— Что? Так это был ты? Но ведь, говорят, ты сражался как лев и схватили тебя с мечом в руках?!
— Так и было. Я хотел спасти тебя, но не желал, чтобы грабили мой город.
— Тёрм, — мне снова хотелось плакать, — из-за меня пролито столько невинной крови…
— Авель, разве ты не поняла? Это сражение всё равно бы состоялось. И крови было бы пролито во много крат больше. Всё произошло по меркам войны почти бескровно, потому что ни одна армия ещё не была готова к войне. Решение Ламса оказалось слишком неожиданным и непредсказуемым и потому обречённым на успех.
— Неожиданным? — я могла бы позволить себе усмехнуться. Кто-то слишком хорошо предвидел эту неожиданность, чтобы подтолкнуть генерала к непредсказуемости, но Эльге Ламс был хорошим человеком, он вполне мог бы совершить этот шаг и самостоятельно. Я провела рукой по мокрым щекам и пристально всмотрелась в лицо камерлинца. Что-то в его облике заставило меня насторожиться…
— Да, Авель, всё было предрешено. Даже не открой я ворота, ваши войска всё равно бы захватили город. В столице в тот момент было слишком мало защитников. А так пока мы удерживали центр города, ваши войска почти беспрепятственно ворвались в тюрьму и вывели тебя на свободу. Теперь мне оставалось лишь распустить слух о наступающей к городу армии Камерлина и посеять в ваших рядах панику.
— И тебе это удалось? — я чувствовала, что каждое новое слово даётся мне с большим и большим трудом.
— Да, — с гордостью подтвердил он, — Два эскадрона городской гвардии, заранее выведенные за стены были приняты за конницу наступающей армии.
Два эскадрона? Ха-ха, но не смешно… По-прежнему хочется плакать.
— А как же тогда ты, всё просчитавший, оказался в нашем плену? — кажется, я уже начала догадываться, что происходит с лицом Тёрма. Если это так, надо срочно что-то делать, а хозяина дома по-прежнему не видно.
— Трагическое стечение обстоятельств, — пояснять, какое именно он не стал, точнее уже не смог. Силы стремительно покидали его измождённое тело.
— "Воитель Смерти"? — прошептала я, и он согласно кивнул. Вот почему он вдруг так легко расправился с опытными стражами, вот откуда у него взялись силы тащить меня на себе по улицам города. Маленькое, величиной с горошину, семечко агравы, выдержанное в потоке магической силы, невидимое ни одному магическому взору и легко скрываемое в складках одежды. Магическая отрава "Воитель Смерти", иногда называемая "Величественный шаг в пропасть", очень ценим шпионами и наёмными убийцами всех мастей, в случае неудачи у них всегда есть выбор — закончить жизнь на плахе или умереть героем. Будучи проглоченным, оно на некоторое время делает вас нечувствительным к боли и невероятно сильным, а ко всему прочему ещё и практически неуязвимым в бою. Но за всё нужно платить, а расплачиваться приходиться своей жизнью, если не принять противоядие… Принять противоядие. Ха-ха, представляю себе шпиона увешанного многочисленными бутылями с целебной жидкостью. Дело в том, что противоядие только одно — проглотившему "Воителя смерти" необходимо погрузиться всем телом в перебродивший сок янтарного актерикса, очень ценного омолаживающего напитка, одна бутыль которого стоит целое состояние. Мне доводилось слышать об употребивших "Воителя смерти" и творивших невероятные подвиги, но ни разу до моего уха не доносилось даже намёка на выживших после этого. Тёрм был обречён. С каждой минутой он старел на годы. Лицо осунулось и покрылось трещинами морщин, волосы стали белее январского снега. Немощное тело больше не могло удержать веса тяжелых доспехов, и он рухнул на пол. Я осталась сидеть. Чем-либо помочь или хотя бы утёшить Тёрма я не могла, а видеть, как он превращается в бездыханную мумию, было выше моих сил. Неужели всё было напрасно? Неужели я затеяла весь этот поход в тюрьму только для того, чтобы увидеть смерть самого лю…
— Что вы ещё здесь делаете? — вбежавший в наш тёмный закуток пухленький карлик выглядел одновременно и встревоженным, и рассеянным. Он схватил Тёрма за руку и попытался потащить вперёд, и тут же повернул ко мне разгневанное лицо, — чего сидишь? Мне одному его не дотащить, помогай, живо.
