын Тархи издевательски расхохотался, и Маритха осеклась. Обличье его начало расплываться.
— Я не для того их собирал, тратя свои силы, женщина, — повеяло холодом от его слов. — А доброта не для этого мира. Все та же лазейка, куда утекает свет твоей Нити. Только слабая, тщедушная. Вот если бы кто-нибудь обменял у меня «хоть парочку»… — Он ухмылялся, глядя на Маритху. — На что-нибудь стоящее, ценное для меня. Явил бы свою доброту. Но что-то до сих пор охотников не находится.
Вот теперь она почувствовала свое сердце, как оно забилось, захлебнулось жалостью. У нее ведь нет ничего…
— Вот эта, например, — Ведатель указывал на ту самую танцовщицу, что понравилась Маритхе. — Или вот. Я готов отдать любую. В обмен. Раванге же я предлагал всех вместе. И не только тех, что прячу в Табале. Всех. Их много, много больше, Маритха. Но…
Лицо его начало стираться, и фигурки ушли в дымку, но голос звучал отчетливо.
— И что, что он сказал? — торопила она, опасаясь, что все исчезнет.
— Сказал, что торговаться с Сыном Тархи опасно, что это не соответствует его теперешним намерениям. И более того, это невыгодный торг.
— Ты правду говоришь?
— Чистую! — услышала невозмутимый голос. — А попросил я не так уж много. Не хватит, чтобы покрыть ущерб.
— А что ты попросил, Сын Тархи? Скажи, что для тебя…
— Чтобы не болтался на дороге. Чтобы без помех дал заключить последний договор. С девушкой по имени Маритха. Дверь в обмен на все Нити, собранные Аркаисом. Я даже не ставил других условий. Откроешь ли ты Дверь… сможешь ли… найдем ли мы ее… Не мешать, не стоять у меня на пути — таково было единственное условие.
Голос немного ослаб. Комната же, фигура хозяина и вся утварь вообще пропали из виду. Да и Маритха сама исчезла. Остались только слова. И Нити.
И что Великий, он не согласился? Из-за нее? Ее пожалел, пожертвовал столькими долями!
— Не обольщайся, женщина. Ты всего лишь Ключ, — слабо донеслось из темноты. — Раванга вбил себе в голову, что этот ключик может изменить целый мир, — услышала она смех. — И ради этого самого мира он отказался от дара Аркаиса, равного которому в мире еще не было… Смешно, не правда ли, Мари… — утонули его слова в многоголосом гуле пространства.
Но Маритха больше не слышала своей Нити, ее лишило этого счастья проклятое тело, которое рвалось к ней всеми чувствами. Как же она забыла его в такой короткий срок! Будто вечность прошла. Неуклюжее, чужое, больное, ущербное, она никогда не знала его таким. А боль, какая боль!
Маритху трясло и корчило. Холод кривыми дорогами выходил из всех уголочков ее глупого тела, а между тем ни руки ничего не чувствовали, ни глаза не видели, ни уши не слышали. Так, слабый шум. Но то внутри шумит, наверное.
Ей показалось, она возилась тут еще одну вечность, пока блаженное тепло не загорелось в теле, быстро изгоняя остатки холода. Она приткнулась на том самом арчахе Тангара, где утром собралась умирать, и никак не хотела открывать глаза. Уж лучше б ее вернул сам Аркаис, он ведь для того пришел. Кого-кого, а Великого Равангу видеть хотелось меньше всего. Он тоже пришел, без зова, появился сам. Не поздно ли?
— Быть может, — согласился Великий, и Маритха насильно закрыла свое сердце от его всепроникающего голоса. — Но я ждал этой встречи.
Девушка тут же открыла глаза.
— Этой? С ним?
— С ним. Я знал, что он появится, попробует вновь оплести тебя своею сетью. Опять придет, как избавитель от смертельной опасности. Но Тангар справлялся слишком хорошо, — благосклонно улыбнулся он.
А Маритхе что-то не до радости.
— Слишком?
— Слишком. Ты даже испугаться как следует не успевала. Я следил за ним и не дал бы вам пропасть.
Маритхе вспомнилось, как они с Тангаром мельтешили меж движущихся глыб под ногами. Вот это не успела так не успела! Но все равно, оказывается, он следил, не бросил. А она уже такое себе выдумала!
