Я нашел Люка в его полутемной конторе, похожей на похоронное бюро. Толстый, с носом, словно якорь утвердившимся между двух полушарий, с короткими ножками гиппопотама и задом, как корма портового буксира, Люк восседал на стуле, поглядывал на меня своими эаплывшими жиром глазами.
- "Жемчужина юга", капитан Грот, рейс на кокосовые острова, жалование сорок лавров, приличная пища, - сказал он без знаков препинания.
Сорок лавров было смехотворное жалование, но перспектива немедленного получения аванса и последующего насыщения доотвала тут же в "Веселой сосиске", заставили меня согласиться.
- Отправление завтра, явиться на судно сегодня... Зеро, давайте контракт, - продолжал Люк. Прыщавый конторщик Зеро с тщательно прилизанным пробором положил на стол бланк контракта.
Я готов был уже поставить свое имя рядом с подписью Люка, как вдруг у меня застучало в висках и с той же отчетливостью, с которой я осознал, что Лиана ждет Дрока и любит его, я усвоил:
"Последний рейс. "Жемчужина" не вернется. Страховая премия, очень выгодно. Все отлично".
Я отбросил прекрасное вечное перо "Удав", подложенное мне Люком, и сказал:
- Я передумал. Мне что-то не нравятся Кокосовые острова. Я имел счастье видеть их острые рифы.
Оставив изумленного Люка в его мрачной дыре, я вышел на улицу.
* * *
Многими неделями позже я узнал, что "Жемчужина юга" села на рифы в районе Кокосовых островов;. уцелели лишь капитан Грот и старший помощник. Люк получил огромную страховую премию, выплаченную ему полностью.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
МОЯ ЗВЕЗДА ВОСХОДИТ ВЫСОКО И ПАДАЕТ ВНИЗ
Я мучительно голодал. Я ночевал черт знает где, хотя в благословенной Батате, где все процветало и карманы спекулянтов и дельцов буквально лопались, переполненные лаврами, существовало множество отелей с чистым бельем и грелками для ног в постели. Я слушал разговоры таких же бездомных, как я, бедняков, честивших на чем свет стоит президента и говоривших, что этот улыбающийся на рекламе подтяжек Герт Гессарт заработал на бататовой и кофейной операциях миллионы потому, что фирмы делились с ним своими доходами от выросших цен.
- Ну, ему придется тряхнуть мошной на предстоящих выборах в президенты, - говорили мои собеседники. - По дешевке он не получит вновь своего президентского кресла.
- Чтобы черт его унес в преисподнюю! - желали Герту Гессарту женщины, стоявшие в длинных очередях за кокосовым молоком и маслом, ибо кокосовые компании не отставали от своих собратьев и попрятали все запасы, чтобы в свою очередь вздуть цены.
Я чувствовал, что деградирую, что готов вцепиться в горло, любому из дельцов в мягкой шляпе и в лохматом костюме, если он попадет в мою орбиту в темном уголке, и вытрясти вместе с его душой и лавры из его карманов.
Но мне неожиданно повезло.
Я встретил своего друга детства Амоса Бизони, моряка, ставшего страховым агентом. Он отвез меня в Цезарвилль, в свою страховую контору, и добился, чтобы мне дали возможность испробовать на новом поприще мои таланты. Страховое общество "Помни о смерти" была фирма солидная, со своими агентами расплачивалась добросовестно, но мне, по правде говоря, не очень-то нравилась новая профессия. Убеждать цветущего человека, что он должен помнить о смерти и позаботиться о своих близких - удовольствие ниже среднего. С помощью врача страховой компании я вскоре постиг все ухищрения любителей поживиться на счет страховой премии, загримировывавших дряхлых стариков под людей средних лет и подсовывавших вместо неизлечимых больных - нанятых для показа агенту статистов. Я жил в чистенькой комнатке на Причальной улице у старушки Макбот, заботившейся обо мне, как о родном сыне.
Вечерами я посиживал в кафе на Якорном проспекте за бокалом устричного коктейля или флипа "Последний вздох черта" и почитывал газеты. "Герольд Бататы", "Правдоподобный Вестник", "Неподкупная местность" восхваляли партию "независимых патриотов", к которой принадлежал и президент Герт Гессарт. Приближались выборы и "независимые патриоты", понося последними словами своих противников - "сторонников демократии", обещали небывалое процветание Бататы под их руководством.
"Бататский демократ", "Распространенная газета" и "Самая распространенная газета" в свою очередь возносили "сторонников демократии", и, печатая портреты бульдогообразного, с квадратной челюстью и плечами боксера Агамемнона Скарпия, именовали своего кандидата в президенты "другом бататцев", "ангелом в человеческом образе" и "достойнейшим гражданином", в свою очередь понося "независимых патриотов..."
Это не мешало всем конкурирующим между собой газетам дружно поносить русских, будто бы жаждующих завоевать весь мир и протягивающих жадные руки к Батате и призывать к отпору, рекомендуя немедленно обединиться с Кокосовой, Банановой и Кофейной республиками, создать мощную авиацию и флот, послать экспедицию в Арктику и Антарктику. (Я удивлялся: какое дело Батате до Арктики и Антарктики, русским - до нашей Бататы, и Батате - до русских? Но газетам, очевидно, было виднее, потому что они неутомимо печатали на видном месте фотографии чудовищных танков и самолетов, которые, по их словам, русские выпускают сотнями тысяч).
Слегка очумев от "Последнего вздоха черта" и гораздо более очумев от газет, которые, мне казалось, сошли с ума, я отправился в Мюзик-холл, где мастодонтоподобная Гия Геи пела тяжеловесные песенки о "малютке-бомбе" и похожая на козу Тиа Томби отплясывала модный танец на глобусе, называвшийся "фокс на пороховой бочке".