Я вскочила со скамьи так резко, что почувствовала, как она пошатнулась или это меня повело в сторону?
— Живее, — визгливый, противный голос… Карлик и есть названный брат Тёрма? — Живее!
Я наклонилась и попробовала оторвать полковника от пола. К несчастью, он сам и надетые на тело боевые доспехи были слишком тяжелы для моих ослабевших мышц. Я опустилась на колени и начала расстегивать стягивающие доспехи ремни.
— Нет времени. У нас его почти не осталось, — строгий окрик заставил меня отпустить очередную лямку. — Он умирает, — уже тише повторил карлик.
Да я и сама видела это. Этот дурак, вместо того, чтобы болтать тут со мной, мог бы дойти до купальной комнаты. Я, стиснув зубы, поднялась на ноги.
— Быстрее, — вновь крикнул карлик, и только тут до меня дошло, что не всё еще потеряно, что Тёрма ещё можно спасти. Собственное бессилие, отчаяние, злость и ненависть я постаралась превратить в силу и с трудом, едва переставляя дрожащие от натуги ноги, двинулась вперёд, таща за собой безвольное тело умирающего друга.
— Сюда, — карлик указал рукой на распахнутую настежь дверь.
Сразу же за порогом я увидела уходящие вниз ступени, но даже и не подумала замедлить шага. Мне было не до неудобств причиняемых полковнику, я боялась лишь, что, остановившись, не смогу двигаться дальше, что нам может не хватить какой-нибудь несчастной секунды…
Большая лохань стояла посреди комнаты, налитая в ней жидкость янтарно отсвечивала, наполняя комнату отблеском солнечного света.
— Живее, — в который раз поторопил меня карлик, будто бы это не я пыхтела с ним рядом, изо всех сил упираясь в каменные плиты пола.
Осталось совсем немного.
Но дотащить Тёрма — еще не значило спасти его, теперь камерлинца надо было поместить в лохань с противоядием. Приподнять, оторвать от пола… Я снова кинулась развязывать ремешки.
— Поднимай так, в одежде.
Карлик, подхватив Тёрма под мышки, поднатужился, его лицо и без того красное, стало почти багровым, и тело полковника медленно стало отрываться от пола. Я кинулась на помощь. Кое-как нам удалось приподнять над краем лохани плечи умирающего, а затем буквально опрокинуть-перевернуть Термареля вовнутрь посудины. Янтарная жидкость с плеском полетела в разные стороны. Я никак не могла угомонить бешено колотившееся в груди сердце, а хозяин дома, сев в позе лотоса подле ванны, уже зачерпывал деревянной миской и лил на голову камерлинца маслянистый сок актерикса. Брызги драгоценной жидкости летели во все стороны, но он не обращал на это совершенно никакого внимания, а я стояла и плакала, хотя уже давно думала, что в моей душе не осталось слез.
— Не плачь. Теперь всё будет в порядке, — карлик отложил в сторону уже ставшую ненужной миску, — всё будет в порядке.
Я незаметно вздохнула, смахнув слезы, взглянула на постепенно разглаживающиеся морщины на лице Тёрма, затем перевела взгляд на лицо устало улыбающегося карлика, и мы, не сговариваясь опустились на пол.
— Почему Вы всё делаете сами? — меня потянуло на разговор, наверное, капли янтарной жидкости случайно попавшие на лицо и руки придали немного бодрости. — Такой большой дом… Разве у Вас нет слуг?
— А ты бы хотела, чтобы слуги увидели всё это? — он обвёл взглядом ванную комнату.
Вопрос был чисто риторическим, ответа на него не требовалось.
— Кстати, меня зовут Ластикус Патрицус Ифанов сан, — после минутного молчания представился карлик и, ужасно смущаясь, добавил, — для друзей просто Ластик.
— Авель, просто Авель, — ни добавить, ни прибавить. Гордое — воительница — осталось в прошлом.
