Он шёл по побережью уже больше луня. От селения к городу, от города к селению. В некоторый городах были порталы, но Налут был обширен и порталы не очень помогали, потому что всё равно приходилось заходить в селения, что были возле городов.
Это был седьмой по счёту большой город, до которого он добрался. Селения уже перестал считать.
Нить бледнела и с ней таяла надежда найти Хэлу живой.
На главной площади были торговые лавки. В хлебной за торговлей стоял невысокий тучный мужчина, с густыми бровями, чисто выбритым лицом и глубоко посаженными глазами, смотрящими с лукавым прищуром.
— Доброго дня, господин, — склонил голову пекарь. — Чем могу помочь?
Рэтар достал небольшой фрит и положил руку перед хозяином так, чтобы тот видел камень.
— Ответ на вопрос.
— Слушаю, господин, — глядя на камень у торговца загорелись глаза.
— Я ищу чёрную ведьму.
— Любую или особенную? — прищурил глаз мужчина.
— В городе или окрестностях есть чёрные ведьмы? — Рэтар сжал фрит в кулаке, не собираясь вестись на тон торговца.
— Есть, — поторопился ответить пекарь. — В Эссане, точнее не в самом селении, а где-то недалеко.
— Там знают?
— Да.
И Рэтар отдал камень и развернулся уйти.
— Но за ещё один такой, господин, — поторопился остановить его хозяин лавки, одной рукой забрав фрит, а второй почти схватив незнакомца за рукав, но глянул в глаза и поостерёгся. — Я могу попробовать найти вам провожатого. До ведьмы.
Рэтар кивнул и достал камень.
— Элинка, — крикнул пекарь куда-то на улицу.
С площади забежала худенькая девочка на вид тиров десяти, может двенадцати.
— Да, уважаемый Юнтон, — она поклонилась, потом увидела незнакомого мужчину и напряглась.
— Господин ищет чёрную ведьму, — кивнул в сторону Рэтара пекарь. — Проводишь его?
— А зачем господину чёрная ведьма? — спросила девочка.
— Ты спрашивать решила? — грубо насел на неё торговец. — Проводишь или нет?
— Мне нужен заговор, — отозвался Рэтар, стараясь говорить как можно мягче.
Это был не первый раз, когда ему говорили, что ведьма есть, он даже однажды нашёл какую-то совершенно непонятного возраста серую, которая творила какие-то заговоры по мелочи и называла себя громким “чёрная ведьма”. Поэтому, хоть сейчас сердце и подскочило, когда торговец сказал, что ведьма у них есть, но всё равно вера в успех, что это именно Хэла, кажется была ничтожна мала.
— А что в другом месте нет? — с вызовом, но не без опаски, спросила у него девочка.
— Ты как с господином говоришь, а? Вот я твоей матери расскажу, ну, — припугнул её хозяин лавки.
— В другом нет, — так же спокойно отозвался Рэтар. — Если бы была, то не искал бы здесь. Дам тебе камень, если проведёшь.
— Она сейчас не делает заговоры, — буркнула девочка. — Я могу спросить, но не думайте, что получится.
— Спроси, — кивнул торговец.
— А вы здесь меня подождите, — кивнула девочка и развернулась убежать.
— Подожди, — Рэтар показал ей камень и протянул, чтобы взяла. — Один сейчас, другой, когда вернёшься.
Она засмущалась, замялась, но камень взяла — по тому, как она была одета, было понятно, что её семья нуждается. Потом кивнула и вышла.
Пекарь за спиной Рэтара усмехнулся.
— Зря, может и не вернётся, — отозвался он.
— Она из Эссана?
— Да, отца её знал. В море сгинул, — ответил пекарь. — Мать болеет у неё. А саму девчонку я с ведьмой видел не раз.
— Ты сам видел ведьму? — Рэтар через силу старался говорить спокойно и отстранённо, чтобы не показать как его сейчас ударило болью и надеждой.
— Видел. Последний раз правда приходила ко мне больше луня назад.
Рэтар подошёл и положил перед пекарем ялий.
— Господин, — задохнулся хозяин лавки, потому как ялий был в этих местах редкостью, да и стоил в несколько раз дороже, чем полученный мужчиной ранее фрит. — Вы так щедры?
— Хорошие ответы — хорошая плата, — ответил Рэтар не глядя на хозяина лавки, потому что не спускал глаз с девочки, пробирающейся через площадь и постоянно оглядывающейся назад, чтобы убедиться, что за ней не идут.
— Если потеряете её, то ищите в Эссане Гьялин Эяхан, мать её, — проговорил в спину уходящему господину торговец, невероятно довольный тем, что получил.
Девочка вышла из города, прошла несколько лирг в сторону своего селения, а потом ушла с дороги в сторону моря. Следить за ней стало проблематично, потому что тут всё просматривалось и идущего за ней незнакомца она конечно заметила бы. Поэтому Рэтар отстал. Но старался девочку из вида не терять.
В конечном итоге, спустившись с одного песчаного холма, он прошёл сквозь заросли кустов сладкой янги, где девочка остановилась и набрала себе в подол верхней юбки ягод, а потом увидел на берегу рыбацкую хижину.
Селение, если Рэтар правильно помнил карту и не ошибался в своём местонахождении, было отсюда недалеко.
Может девочка пришла и не к ведьме, а домой?
Постройка была ветхой, недалеко от неё лежали вверх дном две лодки, одна почти развалилась в труху, другая на вид была целой. Были столбы с сетями на них. И было тихо.
Он спустился к дому и встретился с обиженным взглядом девочки, которая сидела у ещё одной лодки, лежащей шагов за сорок от постройки.
— Вы должны были ждать там, в городе, — возмущённо проговорила она, достаточно смело, но было видно, что ей очень страшно.