Все было бы ничего, но моя карьера страхового агента внезапно потерпела крах. Вот как это произошло.
Однажды мой патрон предложил мне пройти к нашему клиенту Гро, Фришу, пожелавшему застраховать свою падчерицу.
- Это выгодно для компании, - сказал мой патрон, - ибо падчерице Фриша всего восемнадцать лет и она находится аэдветущем состоянии. Постарайтесь немедленно оформить полис.
В тот же день я отправился к Гро Фришу в его особняк, расположенный за городом, на Кактусовой аллее. Это был король ананасовых соков, владелец фирмы "Нектар Гро; Фриша", отравлявший два полушария синтетическим соком, ничего общего не имевший с подлинным ананасом.
Меня впустил лакей, более нарядный, чем я. Великолепие особняка ананасовского короля ослепило. По широкой лестнице меня провели в обширный кабинет, залитый солнечным светом, Гpo Фриш встретил меня приветливо. Это был сухощавый, седой улыбающийся человек, с чисто выбритым розовым лицом. Уж он-то наверное никогда не употреблял продукции своей фирмы!
- Вы абсолютно точны, - сказал он, взглянув на часы. Позовите Лесс, - приказал он лакею.
Мы закурили ароматные сигары "Плюсквамперфектум" и он сообщил мне, что хочет застраховать жизнь Лесс в крупную сумму. Меня немного поразил размер этой суммы и то, что Гро Фриш, опытный коммерсант, не жалеет лавров, которые ему ежегодно вридется выплачивать компании. Ведь если Лесс молода и находится в цветущем здоровья...
- А вот и Лесс, - прервал мои размышления хозяин дома. Я обернулся - и застыл, восхищенный. Девушка необыкновенной красоты, стройная, как юная пальма, и прекрасная, как цветок магнолии, стояла передо мной в легком платье цвета морской воды. Вьющиеся каштановые волосы обрамляли ее смуглое личико с алыми губками и вздернутым носиком.
У меня застучало в висках. Я не мог промолвить ни одного слова и молча поклонился. Девушка приветливо мне ответила. Потом я взглянул на Гро Фриша, попрежнему улыбающегося и обаятельного, сказавшего: "Ну, что ж? Приступим к делу?", и вдруг я почувствовал, что знакомая головная боль посетила меня и я читаю, как в раскрытой передо мной книге, все мысли Гро Фриша.
"Затруднительное положение. Авантюры. Близок к краху. Премия может спасти. Спасти. Спасти положение. Лесс должна умереть, с премией и с ее состоянием я выкарабкаюсь на поверхность...".
Словно в какой-то дымке передо мною растаяла дверца стоявшего в углу шифоньера, она стала прозрачной, и я увидел коробочку с порошками, лежащую на верхней полке.
- Я отказываюсь что-либо сделать для вас.
Кто это сказал? Я? Очевидно, я, потому, что Гро Фриш перестал улыбаться и процедил:
- Я не понимаю вас, господин страховой агент...
- Вы отлично понимаете, о чем я говорю и почему я отказываюсь застраховать жизнь этой девушки. И советую вам...
- Вы, очевидно, сошли с ума, - жестким голосом сказал Гро Фриш. Румянец слетел с его лица. - Убирайтесь немедленно, и я потребую, чтобы вас уволили...
- Дядя Гро! - воскликнула Лесс. - Что вы говорите?
- Не вмешивайся, - оборвал Гро Фриш девушку. - Цербер! Проводите этого человека.
Пошатываясь, я принял от лакея пальто и вышел на улицу. Морской ветерок освежил мое пылавшее лицо.
Когда я дошел до конторы компании, все было кончено. Меня выгнали и сам патрон поехал обясняться к Гро Фришу.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
УХОЖУ В МОРЕ
Мои ничтожные сбережения снова быстро иссякли, и я опять безнадежно и тяжело голодал, живя под самой крышей в порту Трех Фрегатов, в гостинице "Сумбарина". Старушка Макбот, ухаживавшая за мной в Цезарвилле, как за водным сыном, пока у меня водились в кармане фавры, немедленно и довольно грубо предложила мне выехать, лишь только поняла, что не может рассчитывать на аккуратное получение с меня синих кредитных билетов с каймой из лавровых листьев и со змеей, обвивающей цифру.
Я не мог найти себе никакой работы. У меня все чаще стучало в висках (от недоедания, полагал я) и я все чаще ловил себя на том, что, беседуя с человеком, я стараюсь прочесть его мысли - и мне это удается.
Я слонялся по прибрежным кафе, ничего не заказывая и читая оставленные посетителями газеты. Однажды к кафе, из которого меня еще не догадались попросить удалиться, подкатила машина марки "Голубая комета" и из нее вышел Фриш со скуластым человеком, похожим на ньюфаундленда. Они уселись за столик; я поглядывал на них, прикрывшись газетой. Свирепое лицо спутника Фриша мне показалось знакомым, но я никак не мог вспомнить, где и когда я его встречал. И вдруг я вспомнил: это был Крабби Гадд - главарь бататских фашистов. Я до войны однажды видел, как фашисты маршировали в своих рубашках цвета сирени по улицам Цезарвилля. Вид у них был достаточно воинственный и свирепый. Во время Великой Войны Крабби Гадд куда-то исчез. Говорили, что его посадили, а теперь, как видно, он вновь выплыл наружу. И хотя на нем не было этот раз сиреневой рубашки, я сразу вспомнил его.
- Интересно, - подумал я, - как он может функционировать после поражения Гитлера? Кто пойдет за ним? И не остановит ли его на первых же шагах государственная полиция Бататы?