— Наслышан, весьма наслышан и польщён знакомством, — Ластик, всё так же сидя, сделал реверанс в мою сторону.
— Увы, сейчас знакомство со мной может быть очень опасно.
— Что поделаешь, мы живём в жестоком мире, — Ластикус Патрицус сокрушённо развел руками.
Мы так и сидели, неспешно переговариваясь, до тех пор, пока со стороны лохани не послышался приглушенный стон и следом за ним звук поднимающегося над водой тела. Мы снова одновременно, как по команде, вскочили на ноги. С Тёрма потоками стекала пропитавшая его насквозь влага. Полковник глядел на нас слегка затуманенным взором, но был вполне живым. Его дыхание было слегка тяжелым, но ровным. Остатки жидкости в лохани казались кроваво-красными.
— Я жив? — он скорее констатировал, чем спрашивал.
— Жив, жив, — бросаясь к нему в объятия, подтвердил хозяин дома. Мне тоже хотелось прижаться к нему, мокрому и такому родному, но я не смела, и лишь когда Тёрм, притянул меня к себе, качнулась к его плечу и… рухнула в обморок…
Очнулась я в просторной, светлой комнате, чувствуя, что буквально всю меня стягивают бинты. Одетая поверх бинтов одежда выглядела абсолютно свежей. Значит, я была раздета, отмыта, перебинтована и одета. И судя по правильно завязанным ленточкам здесь не обошлось без умелой женской руки. Ещё бы! Попробовали бы они прикоснуться ко мне без разрешения! Но чувствовала я себя неважно, даже не надо было прислушиваться к своим ощущениям, чтобы понять это. Голова ужасно болела, а во всем теле чувствовалась противная слабость. И ещё безумно хотелось есть.
— Эй, кто-нибудь, — тихо позвала я, но на мой писклявый оклик никто не отозвался. Я попробовала приподняться, но почти сразу же снова откинулась на подушку. Голова пошла кругом, веки сами собой опустились вниз. Полежав некоторое время с закрытыми глазами, я повторила попытку, но результат оказался тем же.
Мучительно хотелось есть. Чтобы забыть о еде, я стала думать о том, как выбраться из города. Стало ещё хуже: голова заболела сильнее, а кушать не расхотелось. Странно, раньше, в былые времена, когда у меня болела голова я и думать не могла о приёме пищи, а теперь голод был прямо-таки нестерпимым. Что это? Может я умираю? Эта мысль была столь идиотской, что я невольно рассмеялась. Но тут же приняла серьезный вид и попробовала отрешиться от всего. В какой-то мере это удалось. Во всяком случае, когда я осмелилась открыть глаза, комната уже не расплывалась, и голова не шла кругом. Теперь прежде, чем вновь попробовать приподняться, я внимательно огляделась по сторонам. Большое окно, расположенное от меня по правую руку, было задёрнуто тонкими, почти прозрачными занавесями; прямо подле него в огромной деревянной кадке росло цитрусовое дерево, сплошь увешанное крупными желтыми плодами; по левую руку у стены стоял огромный трёхстворчатый шкаф; в дальнем углу расположилось огромное трюмо; прямо около кровати стояла тумбочка, на ней изящный бронзовый колокольчик; а посреди комнаты разместились маленький столик и пара стульев. На одном из стульев сидел Тёрм. Его голова, склонённая набок, опиралась на подставленную ладонь. Он спал. Выглядел Тёрм как прежде, даже, наверное, чуть моложе, только похудел, да и вид его был очень измученным.
Моя рука потянулась к стоявшему на тумбочке колокольчику, но, ещё раз взглянув на спящего Тёрма, передумала. Пусть поспит, я потерплю…
— Авель, ты не спишь? — он словно почувствовал мои мысли.
— Сплю, — я заставила себя улыбнуться.
Термарель, со скрипом отставив стул, вскочил на ноги.
— Авель, я уже начал опасаться, что мои дежурства у твоей постели никогда не закончатся, — он, глядя на меня, ехидно улыбался, и от этой его улыбки мне стало как-то совсем тепло и спокойно.
— У меня такое чувство будто я не ела по крайней мере неделю.