— Элинка. Так тебя зовут? — начал Рэтар расставив руки, чтобы девочка их видела. — Мне очень нужна ведьма. Прошу тебя. Я не сделаю ничего плохого. Мне нужен только заговор.
— Какой? — нахмурилась она, держась на расстоянии.
— Скажи, ведьму как зовут?
— Не скажу, — заупрямилась девочка.
— Хорошо. Мне нужно поговорить с любимой, — голос Рэтара всё же предательски дрогнул, но девочка не торговец, прожжённый и пытающийся заработать на всём чём только можно.
Элинка склонила голову на бок.
— Она не делает заговоры на любовь, — ответила она уверенно. — Зря пришли.
— Скажи ей, что я заплачу.
— Она не согласится.
— Скажи, что заплачу своей последней потерей, — попросил Рэтар. — Прошу тебя, милая, скажи. Если нет, я уйду. Я даю тебе слово — я не сделаю ничего плохого ни тебе, ни ведьме. Просто передай то, что я сказал. Слово в слово.
Она помедлила мгновение, которое показалось вечностью, но потом сжалившись над ним, кивнула.
— Но ближе, не подходите, там заговор на чужаков, поэтому вам плохо может стать, ясно? — сказала девочка и пошла к дому, когда он согласно повёл головой.
Рэтар не знал, сколько он стоял и ждал. Оба светила были высоко и нещадно пекли, а внутри всё ещё порой было худо от последствия длительного приёма дурмана. Но вот девочка вышла, посмотрела на него с угрозой и побежала в сторону, вверх по скалистому, заросшему травой берегу.
Когда она скрылась, Рэтар решился подойти ближе. Если убьёт заговором, который скорее всего всё же был, то так тому и быть.
Он глянул на нить на руке, она была совсем бледная, но сейчас одна из ниток стала как будто ярче. То ли на свет, то ли и он и правду нашёл Хэлу…
— Я пела эту песню всего один раз, — Рэтар почти дошёл до входа, но этот голос… боги, это шуршание варсы, едва слышное, глухое, но это был такой любимый им голос.
— Ты пела её мне, — отозвался он, потеряв голос и замерев и не в силах больше идти. — Я помню все песни, которые ты мне пела.
— Я просто пела, — возразила она. — Не тебе. Просто песню люблю.
— Мне, Хэла, — обречённо прошептал Рэтар, — мне, родная.
Он не видел её, ведьма была в доме, в тени, лишь незначительное движение в проёме и кусочек его плаща. А он думал, что оставил его в Йероте. А потом осознание — жара, а она в плаще, с подкладкой из шкуры сунги… и бледнеющая нить. Радость от того, что вот она рядом, вытравило страх того, что она уходит от него, где-то там, далеко, где-то куда он не может дойти.
— Хэла, — с надрывом проговорил Рэтар, — тебе плохо, Хэла?
— Тебе надо уйти, — она говорила через силу, он едва слышал её сквозь слабый шум волн.
— Нет.
— Уйди, Рэтар, — задохнулась ведьма. — Ты хотел поговорить — ты поговорил. Теперь иди. Оставь меня.
— Хэла. Нить… она выцвела.
— Да. Дай мне умереть.
Ничего страшнее он услышать не мог.
— Нет, — Рэтар сделал шаг.
— Не смей, — остановила Хэла его и он увидел её руку, ладонь выставленную вперёд, с раной поперёк, кровящей, замотанной тряпкой…
Правая рука. След на его рубахе. Почти два луня прошло, а рана не зажила?
Боги, что он натворил?
— Нет, родная, я не уйду, я не дам тебе умереть, — прошептал он, сам не веря в то, что говорил. Слабак! Струсил, сдался, сломался. Предал её. — Не наказывай меня так, прошу тебя, Хэла. Не надо.
— Оставаясь, ты только продлишь мои страдания, — проговорила ведьма сквозь слёзы.
— Хэла, — Рэтар был готов на всё, что угодно, лишь бы просто остановить всё это.
Внутри всё скручивало, с болью, яростно и беспощадно. Зверь, которого он столько времени поил отравой, выл и сходил с ума, ненавидя, вгрызаясь в хребет и заставляя давиться горестным рёвом.
— Пожалуйста, Рэтар, — прохрипела она, закашлялась, осела на пол и он не смог больше — ринулся внутрь.
Хэла была закутана в плащ, она сжалась на полу, кашляя, на кое-как сколоченный дырявый дощатый пол капала кровь.
— Родная, девочка моя любимая, Хэла, — он сел возле неё на колени, аккуратно подставил под неё руки, поднял и…
В этот момент всё, всё, что было внутри, снаружи замерло в невообразимо щемящей тишине. Нить стянула его руку. Рэтар смотрел на женщину в его руках и не мог узнать свою Хэлу. Волосы были коротко острижены и были белыми, невыносимо седыми, лицо было худым, острые скулы, впавшие глаза, чёрные, жуткие круги под глазами, бледные губы.
Рэтар осторожно откинул полы своего плаща и захотелось умереть. Он не может даже мечтать о прощении, он сам никогда себя не простит.
Тёрк обещал его убить, если вернётся без неё, но он не собирался возвращаться, не найдя её. Если бы нить стала бесцветной, то Рэтар знал, что жизнь его тоже остановит своё течение. Без неё он не смог бы дышать.
А сейчас — Хэла была невыносимо худой. От мягкости её тела не осталось ничего, она была в жутком состоянии, словно голодала много луней, но Рэтар знал, что тело её иссушил заговор.