— Ты опять горишь недоверием ко мне, — внезапно сказал Раванга. — Я и этого ожидал после встречи с Аркаисом. И чем же он осмелился завлечь тебя на этот раз? Он позаботился, чтобы я ничего не услышал. Даже не знал, пора возвращать тебя или нет, успел он нанести удар или нет. Но тело совсем окоченело. Еще чуть-чуть, и оно оказалось бы не в силах удержать твою Нить. Медлить было нельзя. Тебе есть для чего жить, Маритха!
Да, теперь ей есть для чего жить.
— Так чем же он решил прельстить тебя в этот раз?
Девушка не смогла промолчать.
— Сказал, что Великие… — она надолго замялась, — …что они тоже чужим не брезгуют. Сказал, что они тоже не только людям отдают… вот.
Раванга просто кивнул.
— Что ж, это чистая правда. Бессмертные питают нас своей силой, но не безмерно.
Вот и он так сказал.
— Но я не забираю все, что есть, как Аркаис. Не краду, подобно ему, самую суть человеческую. Я беру лишь ненужное тебе, бесполезное, потраченное тобою зря. И сам трачу силы, дабы изменить его для себя. Я получаю неизмеримо меньше, чем мог бы… и все же это свет, необходимый мне для помощи таким, как ты, Маритха. Вас много, а щедрость Бессмертных небезгранична.
Маритха грустно глядела в темный камень. Закатные лучи уже не били сквозь отверстия в скале, и Раванга был еле виден в потемневшей пещере. Значит, все правда.
— Нужна ли тебе твоя жалость, Маритха?
— Какая жалость? — угрюмо пробормотала она.
— К себе. Загляни внутрь. Ее больше нет. Неужели ты будешь по ней горевать?
Она с удивлением покопалась внутри, вспомнила свои прежние слова, слезы, дела свои жалкие, мольбы свои к Бессмертным. Как будто вечность назад это было.
— Нет, горевать не буду… И это все ты?
Недоверие понемногу превращалось в восторг. Это ж надо, такую силу иметь!
— И где… она теперь?
— К чему тебе это лишнее знание? Тебе и так несладко.
— Уж это точно.
Пускай остается там, где есть. Такое добро ей не нужно.
— Ты вылила впустую столько силы своей Нити, готовясь умереть, что не использовать ее для твоего же возвращения было бы просто неразумно. Если бы я не подхватил, то ее бы без остатка съели глоты. Пойми, Маритха, Аркаис всегда говорит только то, что считает для себя полезным. Он подкупает своей полуправдой, но умалчивает о второй половине. Все в этом мире, и ты тоже в их числе, тянут друг из друга чужую силу. Кому-то удается лучше, кому-то хуже. Через ненависть и злобу, через любовь и доброту. Через все щели. Так было и будет, и нет другого закона.
Маритха заерзала на своей подстилке.
— Все… — повторила она, раскачиваясь. — И я… я тоже… да?
— Это так.
Вот чего ты добивался, черный Аркаис, вот чего ты хотел! Стоит только начать…
— Но я же никогда… — Девушка смолкла, так ничего и не сказав.
— Ты никогда о том не знала, только и всего. И легко отдавала, всегда больше, чем забирала. Не кори себя, Маритха, ни к чему это. Таким уж создан этот мир, и никому не избегнуть его законов.
Никому не избегнуть его законов. Вот почему Ведатель сказал тогда, что Бессмертным не за что его наказывать. Маритха думала, что он чудовище, жуткий пожиратель Нитей, а он… только часть этого мира. Как она сама. Как Великий Раванга.
— Маритха! — окликнул ее Великий.
Она еле оторвалась от тяжелых мыслей.
— Ты так глубоко ушла в свои думы, — улыбнулся он. — Что тебя заботит?
— Ты ведь слышишь, — сказала она, — ты знаешь.
Раванга покачал головой, почти уже невидимый в сгустившемся сумраке.
— Мне становится трудно читать и мысли твои, и Нить. Все течет очень быстро. Многое в тебе становится скрытым даже от Великих. Иногда мне кажется, что даже Аркаис, стоя совсем рядом с твоей Нитью, не может ничего предвидеть… А иногда сдается, что он владеет тобой намного больше, чем кажется, и все мои усилия могут быть напрасными. Тогда мне остается лишь ждать его у черты. Встретить и остановить. Если смогу. Поэтому время дорого, Маритха! Время и еще раз время! Аркаис не спешит, он надеется вернуть свой Ключ. Нам же нужно торопиться, чтобы не опоздать.
