— Ты нужна нам, — повторили они снова, и мои ноги оплели вылезшие из-под земли корни. Я схватилась за меч и внезапно почувствовала в ладони вместо привычной гладкой рукояти шершавую древесную кору. В отчаянии я закричала, дрожащая ладонь отпустила клинок, и он, падая на ногу, больно царапнул по бедру. По кожаным сапогам неторопливо заструилась кровь. Вокруг меня не стихало мерзкое хихиканье. В отчаянии я попыталась дотянуться до висевшего на поясе кинжала, но тонкие и гибкие ветви, возникших сзади меня деревьев, туго оплели запястья и с силой потянули их вверх. Мое сознание боялось показать врагу свою боль и не сдержать крика ужаса, поэтому я до крови прикусила губу. Черные, пропитанные запекшейся и потому багрово-бурой жидкостью деревья недовольно загудели.
— А она упряма и сильна, — произнес трескучий, как мороз Голос, и ужасный смех прекратился, — она могла бы стать одной из нас. Древние нуждаются в крепких "ходящих далеко", — перед глазами поплыли круги, голова закружилась, и сознание нарисовало ужасную картину: я, такая же, как и прыгающие передо мной уродцы, я раздираю на части забредших сюда путников… — Но из нее вышла бы и хорошая "дающая пищу", — возразил голос сам себе, — она сильна, вынослива, её хватило бы на несколько зим, — моё сознание все еще находилось во власти леса, и я увидела себя со скрученными, поднятыми вверх руками, плотно прижимающуюся спиной к влажной коре дерева, ноги мои по щиколотки врытые в землю пронзало ощущением неимоверного холода. Но трясло меня не от него, а от пронзающей тело боли. Моя грудная клетка была вскрыта кривыми ударами меча. Из вспоротого живота вниз свешивались истерзанные внутренности, и со всех сторон от чёрных древесных исполинов ко мне тянулись страшные, покрытые огромными шипами-зубами ветви. Они жадно вгрызались в мою и без того окровавленную, изодранную печень. А вокруг стояли десятки, если не сотни таким же образом спутанных и истерзанных муками людей. Среди них я внезапно увидела почти полностью спеленатого Терма и уже на половину вросшего в землю Мейхеля, тут же рядом один из "ходящих далеко" моим мечом шинковал остатки растерзанного тела мага. Другой, такой же урод, странным образом похожий на Нелофа сгребал окровавленными руками ошметки мяса и бросал их под наши ноги. Я с ужасом почувствовала, как из моих пальцев стали вытягиваться тонкие узловатые корни, они легко прорезали почву и с жадностью впились в человеческое мясо. То, что совсем недавно было Ильдарасом, заструилось по моему телу…
Я закричала и, наконец, проснулась. Ночь по-прежнему оставалась в своих правах, и яркие звёзды освещали небосвод. До утра было ещё далеко, но я откинула одеяло и, поднявшись на ноги, побрела к ярко полыхающему костру. У огня сидел взъерошенный Мардлоф, руки его мелко подрагивали. Что случилось, можно было и не спрашивать… Этой ночью нам всем снились одни и те же страшилки…
Сегодня солнце выползало над горизонтом особенно медленно. Я чувствовала себя разбитой и опустошённой, печень кололо острой болью, искусанная губа кровоточила, а запястья ныли так, будто я действительно всю ночь провела в подвешенном состоянии. Мои спутники выглядели не лучше. Снов хватило на всех, и даже маг не избежал подобной участи — он был бледен и его буквально шатало от пережитого ночью.
— Что это было, Ильдарас? — Тёрм пытался унять терзавшую его боль усиленными упражнениями с мечом, Мейхель молча ковырялся палкой в оставшемся от костра пепелище, скорее стремясь занять никак не желающее успокоиться сознание.
— Я не рассчитывал, что сегодня магия Мёртвого леса окажется столь сильна. Возможно, подойди мы ближе, многое из приснившегося превратилось бы в явь. Нам ещё повезло, что магия Древних действует только ночью. Днем её чары бессильны. И потому, друзья, нам надо спешить. Лес велик, к закату мы уже должны быть далеко за пределами долины. В противном случае нам едва ли удастся пережить следующую ночь.
— Ильдарас, — прежде, чем двинуться в путь, я все же должна была прояснить себе один немаловажный момент, — почему ты отобрал огниво, не объяснив причины?