Связь с Горанами — ей нельзя было быть так далеко от их крови. И она знала, что умрёт. Она сознательно ушла, сознательно приговорила себя. Потому что то, что он подумал, что ей сказал, сделало слишком больно. А он, ничтожная слабовольная тварь, не искал, бросил, тщедушно отдался пороку, в котором призрачно воскрешал её образ, пытаясь утешиться им.
В его руках она была сейчас ребёнком. Он невольно вспомнил умирающую Элару. Слёзы уже не было смысла сдерживать и Рэтар разрыдался. Притянул к себе Хэлу, уткнулся в её шею, уже не было смысла, не было. Вот теперь он её терял. Она уходила, теперь навсегда и виноват был в этом он.
Рэтар убил Хэлу. Убил свою любовь. Её тонкая рука обняла его шею, другая легла на его голову, утешая.
— Прости меня, Хэла, — взвыл он. — Прости меня, любимая, прошу тебя. Не умирай, родная, не надо. Хэла, я так виноват, девочка моя, ведьма моя, я так виноват. Моя нежная, тёплая, мягкая, живая, настоящая, несносная моя, Хэла моя, любимая. Прости…
Сон пришёл сам собой, нещадно вытаскивая сознание. Он просидел на руках с Хэлой больше мирты — прошёл день, сменился теменью, потом ещё один и снова темень. И эта темень его забрала. Он уснул, уснул обнимая Хэлу, которая всё это время не приходила в себя.
А Рэтар прижимал к себе и молился, когда силы держать её покинули его, он аккуратно переложил её на какой-то странного вида трин, старый, истертый. Растянулся рядом, продолжая обнимать.
Он точно знал, что если она перестанет дышать, то он возьмёт её и пойдёт в море, поплывёт так долго, как сможет и позволит воде забрать его жизнь.
Впервые за столько времени, что был без Хэлы рядом, он наконец уснул, как тогда, когда она грела его, когда была рядом и успокаивала. И сейчас, безумец в нём, зверь, пламя внутреннего огня, отдались ей. Сила Хэлы для Рэтара была лишь в том, что вот она, рядом и больше ничего не надо. Всё остальное не имеет никакого значения.
Даже страх, который он испытывал, ища её, сейчас ушёл. Его сменило смирение.
Рэтар нашёл её, нашёл, а он так боялся не успеть. Не успеть увидеть, не успеть обнять, не успеть поцеловать… вот это вселяло леденящий ужас. Мерзко было от самого себя в осознании этого, но прощения он и не заслуживал. Уже наградой богов было то, что он её нашёл живой. Ненавидел себя, надеялся, что ещё не поздно, но обнимая принимал свою судьбу и то, что вот здесь может закончится его путь.
Тяжесть воспоминания пришла к нему сном.
Рэтар стоял в доме мага, пытаясь найти себя в том вихре безумия, что происходили вокруг него.
В то утро он успел несколько раз похоронить Хэлу, успел похоронить Элгора, успел почти проститься с Роаром и Миленой, девочкой, которую они призвали на её собственную погибель. Успел увидеть как Изарию раздирают на части ради выгоды и наживы. Увидел смерть своих братьев и сына, потому что Горанов уничтожат, всех до единого. И это было понятно. Успел осознать, увидеть снова свою собственную смерть.
И во всём этом Хэла, которая их спасала, жестоко и беспощадно. Так же как и все те мысли, что нещадно нападали и кусали, кололи, рвали, резали…
И Хэла хотела умереть! Он чётко понял слова, что она сказала у мага — она хотела убить себя, перед тем как попала сюда, но не успела… Но мысль… Почему? Что с ней случилось? Но многое стало в ней понятно и с пониманием пришла нестерпимая боль.
Но всё равно больше остальных мыслей разъедало осознание, что Хэла пошла на повязь кровью. Рэтар видел во сне именно это — Хэла и Тёрк.
Всё и больше, чтобы их спасти.
Когда Зеур и Роар с Миленой ушли, оставив их одних, стало невыносимо страшно. Она не вернётся к нему. Она не простит себе того, что сделала. Слишком хорошо он её знал.
Рэтар смотрел в любимые глаза и пытался понять, сможет ли он поймать её, сможет ли добраться? Осознание того, что Хэла теперь может просто исчезнуть, было леденяще ужасающим.
— Хэла, — проговорил он. — Иди ко мне, родная.
Она склонила голову на бок — такой привычный жест, который он так любил и который так сводил его с ума.
— Мне жаль, — отозвалась она едва слышно.
В ней была эта невыносимая пропасть, он чувствовал эту трещину, чувствовал. А сейчас она стала вот этим невыносимо непреодолимым расстоянием между ними.
Он не успеет добраться до неё. Рэтар видел это в её взгляде, чувствовал своим чутьём.
— Не надо, Хэла, не надо, — он нахмурился, протянул ей руку и двинулся в сторону лестницы.
— Я чувствую это так же, как и ты, — с сожалением прошептала ведьма. — Отсюда не будет возврата, родной.
— Нет, Хэла, — он запаниковал. Ни в одном сражении с ним такого не было, а тут… — Это всё ничто, родная. Я понимаю. И ты снова спасла мою жизнь. И сотни, тысячи жизней, любимая. Прошу тебя, иди ко мне.
— Тогда почему в тебе столько печали? — спросила она и его скрутило невыносимой болью.
— Всего просто очень много, — попытался он оправдаться. — Ничего из этого… Нет… Я сделаю для тебя всё, я всё прощу тебе, ты моя жизнь, моя кровь, родная. Прошу тебя.
— Мне так жаль, — скорбно проговорила Хэла..
— И Тёрк, — Рэтар решил, что должен это сказать.
— Тёрк? — вздрогнула она, нахмурилась.
Боги, это всё-таки был его старший брат. Но Рэтар верил, что смирится, потому что хотелось её тепла, ему было невыносимо пусто без неё. Он поднялся на верхний ярус.