— Куда?
— Я вижу, он уже понял, что счет идет на дни, и потому всерьез решил вернуть тебя. Что ему остается? Только обратить тебя в свою веру! Я не вижу для него иного способа. Сделать тебя себе подобной. — Маритху передернуло. — Не знаю как, но вижу уже, что ты поколеблена, сбита с толку. Нельзя надеяться на твою твердость. Мы можем только опередить его.
«Нельзя надеяться на твою твердость…»
— Почему? — со слезами в голосе воскликнула Маритха. — И какую твердость? Да никогда я такою, как он, не стану! Думать даже жутко! А если речь про дверь эту проклятую… Да я ему сроду никакие двери открывать не стану!
— Успокойся, успокойся, Маритха! — увещевал Раванга. — Никто в тебе не сомневается. Но нельзя стать выше самого себя. Приходится признать…
Его волшебный голос на мгновение стал безжизненным. Таким же, как сотни других голосов. Маритха тяжело вздохнула. Она расстроила его. Очень-очень сильно расстроила. Удручила. Но чем?
— Он мне еще одну тайну открыл, — поспешила девушка поделиться. — Мало просто дверь ту открыть. Надо от сердца. А кто ж ему от сердца помогать будет? Не про меня это.
— А это уж совсем нехорошо, что с каждым разом он все больше тебе открывается, — не обрадовался Раванга ее новости.
А что тут нехорошего? Боится почему-то Великий Раванга, Маритхе правды не открывает. Почему?
— А почему ты мне правду не откроешь? Что ему от меня нужно? Я бы хоть знала… Какие уж теперь тут Ведатели, в запретных землях. Кто пытать будет?
— Не время, еще не время.
— А когда будет время?
— Может, и никогда. Разве ты не обещала верить?
— Я-то обещала… Но и мне, помнится, кое-что было обещано, — обиделась Маритха. — Что со мной на Ту Сторону отправишься, защищать будешь, в обиду не дашь. А послал Тангара! И еще тобой говорено, что обоз этот до Латиштры гладко дойдет, без проволочек. А он, вон что… совсем пропал. И что ни день, то жуть какая-то вокруг. Я с перепугу чуть было до смерти не замерзла! Как только ума на такое хватило, до сих пор понять не могу… Спасибо, хоть сгинуть не дали. И еще все время загадками говоришь! Как тут верить?
— Потому и просил, что правды открыть не могу. — Его голос вновь превратился в самый обыкновенный, ничем не примечательный, и тут же набрал былую силу. — Однако вижу, что просил слишком многого. И времени у нас еще меньше.
Она снова его удручила. И, если что, он опять ей скажет: «Не кори себя». Вот и не стоит убиваться. Как тут ему угодишь? Нелегко, видно, Великому, но ей-то еще краше. Хорошо хоть, жива осталась.
— Спасибо, что Нить мою оборвать не позволил, — от сердца поблагодарила Маритха. — До смерти буду благодарна. А что какую-то малость себе забрал, так то… А что за глоты такие, что чуть все не съели? — вдруг вспомнила девушка. — Они откуда взялись?
— Они везде, — отозвался из темноты Раванга. — Их много. Хороший Ведатель может увидеть их или почувствовать. Кое-кого из них.
Маритха тут же воззрилась во тьму.
— Не бойся, глотам не найти к тебе дорогу. Только к силе твоей Нити. Они с ней из одного мира.
— Незримого… — прошептала Маритха.
— Да, незримого. И потому ничего тебе не сделают, не бойся. Они везде, и в то же время для тебя их нет.
— А для тебя? — жадно спросила Маритха.
И тут же тьма прорвалась буроватыми пятнами легкого сумрака, почти целиком выступила стена справа от девушки и небольшие движущиеся комочки на ней. Мохнатые шары, увитые какими-то шнурами. Ох, Бессмертные! Один тут же раскинул длиннющие шнуры в стороны и побежал вниз по стене, цепляясь за что-то невидимое Маритхе. Сжался, опять стал больше, даже раздулся, потом совсем раздулся… опять опал. И снова пошел увеличиваться в размерах. Другие тоже запульсировали, принялись по очереди раскидывать жгуты по, сторонам. Ох, да вот же еще один, почти у нее под ногами. Что-то упало прямо перед нею со свода. Маритха завизжала и вскочила. Это же к ней они ринулись!