— Я думал, что об этом знают все, — несколько растерянно пояснил маг, — это ведь известно каждому мальчишке.
— Но я, если ты, конечно, заметил, не ношу мальчишеских шаровар, и у меня не вырастут усы, как бы я этого не хотела.
— Ну, это-то мы как раз запросто можем устроить, — маг легонько щелкнул пальцами показывая свою готовность сотворить простенькое заклинание.
— Не дури, — остановил его Тёрм.
— Я пошутил, — Ильдарас улыбнулся, но в его взгляде я прочла разочарование. Возможно этим заклинанием он хотел проверить мою восприимчивость к магии… Хе-хе, не вышло. — Что же касается огнива, то всё очень просто. Этот лес славиться своей сухостью. Земля потрескалась сотни лет назад и она совершенно безжизненна. Там никогда не идёт дождь, не падает снег, тучи и ветер обходят его стороной. В Лесу вы не найдёте ни зелёной травинки, ни свежего листочка. В определённом смысле этот лес давно мёртв. Там так сухо, что стоит упасть лишь одной искорке, как от этих исполинов останется только пепел. Они бы уже давно сгорели, если бы не древнее заклинание, заключившее весь Картенминский лес в огромное защитное кольцо. Всякий, кто посмеет пересечь границу, проходящую по опушке леса, неся с собой огнеопасный предмет, сам сгорит в холодном призрачном пламени. Да и спутникам его уготована та же участь. Именно поэтому я и собрал ваши огнива, а вчера вечером выбросил и последнее — своё собственное. А почему ты спросила? — в глазах мага мелькнуло подозрение.
— Любопытно, — я пожала плечами. Ильдарас смерил меня взглядом с головы до ног, фыркнул и отвернулся.
Он не поверил…
— Терм, — я окликнула парня, когда он уже собрался запрыгнуть в седло.
— Что? — Камерлинец медленно повернулся в мою сторону. Во взгляде — ни тени любезности.
— Я могу попросить тебя об одной услуге?
— Говори прямо, чего ты хочешь?
Хм, неужели я так ему противна?
— Если со мной вдруг что-нибудь случится, — я добавила в голос грусти, можно было бы, конечно, пустить слезу, но после всех наших приключений он вряд ли поверил в её искренность, — прошу, передай моей матери письмо…
— Она ещё и писать умеет, — проезжавший мимо Мейхель не мог ни поприветствовать меня шпилькой.
— Мне… — я не успела ответить, как он меня перебил:
— Знаю, знаю твой папенька-ремесленник… — «Кузнец» — поправила я, но Мейхель, продолжая говорить, замечание проигнорировал, — …ещё в детстве наловчился вырезать гусиные перья так, что буквы буквально сами стали из-под них сыпаться, — он захохотал и поехал дальше.
— Давай своё письмо, — Тёрм протянул руку, — только как я смогу найти твою матушку?
— Отправь в Мирск с припиской: для вдовы кузнеца Играна. Там её всякий знает.
— Какое-то оно тяжелое, словно внутри железо вложено…
— Серебряная цепочка, батюшкой дарёная. Хочу, чтобы к матушке памятью возвратилась, — надеюсь, он на серебро не позарится? Не говорить же ему, что внутри и впрямь железное кресало лежит. Я тут подумала, раз уж всё равно и мне, и спутникам моим в случае чего от моей глупости смерть грозит, так уж лучше кремень и кресало подальше друг от друга держать. Терм в голове каравана, я к хвосту ближе, глядишь и проскочим.
— Не переживай, доставлю я твоё письмо, — говорит-то как, будто уже меня похоронил. Но ничего, я ещё их всех пережить сумею… Нам бы только из этого чёртова леса выбраться, а там… А что там? Вышегорск, убийство, плаха. Камень брошен, круги на воде расходятся, и уже никому не успокоить разволновавшиеся воды…
Чем ближе мы подъезжали к чёрной полосе застывшего в безмолвии леса, тем сильнее билось моё сердце. Я совсем не чувствовала магии, хотя точно знала, что она должна быть. Защитное кольцо — это ни сказки безумцев и ни слова выжившего из ума мага, высушенный до черноты Мертвый лес зримое тому подтверждение. Даже здесь, на расстоянии нескольких сотен метров от ближайшего дерева, земля под копытами коней превратилась в серую бесплодную пыль, изъеденную разбегающимися во все стороны трещинами. Ни единой зелёной травинки, только черные, словно обожженные огнём камни.