— Это тоже не важно. Обряд повязи, близость, не важно, Хэла… просто иди ко мне. Дай мне руку.
Она вздрогнула. В глазах у неё появились слёзы, губ коснулась едва уловимая улыбка, лицо стало скорбящим, полным горя.
— Ох, Рэтар… — проговорила она едва слышно. — Я так сильно тебя люблю. До безумия сильно.
Хэла моргнула, слёзы потекли по щекам.
— Прошу, если можно, — и он понял, что она уходит, ринулся наверх, — не убивай моих хараг.
— Хэла, — рыкнул Рэтар, протягивая к ней руку, но не успел.
Ведьма исчезла.
— Нет, — взвыл он, падая на колени.
И проснулся. Тяжело дыша, пошевелился и осознал, что Хэлы рядом нет. Рэтар подскочил в испуге, огляделся. Он спал на полу, но был накрыт своим плащом, тем самым который был на ведьме. Она его укрыла и ушла… внутри всё снова сковал лёд ужаса.
Рэтар вышел наружу и с облегчением увидел Хэлу на берегу. Худая, бледная, она сидела на песке, ноги были в воде, она смотрела на гладь моря, на ней была одна лишь нижняя рубаха цвета ранры.
Рэтар осторожно, будто птицу спугнуть боялся, пошёл к ней.
— Сегодня будет очень тёплое море, — сказала тихо Хэла. — Хочешь ягод?
В подоле рубашки были ягоды янги, пара горстей. Рэтар отрицательно мотнул головой. Уже просто говорить с ней было невероятным счастьем.
— Будет много рыбы, — заметила она, отправляя в рот ещё одну ягоду.
Он присел рядом, на расстоянии вытянутой руки. Всё казалось сном — может Рэтар спит, может снова дурман, может она умерла и он умер…
— А ты можешь снять сети? — внезапно спросила Хэла.
— Сети? — переспросил Рэтар.
— Да, вон там, — ведьма указала рукой на рыбацкие указки сетей недалеко от берега. — Фред видимо поставил сети и помер, а когда вода тёплая, как сегодня, в них путается очень много рыбы. Это привлекает, эээ… равленик? Правильно сказала?
— Да, — он кивнул и улыбнулся. В глазах стояли слёзы, но Хэла смотрела на сети и не видела их.
— В общем, они иногда тоже путаются в сетях. Однажды одна молоденькая совсем равленка запуталась, и не могла выпутаться наверное пару дней, и мне было так её жаль, но помочь я ей не могла, — ведьма перевела на него взгляд, — там глубоко. Я попробовала водой, кое-как получилось и она выбралась. Это было таким облегчением.
— Хорошо, я сделаю. — ответил Рэтар. — А кто такой Фред?
— Арендодатель, — улыбнулась она, а он смутился непонятному слову. Боги, как же ему этого не хватало. — Ну, хозяин дома.
Она слегка рассмеялась и мужчина едва удержал себя, чтобы не обнять её, не сгрести в объятия, не расцеловать. Но было нельзя. Он сейчас не имел никакого права даже дотрагиваться до неё.
— Я когда сюда попала, — пояснила Хэла, — то внутри хижины были кости, точнее скелет. На них одежда мужская, ну и я назвала его Фредом, потому что мне песня вспомнилась.
"Чистил Фред колодец свой, и под мутною водой
В платье девичьем скелет обнаружил Фред…”
Пропела она слабым, тихим голосом, и вот этого тоже безумно не хватало.
Рэтара скрутило так, что наверное встать сейчас он бы не смог, даже если бы было очень надо. И слава богам, что можно не шевелиться, можно оставаться так, чтобы не спугнуть этот момент, в который он чувствовал себя снова живым.
— Очередная твоя безумная песня? — проговорил он, пытаясь держать себя в руках.
— Да, она, — рассмеялась ведьма.
И от её смеха стало совсем не по себе.
— Ты ходишь в одной нижней рубахе, — перевёл он разговор, хотя это было тоже плохо, потому что не имел больше права ей указывать, да и что там — не имел его никогда.
— Ревнуешь? — хихикнула она, прищурясь.
Рэтар снова поборол в себе желание обнять её.
— Просто это опасно, — ответил он и сразу отругал себя за то, что вообще об этом заговорил.
— Не переживай — тут никого не бывает, — ответила Хэла спокойно. — Кроме Элинки, девочки, что ты выдел. Да и она просто так не приходит. Если она мне нужна — я отправляю ей птичек. Она сказала, что они называются маянки. Вон в клетке.
Рэтар обернулся и заметил клетку с маленькими птичками, которые в Налуте использовали, чтобы доставлять сообщения.
— Обычно они такие шумные, трещат без умолку, а тут тебя наверное испугались — притихли, — заметила ведьма и снова перевела взгляд на море.
Они замолчали и это было невыносимо, Рэтар словно ждал, что она его прогонит, или что он проснётся от этого сна и будет снова без своей Хэлы.
— Хочешь поплавать? — спросил, чтобы только не молчать.
— Бесполезно — лодка дырявая, но если ты и лодки можешь чинить, — ответила она. — Впрочем я не удивлюсь.
— Нет, точнее — надо посмотреть, может и могу, — улыбнулся он, а ведьма захихикала. — Но я не про лодку.
— Я не умею плавать, ты забыл?
— Я помню.
Рэтар встал, снял сапоги, рубаху, остался в нижних штанах. Хэла нахмурилась, когда он протянул ей руку. Внутри всё безумно молило её протянуть руку в ответ.
— Я, — нахмурилась она. — Ты уверен?