Вокруг опять стояла плотная густая темнота, и ее рука была в надежной ладони Великого Раванги.
— Тише, Маритха. Успокойся. Никто тебя не тронет.
— Какая гадость, Бессмертные! Какая гадость! — повторяла она, подскакивая. — Мерзость!
— Сядь. Садись же! Никто не причинит тебе вреда.
Девушка медлила.
— Там же этих, мохнатых, полно…
— Там никого больше нет. Чем долгие речи держать, лучше один раз показать, чтобы ты своими глазами увидела. Теперь вокруг привычный тебе мир и голый камень. Их нет.
— Ты говорил: когда незримое видишь, оно приближается. Что хочешь может сделать.
— Не совсем так. Когда ты видишь незримый мир, он становится вещественным, осязаемым. Ты понимаешь? Но не все в нем может причинить тебе вред. Вот эти несимпатичные… существа на самом деле безобидны. Ничем тебе не угрожали.
— То-то они на меня накинулись!
— Ты испугалась. Вот они и кинулись на страх, предчувствуя поживу. От тебя самой им мало толку. Но есть и такие… существа, от которых стоит держаться подальше.
— Это те, что за нашими телами охотятся? — прошептала Маритха.
— Эти… Нет, я говорил не о них. Они опасны только для того, кто даст повод залезть в свое тело. Кто надолго оставляет его… в беспорядке. Есть твари похуже. И посильнее.
Маритха вспомнила, как Такхур, не видя ничего вокруг, сражался с тварью из незримого. Должно быть, из тех.
— Я теперь всю ночь трястись буду, — пролепетала она.
— В этом нет нужды. Я останусь с тобой, и никто не потревожит твой сон. Утром появится Тангар, тогда и расстанемся. Встретимся в Латиштре.
— Ты уходишь? — обреченно спросила Маритха. — Опять? Я думала, теперь-то все наладится…
— Вы будете не одни. До Латиштры путь не такой далекий. Трудный, если пешком идти, а не на тарпе добираться, но это даже хорошо. Поверь, еще до поселка ты поймешь, почему я так поступил. Вы можете смело идти. Здешние твари до вас не доберутся.
— А время? Ты говорил, у нас его мало?
— На дорогу до Латиштры хватит.
Великий был неумолим. Может, потом она и поймет его, и даже возблагодарит, а сейчас… Пускай им не страшны горакхи да местные твари… Тут и без того полно подарков. А холод? А голод? А вода, где воду достать? На Тангара положиться?
— Слушайся Тангара, он много знает о здешних землях.
— Я уж и так… только на него и надеюсь.
— Вот и хорошо. А теперь спи. Нужно до завтра силы восстановить.
Хорошо, она заснет, вот только…
— А правда, что эти скалы, которые ходуном ходят — это как ворота в запретные земли? И кто их проходит, того пускают, а нет — так нет?
Он ответил не сразу:
— Не совсем так. Но можно и так сказать.
— Это что, так Бессмертные сделали? А зачем они в свои земли народ пускают, раз они запретные? Тогда никого бы не пускали.
— Ты хочешь объять слишком много, Маритха. Не для тебя это.
— Все остальное тоже не для меня было.
— Это было необходимо.
— Ну хорошо. — Она устроилась на Тангаровом арчахе.
Некоторое время было тихо.
— Они не потому запретные, что Бессмертным жаль своего золота для людей Аданты. Запретные — так говорят Ведатели. Во всем остальном мире, как и положено, незримый мир разнится с нашим, но в запретных землях они подходят так близко друг к другу…
Девушка вновь пожалела о своем любопытстве. От запретных земель уже веяло страхом.
— Не все, что ты увидишь тут, Маритха, будет осязаемо, и не все, что почувствуешь, окажется видимым. Чем дальше к Истокам, тем больше. Потому мое присутствие рядом в дальнейшем станет необходимым.
— Это как между мирами?
— Нет. Это как в двух мирах. Одновременно. Но пусть это тебя не беспокоит. Оставь это мне. Главное — цель.
— А какая? Какая цель?
— Ты узнаешь.
Снова стало тихо.