До Леса оставалось около сотни метров, когда все словно по команде одели защитные шлемы и обнажили оружие. Магии я так и не ощутила, но сердце сжало железным обручем. Хотелось сцепить зубы и пришпорить коня, лишь бы всё это побыстрее закончилось. Как назло чёрная стена деревьев никак не желала приближаться. Мы ехали медленно, очень медленно, словно ведший караван Терм (маг на этот раз выбрал себе место посередине, между двумя братьями) хотел отсрочить неизбежное. Наконец, ветви над нами сомкнулись, погрузив в нереальный мир полутеней. Скорее всего, я была единственной, кто въехав в лес почувствовал облегчение. Защитное кольцо было пройдено.
Обруки появились так внезапно, словно вышли из обугленных стволов окружающих тропинку деревьев. Впрочем, тропинки здесь не было, угадывалось лишь общее направление, по которому и шел караван.
— Пища, — прошелестел идущий из ниоткуда Голос.
— Пища, пища, пища — вторил ему весь окружающий лес. Многоголосое эхо, на тысячи ладов повторяло, смаковало, облизывало это короткое, шипящее, как масло на сковороде слово. Сотни ветвей и рук потянулись к нам, норовя сорвать, стащить нас с дико ржавших коней. Наши мечи неистово мелькали в воздухе, срубая призрачные руки и гибкие петли ветвей.
Посягательство на нас прекратилось, так же неожиданно, как и началось. Но минутой спустя эти страшные уродливые человечки заступили дорогу вновь. Впрочем, на этот раз они не нападали, а лишь стояли на нашем пути. Мы, не останавливаясь, продвигались вперёд. Уродцы визжали и стонали под копытами коней, но быстро поднимались, чтобы вновь и вновь оказываться на нашем пути. А голос продолжал звенеть…
— Не сопротивляйтесь, — Голос не угрожал, он окутывал сознание и успокаивал, — это бессмысленно. Вы все будете жить, долго…
— …и счастливо, — ехавший в середине каравана маг расхохотался, его оба меча засверкали с неимоверной быстротой. Всё же какая-то часть его магии сохраняла свою силу.
— Мы убьем только мага и девушку.
Ого, как изменились их намерения, ночью они, кажется, предлагали мне дружбу…
— Чтоб вы все сгорели синим пламенем, — лучшего проклятья я не смогла бы придумать, даже просидев в раздумьях целые сутки.
Лес вздрогнул и на мгновение ветки отступили, а человечки отпрыгнули от нас в сторону.
— Вперёд, — выкрик Терма донесся до меня даже сквозь скрежет сгибающихся ветвей. Я слегка пришпорила Верного, и конь устремился вслед за всё убыстряющим свой бег караваном.
Но продолжалась наша скачка не слишком долго, не сразу, но Лес сообразил, что его надули. Хищные ветви и обруки вновь перегородили нам дорогу.
— Нелоф, у тебя остался всего один брат, — Голос шелестел, проникая в наше сознание, не заглушаемый ни треском ломающихся ветвей, ни нашими криками, ни топотом и ржаньем коней, — посмотри, Нелоф, Ильлия уже умер, его не вернёшь, а они… они все живы…
— Нелоф, не слушай его, не слушай, — кричал Ильдарас, разворачивая коня в попытке добраться до опустившего оружие Браузера.
— …они даже не пожелали задержаться, чтобы освободить его душу, они обрекли его на вечные страдания… Нелоф, будь с нами, будь одним из нас, — вытянувшиеся ветви захлестнулись на шее безвольно застывшего Браузера и, сдернув его с коня, потащили в сторону деревьев.
— Нет, — вскричал отчаянно бьющийся Мардлоф, он, как и Ильдарас безуспешно пытался пробиться к брату. Его конь застрял в переплетениях ветвей, и тогда Мардлоф спрыгнул на землю и, лавируя меж ветвей, побежал в сторону доносившихся до нас криков.
— Стой, Мардлоф! Стой! — приказал маг, но его не слушали. Крики Нелофа становились всё отчаянней, похоже, он очнулся от охватившего оцепенения и понял, что с ним случилось.
— Нет, я не могу остановиться, — ответ Марлофа донесся уже из глубины леса, — что я скажу матушке, если и второй мой брат не вернётся домой?
— Остановись, Мардлоф, если убьют и тебя, то кто продолжит ваш род? — Ильдарас тяжело дышал, но его слова звучали отчётливо и громко.