— Давай, Хэла, — хотел поддеть чем-то вроде “ты что не доверяешь мне”, но вовремя остановился, сглатывая слова. Конечно она ему не доверяет больше.
Рэтар почти отчаялся, но тут она всё же подала ему руку. Даже в этом тепле Налута пальцы были прохладными. Любимая его рука, любимые пальцы, дарившие столько нежности и наслаждения. И он всё это разрушил, потерял.
Без труда он поднял её, руки Хэлы обняли его шею. Внутри билось это жуткое воспоминание о теле сестры, которое он держал в руках, когда относил в комнату матери.
— Только, если буду душить — скажи, — прошептала ведьма.
— Хорошо, — кивнул Рэтар и пошёл в воду.
***
— Почему ты не можешь попробовать плыть? — спросил Рэтар, когда они уже были достаточно далеко от берега и он не чувствовал под ногами песчаное дно.
— Только не отпускай меня, не надо, — проговорила Хэла, которую он сейчас держал в руках перед собой, помогая себе ногами держаться на плаву.
Рэтар мотнул головой:
— Не отпущу. Но, родная, — она вздрогнула едва заметно, когда он не удержался и сказал слово, которое точно знал задевает её, отругал себя. — Хэла, ты же умеешь управлять водой. Я видел, как ты это делаешь. Почему бы просто не приказать воде держать тебя на поверхности? Или как-то так.
Она засмущалась, нахмурилась. Кажется эта мысль не приходила ей в голову, хотя ведь была такой простой.
— Я не знаю, — ответила ведьма, повела плечом и Рэтар захотел взвыть.
— Попробуй, — выдавил он из себя, стараясь говорить спокойно.
— А вдруг…
— Я здесь. Я держу тебя и я не дам тебе утонуть, Хэла. Веришь? — спросил и сам бы ответил, что нет.
— Верю, — отозвалась она, осматривая воду. — Только не отпускай меня. Я попробую.
Рэтар кивнул. А Хэла закрыла глаза и стала невыносимо, потому что так хотелось поцеловать её. Сердце щемило, но уже то, что она верит, что позволила держать её, что её руки обнимают его шею, что он чувствует её дыхание — всё это было чудом.
Хэла отпустила руки и кивнула ему, чтобы отпустил. Конечно он был готов, что всё пойдёт не так.
Было действительно удивительно, что она не умеет плавать, потому что в Сцирце умели плавать все без исключения. Но ему попадались серые, которые этим умением не обладали, поэтому в целом сильно удивительно, это было скорее, потому что Хэла любила воду, вода давала ей сил, ведьма могла подчинить воду себе, а вот плавать не получалось, точнее было страшно.
Но она удержалась. Открыла глаза и полным восторга взглядом уставилась на него.
— Я не тону? — спросила Хэла шёпотом.
— Нет, — ответил Рэтар, улыбаясь.
— Ух-ты, — восторженно воскликнула ведьма, но потом снова вцепилась в него.
— Я же тебе обещал, что научу, — ответил он, снова обнимая. И видя улыбку, сходил с ума.
Обратно он вернулся так же с Хэлой на спине, правда, когда получилось вступить на дно, ведьма пошла сама.
Ей было трудно и Рэтар видел те безумные усилия, которые она предпринимает, чтобы бороться с волнами. Хэла была ещё очень слаба. Он украдкой взглянул на нить на своей руке — она всё ещё была бледной.
Ведьма устало опустилась на песок у кромки воды, боком к морю. Мокрая нижняя рубаха облепила ее тело и стало видно насколько худоба была острой, болезненной. Все линии тела стали такими резкими, полностью утратили свои привычные мягкие очертания.
На этот раз Рэтар решился устроиться рядом с ней — сев лицом к воде, он обнял её за талию и Хэла, к его неизмеримой радости, позволила сделать это и даже устало положила ему голову на плечо.
Нить на её руке была яркой и резала ему глаза. Он был полон сил. Даже дурман не смог сломить его здоровья.
— Хэла, — позвал он.
— Ммм? — едва различимо отозвалась она.
— Расскажи мне, — вот это было страшно, но Рэтар должен был спросить. Он давно должен был сделать это, просто тут он тоже трусил, убеждая себя, что этого ему знать не надо, что у неё есть право это от него скрывать.
— Что рассказать?
— Про свою жизнь, Хэла.
Она дёрнулась, но он прижал сильнее.
— Пожалуйста, родная, — ему нужно было понять. — Я должен знать.
— Зачем? — глухо, словно опустела, спросила ведьма. — Жизнь, как у всех.
— Мне плевать на всех, — возразил Рэтар. — Мне нужна только твоя. Я хочу понять. Прошу тебя. Поделись со мной.
Хэла мотнула головой и он понял, что не скажет, снова закроется. Не получится это из неё вытащить.
— Правда, — вдруг тихо ответила она, ковыряя пальцами песок. — Ничего особенного. Я родилась поздней весной. Просто семья — папа, мама, бабушка и дедушка, папины родители. Папа пожарный, мама в прошлом балерина. Бабушка была продавцом, а дедушка ветеринаром, работал с лошадьми. Родители мамы — дедушка умер, когда мама была маленькой, а бабушка, когда я была ребёнком и я плохо её помню, только то, что она красиво пела. С самого детства я была в разных кружках — рисование, танцы эти проклятые, пение. И лошади. Но это из-за дедушки. У нас даже конь был. И конечно ещё музыка…
Она помолчала. Рэтар так боялся спугнуть, что даже дышать перестал.
— Сначала было фортепьяно, понятно. Как у всех. Но я его не любила. Учитель, мамина подруга, говорила, что это не моё и предложила скрипку. Мама и бабушка согласились, — Хэла недовольно фыркнула. — А я её тоже не любила, она меня бесила страшно. Да меня всё бесило тогда. Хотя с танцами не сравниться ничего — они были разные, но больше всего ненавидела народные… кокошники, юбки, сапоги, причёски эти, от которых чешется голова, а всё равно улыбка должна быть во всё лицо, хотя хочется рыдать.