— А Ведатель… то есть Аркаис этот… Я видела его, Табалу, дом гостевой… даже фигурки эти проклятые. А сама тут валялась… Или не было меня тут? Это что, тоже вроде как между мирами?
— Нет.
После короткого молчания, опять раздался голос Маритхи.
— А что тогда? Он забрал меня к себе?
— Он не настолько силен. Аркаис и сам не может уходить в незримое полностью, всем телом. Даже когда он там, то принадлежит нашему миру.
— А ты? — спросила Маритха, предвидя ответ. — Как ты тут оказался?
— Мне это подвластно, — услышала она после недолгого молчания. — В незримом нет ни расстояний, ни других мер, даже времени. Я вошел в него, будучи в Табале, а вышел здесь. Я всегда так странствую по миру, сквозь незримое. Потому мне нет нужды все время быть с тобой, надолго отрываясь от дел в Табале. Поверь, именно сейчас они требуют моего вмешательства. Однако, как только ты позовешь, как только обратишься за помощью, я услышу и приду. То, что меня нет рядом, не значит, что я не слышу призыва, не значит, что оставляю тебя своей заботой. Если же понадобится мое присутствие, я буду здесь в тот же миг.
У Маритхи кружилась голова от такой мощи.
— Ты сильнее Темного!
— Каждому — свое, Маритха. Каждый искусен в своем умении. Ни одному Великому не объять всех знаний. Для каждого мир раскрывается по-своему.
Сонливость, расползавшаяся по телу, все никак не брала девушку. Уж очень взбудоражили ее сегодняшние «похождения». Подняли изнутри всю муть и потащили куда-то вместе с самой Маритхой.
— Тогда почему ты меня сразу не перенесешь куда надо? К чему понапрасну тратить время, если оно такое дорогое, как ты говоришь?
— Это мне неподвластно, — услышала она в ответ.
Подождала продолжения, но тщетно.
— Почему? — настойчиво спросила Маритха.
— Твое тело не принадлежит незримому. Для того чтобы войти туда полностью, оставить наш мир, нужна быстрая трансформация. И обратная — в конце пути. Твое тело к ней не способно.
«Трансформация». И он говорил что-то такое. Он тоже жаждет ее и боится не успеть. Неужто он всего лишь хочет без помех заходить в невидимый мир? Не может быть, чтобы вся эта история затевалась только из-за прогулок в незримое…
Она с усилием принялась вспоминать все, что сказал ей Темный, не забывая держать перед глазами его образ, на случай если Великий мысли ее слушает. В голове все путалось. Верно, сон насильно одолевал Маритху по приказу Раванги. Чтобы она замолчала. Сегодня Великий посвящал ее почти во все, что она ни попросит. Кроме главного, конечно. А то бредет она сквозь этот мир, не понимая что да как, а уже невозможно так… не понимая. Раванга сам это дело начал, одарив ненужным знанием. Вот теперь на этот клубок все наматывается и наматывается.
Да, Великий необычайно благосклонен сегодня к ней, к ее неловким расспросам. Однако даже почти во сне Маритха не настолько потеряла разум, чтобы не сообразить: откровенность на него нападает после ее встреч с Темным. Вослед Аркаису он силится вновь и вновь заполучить ее доверие, взять верх над Сыном Тархи и всегда преуспевает. И сегодня преуспел. Лишь одно саднит, не давая спокойно заснуть. Что эта дверь проклятая наделать может, когда откроется? Каких таких жутких дел наворотить во всем мире, что покой ее стоит свободы для Нитей, плененных Аркаисом? Иначе почему Великий отказался? Маритха не отважилась спросить и никогда не отважится.
Она словно между двумя огромными жерновами. «Ты не знаешь своего сердца», — говорит один из них. Какое коварство он измышляет? «Нельзя надеяться на твою твердость» — слова другого. Этот тоже не верит ее слову, ее воле, ее сердцу. Маритха совсем потерялась между ними. Оба знают какую-то страшную правду, неведомую девушке, и каждый из них лишь малую часть говорит… И потому каждый из них неправдив, каждый о своем радеет… Значит, верить нельзя никому…
Девушка сладко зевнула, сознание тонкой струйкой утекало, не давая поймать ускользающее. Что там еще… Да, Тангар… он скоро придет, а она не готова к дороге… Только он один… для нее старается… остальные только пальцем двинут… и все готово… и то не хотят… Хранитель, приходи поскорее!