— Что?!
— Мы знали, Авель…
— Но я… но никто, кроме…
— Среди Ваших высокопоставленных чиновников — предатель…
— Но это невозможно… — неужели генерал Ламс нас предал? Как такое возможно? Но теперь думать об этом поздно, хотя и горько осознавать. Как говорит королева, враг лучше друга, потому что он никогда не сможет вас предать. Я была готова расплакаться, но нет у меня ещё достаточно сил, чтобы не делать этого, — Тёрм, позаботься о Верном…
— Хорошо… Прощай, Авель, — он всё же провёл рукой по моим волосам…
— Меня завтра снова поведут к палачу… — я не пыталась вызвать сочувствие, а всего лишь констатировала факт.
— Завтра может и не быть, — Терм отступил к столу, и его сразу словно бы не стало. На его месте стоял грозный полковник тайной полиции. — Стража, — на громкий окрик выглянул всё тот же палач, — увести заключённую.
— Есть, увести, — кат и его помощник быстро вошли в помещение, — непорядок, — глянув на мои освобождённые от пут ноги, пробормотал помощник, но громко выразить своё неудовольствие не осмелился.
Мгновением спустя эта добрая парочка ловко подхватила меня под руки и потащила в тюремную камеру.
Всю дорогу, не переставая, палач бил меня кожаной плетью, бил не по службе, бил просто так, от себя, для души. Местный палач любил свою работу…
Меня бросили в камеру и принесли ужин — кусок чёрствого хлеба и кружку холодной воды. Воду я выпила, а хлеб выпал из моих рук, когда я прислонившись к сырой стене закружилась в водовороте беспамятства.
…я убила невинного человека?..
— Невинных не бывает, — ровный монотонный голос не принадлежит никому, он рождается в моей голове, звенит похоронным колоколом, — едва родившийся на свет младенец уже в чём-либо виновен.
— Наверное, — мысленно соглашаюсь я, чувствуя, как постепенно угасает сознание. Меня закружило в омуте времен, стремительно унося в глубины небытия. И сразу становится так тихо, спокойно, но нет…
— …ты должна мне услугу, — уже другой, смутно знакомый голос доносится сквозь пелену забытья.
— Ты должна мне услугу, — мягкая, но упруго-настойчивая магия проникает в сознание, будоража мои мысли.
— Я помню, — произнести эти два слова оказывается тяжелее, чем одолеть вершину Кирхи.
— Выполни договор, час настал, — требует голос.
— Не могу, — я мысленно развожу руками.
— Печать договора поможет тебе.
— Магия надо мной не властна, — я позволяю себе усмехнуться.
— Девочка, ты слишком мало знаешь о магии, она непознаваема и разнообразна. Магия, несущая зло, не имеет над тобой силы, но магия добра всесильна. Она поможет тебе спастись.
У меня нет сил чтобы сопротивляться настойчивости этого голоса.
— Хорошо… Я постараюсь выжить… — каждое слово даётся с трудом, — выжить, чтобы потом выполнить наш договор.
— Ты не поняла задание — ты должна жить. Спасись — выполни договор и живи.
"Живи, живи, живи…", — эхом разносится в моём мозгу. Затем это же слово звучит призывным набатом, пелена, окружающая моё сознание рассеивается, я сжимаю зубы и пытаюсь вынырнуть на поверхность — к грани отделяющей жизнь от смерти…
Я вернулась в реальность с криком неимоверной боли. Всё тело скрутило судорогой, а изо рта хлынула кровь…
— …хорошие сапоги, — открывший дверь охранник бесцеремонно стащил с меня обувку, — тебе они уже всё равно ни к чему, — словно оправдываясь за свой поступок, проговорил он, — пошли.
Добрый пинок в ребра, должный повлиять на мою расторопность, только прибавил мне злости.
"Я еще отомщу".
Ещё один удар. Я закашлялась и поднялась на ноги.
— Топай, топай, — «дружеский» толчок в спину. Под босыми ступнями ледяной пол. Каждый шаг даётся с трудом, меня качает, но я упрямо иду вперёд. А что собственно остаётся делать? "Похоже, сегодня меня ведут куда-то ещё, — сознание машинально анализирует происходящее. Поворот к камере пыток остался позади. — Казнь? Неужели так быстро? Лучше было бы умереть ночью…" Кажется, выход во двор здесь, во дворе плаха, но меня ведут дальше…
Казнь отменяется…
Когда меня втолкнули в кабинет, он стоял у окна.
Связанные за спиной руки уже потеряли всякую чувствительность.
В тишине было слышно, как в ожидании приказа сопит охранник.
— Развяжи.
Мой сопровождающий повиновался.
— Можешь идти, — этот голос не может принадлежать человеку. Голос мраморной статуи — ровный, без тени эмоций. Охранник вышел.
Холодно. "Я не чувствую боли, я не чувствую боли". Только холод и лед, обжигающий босые пятки.
— Почему ты не умерла? — в его голосе прорвалась… боль? Что это? Отзвук сострадания?
Ненависть… Куда делась моя ненависть к камерлинцам? Мой палач, я должна была бы ненавидеть его, но… не могу.
— Почему ты не умерла?
— Ты бы хотел этого? — я попыталась улыбнуться разбитыми губами.
Со стороны улыбка, наверное, показалась жуткой. Его передёрнуло.
— Да, я так хотел.
— Ты приказал подсыпать яд в чашу с водой?
— Нет, это был чай, я сам положил туда листья кусары1, - он отвернулся. Значит кусара… вот почему я не почувствовала вкуса…