И ведьма очень горестно вздохнула:
— А скрипка — она… она скрипит. Понимаешь? — она глянула на него, потом снова устремила взгляд в никуда. — Как-то я поняла, что скрипка маму бесит и стала так усердно заниматься, чтобы маму достать. Такой слабый протест семилетки.
Рэтар слабо улыбнулся. Вспомнил, как Хэла рассказывала, что высыпала песок на голову девочки, которая сказала обидные слова про её отца.
— Но потом я к ней прикипела, — заметила женщина. — Она стала моей отдушиной. Я была бойкой, упрямой, вредной, но потом что-то сломалось… дедушка умер, потом конь… Атос. Знаешь какой это был конь? Он всё понимал. Красивый был… не представляешь. А как он танцевал. И он спас мне жизнь. Тогда… — она тронула свой шрам на плече. — Так было плохо, помню сидела в него уткнувшись и рыдала, рыдала. А папа меня всё успокаивал и никак не мог от мёртвого Атоса забрать…
Хэла всхлипнула, Рэтар непроизвольно прижал её к себе, но она мотнула головой.
— А к шестнадцати я всё бросила. Прикрылась травмой. Осталась только скрипка. И я как умолишённая готовилась, хотела поступать в высшее музыкальное. Но появился Олег.
И она произнесла это имя с таким пустым надломом.
— Мама потом сказала мне, что я этим своим Олегом разбила сердце папе. И он умер. На деле… — она говорила спокойно, слёзы от воспоминания про отца текли по щекам, но лицо было смиренным. — Папа болел давно, а Олег его очень уважал. У него не было отца, было трудное детство. Мама его была хорошей, но по молодости гуляла очень. Всё хотела найти мужчину. И все они строили Олега. Кто словами, кто криком, а кто просто бил… В общем злой он был, зубастый. Мы с ним были странной парой. Он на спор со мной познакомился.
Хэла ухмыльнулась. Так привычно, но почему-то так было не по себе от этой её ухмылки. Потому что обычно Рэтар знал, что происходит, он понимал, а сейчас словно это было чем-то совсем иным.
— А я была дура, — закивала Хэла. — У меня не было отношений, потому что времени порой на сон не хватало. Школа, рисование, музыкалка, чтение… я очень любила читать. Олег был жёстким, но я была влюблённой дурочкой, и мне казалось, что это ерунда. Со мной же он нормальный.
И она повела плечом.
— Я забеременела. Родился Максим. Мы жили у Олега. Квартира, как три этих хижины. В одной комнате мы с сыном, в другой мама Олега. А потом я забеременела снова и мама моя меня просто… она столько всего наговорила. Перестала с нами общаться. Она была права — я похерила свои мечты.
И она просто отрезала события, словно давала отчёт, как обычно давали ферану командиры.
— Было плохо. А потом уже в конце беременности я попала в больницу. Все вокруг, ну доктора, лекари в смысле, стали бегать, суетиться… ребёнок умер, — и Рэтар непроизвольно сжал её, она на это повела головой, словно “не переживай” ему сказала. — почему-то… я рожала мёртвого.
И она запнулась на мгновение, а он обнимал и словно в этом мгновении тишины не было ничего.
У Хэлы болело, болело до сих пор, а мог ли Рэтар что-то с этим сделать?
— Время в роддоме было просто кошмаром. От меня как от прокажённой все шугались, а я сначала рыдала, а потом стала их всех ненавидеть. Их и их детей. И это страшно, — и это она прошептала, ощутимо сжалась. — Я разбила окно в палате, хотела осколками убиться.
И на этот раз она провела по предплечью, там были шрамы, несколько. Он тогда, когда спрашивал о её шрамах, эту руку не трогал, про неё не спросил. И стало не по себе. Рэтар смог бы уже тогда узнать, что случилось? Она бы призналась?
— Меня остановили, — проговорила ведьма и это было так смиренно, словно она расстроена этим фактом. — Олег замял всё, забрал меня домой. Но становилось хуже. А он не умел быть терпеливым. У меня начались панические атаки. Это когда задыхаешься и страшно ни с чего. И я стала рыдать постоянно и… Олег меня спровоцировал, сказал что-то очень болезненное. Я схватила нож, порезала его, но на деле он просто позволил мне это сделать. Его мама вызвала ментов и скорую. Меня забрали, отвезли в психушку. Это…
Хэла нахмурилась, словно очнулась и Рэтару казалось, что хочет положить ему голову на плечо, но он застыл, утопая в её горе и понимая, что это ещё не всё.
— Это конец для человека. Такие больницы ставят на тебе крест. Навсегда. Я была там совсем немного, но и того довольно, чтобы стереть в глазах общества человеческий образ, — тихо произнесла она. — Олег, когда забирал меня домой, спросил у врача, что ему со мной делать. А тот может серьёзно, а может в шутку сказал: “ребёнка ей сделай”.
И снова усмешка, а у Рэтара заледенело всё.
— И Олег стал делать, — смиренно сказала Хэла. — А я… я просто терпела. Он обвинял меня в холодности, а у меня… словно я умерла. Но Олег был хорошим, нет, просто не понимал, что делать, как быть. У него по-другому не получалось. Он меня любил.
И как же хотелось её остановить. Она оправдывала этого своего супруга? Оправдывала в насилии над ней? Рэтар уже так хотел, чтобы она ничего не говорила. Он хотел встать и уйти. И забрать Хэлу с собой. От горя и боли, если бы можно было просто забрать.
— И я забеременела. Но я была в таком состоянии плачевном. Постоянно на взводе из-за страха, что этот ребёнок тоже умрёт. И моё тело отказало. Я чуть не умерла. Ребёнок родился раньше срока. Был очень болен. Он выжил, но я была навсегда с ним, — и она повела головой, стёрла слёзы. — Мама со мной помирилась. Бабушка потом умерла. И у нас появилось отдельное жильё. Я старалась, старалась для семьи. Но…
И снова виновато пожала плечами.
— Как-то было лето, Олег собрал вещи и ушёл к другой. Дети были с бабушками за городом. А я впала в ступор. Очнулась бродящей по улицам города. В парке играла группа. Белого я знала по музыкалке. Он меня узнал, попросил с ними спеть. Так я попала в группу, — и Хэла улыбнулась. — Олегу не нравилось, как я пою и его безумно раздражала скрипка. Поэтому, получив возможность играть, я была счастлива. А ещё им нравился мой голос. И они заставили меня петь. Было офигенно.
Потом Хэла задумалась, Рэтару даже показалось, что она не будет продолжать.
— Олег был в ярости, — как само собой разумеющееся сказала ведьма. — Обрывал мне телефон, ругался. Я перестала с ним говорить. И вот как-то вернулась после концерта, хотела лечь спать, а тут пришёл Олег. Пьяный и с бутылкой водки. Сказал — иди пить. И я смотрела на него и была уверена, что он меня пришёл убить. Я бы не вышла с кухни тогда. У него на лице это было, знаешь…
И Хэла вздохнула.
— И я убежала. Сказала, что с собакой надо погулять и сбежала. Прям в ночнушке, тренч сверху, собака на поводке, за угол дома, чтобы из окон не было видно и рванула. Хорошо хоть было тепло более менее, — и она улыбнулась. — Мне позвонил Ллойд. Сказать, что моя джинсовка у него, я после концерта забыла. Понял по голосу, что что-то не так. Предложил помочь. Я попросила денег в долг. Он сказал, что даст и я поехала к нему забрать. Он меня увидел и не отпустил.
Хэла втянула в себя воздух, глянула вдаль, поджала пальцы ног, склонила голову. И Рэтар знал, что это… это было смущение.
— Ллойд жил один, у него была однушка, комната в изоляции, чтобы играть можно было когда хочешь, вместо кровати матрас. Инструменты. Полпачки макарон и один чайный пакетик, — женщина прикусила губу. — Я не собиралась изменять Олегу. Ну, типа он мне, а я ему — нет. Но мне нужно было человеческое тепло, чтобы это пережить, понимаешь?
И Хэла посмотрела на Рэтара, словно ждала осуждения. Потом резко отвернулась и снова повела плечом.
— Я прожила у Ллойда почти десять дней. И это были очень счастливые дни.
Она нервно теребила подол рубашки. Стесняясь своего поступка.
— Потом я вынуждена была встретиться с Олегом, мы ездили к детям. И он меня изводил всю дорогу. Просил, плакал, угрожал. Он с самого начала сказал, что развод мне не даст, не позволит чужому мужику воспитывать своих детей. А я… я понимала его. Со мной тяжело. Да…
И он слышал это, и всё это её смущение от подарков, вся эта на деле необъятная скромность, прощение. Хэла вечно прикрывалась деланной весёлостью, шуткам, а сама внутри была вот такой. На деле всегда такой. Оправдывающей и прощающей.
— И вот на концерте Белый был не в себе, под кайфом. Джокер вырубил его почти на сцене, потому что Тоху несло. И мы играли без него и это было так классно. ты не представляешь, — ведьма улыбнулась. — А после Белый, когда ребята ушли и ждали на улице нас, затащил меня в кладовую и обвинил, что я со всеми в группе трахаюсь. На деле злился, что типа со всеми кроме него. Я ему влепила по роже и ушла через другой вход, чтобы ребят не видеть. У меня случилась истерика. Так паршиво стало. Я утопила свою скрипку и решила, что всё, баста, завязала… да и не могло это длиться долго.
И она снова всхлипнула.
— Меня нашёл Ллойд. Когда была на набережной. И это… я была благодарна, — закивала ведьма. — А потом он спросил правда ли, что я с Белым спала. Этот урод так сказал.
И Рэтар едва удержался, чтобы не взвыть, остаться сидеть так, как сидел, прижимая Хэлу одной рукой, потому что — её уже так предавали, так же как он.
— И больше я Ллойда живым не видела.
И не нужно было дальше говорить, чтобы он понял, что конечно же она вернулась к супругу и продолжила жить, как раньше.
Ведьма усмехнулась, качнула обречённо головой:
— Я вернулась домой. Олег вернулся домой. С радостью заделал нам ещё ребёнка, — и теперь Хэла рассмеялась с болью. — Я как дебил в этой истории. Правда? Такая дура! Я старалась быть хорошей женой. Матерью. Димка, мой второй сын, он был тяжело болен, но такой был очаровательный, трепетный. Расстраивался по пустякам, любил меня очень. Всех нас.
И от воспоминаний о сыне она улыбнулась. Невероятно светлой улыбкой и ему стало стыдно, что он забрал её у него… или… Рэтар почему-то не видел в ней тревоги, а она должна была быть — он же видел какой была Хэла, когда Шера обидела Найту. А тут её собственный сын.
И кольнуло с силой, стало не по себе.
— С Егором, млажшим, всё было хорошо. Он родился крепким, шустрым. Мы его на плавание отдали, — продолжила Хэла. — А Олег изменял. У него были женщины в каждом городе, куда он ездил в командировки.
А Рэтар так завидовал этому её супругу, так завидовал. И вот эта невероятная женщина, перевернувшая его жизнь сидит рядом и смущённо говорит, что у супруга были другие, и видно, что винит себя. Винит…
— А потом погиб Ллойд, — проговорила Хэла и нахмурилась. — На похороны прилетел Джокер. Я встретила его в аэропорту. И мы сидели у Сатаны дома, Лизка приехала. Набухались в кашу, пели, вспоминали. А на следующий день поехали на похороны. Олег был в командировке, а я хотела после похорон снять номер в отеле и просто побыть в тишине. Но Джокер мне не дал.
И снова смущённое теребление подола рубашки.
— Сначала он чуть не пришиб Белого и пришлось его останавливать, словно кроме меня никто не мог, но так и оказалось, — и Хэла слегка улыбнулась. — Потом пьяный потащил нас после поминок гулять по городу. Потом мы попали в кинотеатр, потом в клуб…
И она рассмеялась воспоминаниям вроде открыто, но весь её вид говорил о горечи.
— Мне с Джокером, ещё когда играли в группе, было очень хорошо. А тут… нас в этой потере просто втянуло во что-то странное. Мы с ним трахались и говорили… чудили… много-много. Гуляли, — Хэла фыркнула, прикусила губу, положила голову Рэтару на руку. — И он хотел меня забрать. С детьми. Злился, что я не развожусь, поминал Ллойда всеми словами за то, что по его мнению смалодушничал, тогда когда я ушла. Из-за Белого.
И ведьма горестно вздохнула.
— Но ему нужно было лететь обратно, — проговорила она. — И я проводила его. Вернулась домой. Впервые спросила о разводе. И мне прилетело. Пока я пыталась осознать слышу я или нет, так в ушах звенело, Олег мне сказал, что я не увижу детей, если разведусь с ним. И он мог так сделать. Я это знала и до того, как заговорила про развод.
И Рэтару так хотелось этого её Олега удушить, разделал бы, глазом не моргнул, но держал себя в руках, потому что злость прижала бы Хэлу, сделала бы ей больно. А феран не мог позволить, чтобы такое случилось.
— Я кажется хотела уйти, но не смогла, потому что Дима без меня не смог бы, — и она нахмурилась, снова уставилась в песок, слова невыносимо сейчас сухие худые пальцы стали рисовать что-то на песке. Рэтар видел, что Хэла уходила в себя.
— А потом… за год до того, как мне сюда попасть, Димка упал на площадке, где мы гуляли и ударился виском, — и пальцы ведьмы хватанули песок, сжали в кулак. — Смерть была мгновенной. А я… я смотрела на него и первое о чём подумала — как хорошо, что раньше, чем я.
И леденящий шёпот его маленькой хрупкой Хэлы, девочки, которая так сильно страдала, потому что Рэтар понимал — она и трети своей боли не рассказала.
— Я кажется потом попала в какое-то Зазеркалье, — заметила ведьма. — Странно, что не в психушку снова. Мне было невыносимо плохо. Всё происходило, как без моего участия — за это время Олег развёлся со мной. Максим уже был большой, жил своей жизнью, помогал мне, но… — и она снова пожала плечами. — А Егора оставили с отцом. Я не могла видеться с сыном без надзора Олега, а он никогда не мог, был занят. У него сразу же появилась новая жена. Правда Егор мог жить у моей мамы и она его очень любила. И пока Егор был у неё, я тайно говорила с ним по телефону. И тайно приходила на соревнования по плаванию. А потом Олег узнал. И… накануне, как я сюда попала, я получила письмо из суда и результаты анализов — у меня нашли неизлечимую болезнь. Я больше не могла.
И Рэтар видел, что это конец. Вот почему она была так скорбно спокойна.
— Я усыпила свою собаку, — тихо проговорила Хэла то, что Рэтар уже слышал там, у мага. — Ту самую мою детку, которая меня спасла от той фатальной пьянки с Олегом на кухне. Собака уже была очень старенькой, ходить перестала. И я приняла решение — усыпила её, а потом решила усыпить себя…
Говорить было физически больно. Рэтар не просто обнимал Хэлу, из глаз которой текли неконтролируемые слёзы, он держался за неё. Держался, словно это ему пришлось пройти через весь этот кошмар, а потом…
— Но я не успела. Я выпила. Потом закрыла глаза, у меня схватило всё внутри… и…
Рэтар выдернул Хэлу, выдернул из смерти и он знал, что не жалел об этом, хотя вот это время без неё, время, когда он знал, что она попала в этот мир, умерев, он никак не мог понять почему она попыталась.
И теперь понимал. И понимание это не приносило ему облегчения, оно приносило только панику и безумие. Бессилие, которое он испытывал перед её невообразимо печальными глазами, теперь стало невыносимо удушливым, неподъемным грузом, что выдавливал из него жизнь.
Она столько горя прожила, а он вытащил и добавил… а она просила прощения.
— Хэла, но это… родная, ты… посмотри на меня, — он встретился с её заплаканными глазами. — Отпусти это, Хэла. Зачем ты тащишь это?
— Я пожелала смерти своему сыну… Такое нельзя забыть… выкинуть, — зашептала она, сглатывая слёзы, — и я больна, головой. Оно никуда не делось. Я опасна…
— Ты не желала ему смерти, ты любила его, ты была с ним, — убеждал её Рэтар, потому что так хотелось успокоить, но слов найти не мог. — Уставала, но не оставляла. Когда он погиб, ты подумала о том, что его смерть была облегчением. Это не… ты… Хэла. Ты… Горе не болезнь, родная.
— Ты не понимаешь! — упрямо сопротивлялась она.
— Хэла… я очень хорошо понимаю, — он втянул в себя воздух, прижался губами к её лбу. — Я убил своего брата, Хэла.