— Имей в виду. Твоя история куда интереснее, чем я думал сперва. Помнишь, я сказал, что отправлю тебя обратно в клетку за непослушание?
Я немного напряглась и осторожно кивнула.
Верон ухмыльнулся хищно, встал и в два шага оказался передо мной. Он вдруг схватил меня за волосы, так, чтобы я не могла двигать головой, и, прислонившись почти вплотную, прошептал прямо на ухо:
— Теперь все изменилось, — его горячее дыхание обжигало нежную кожу, а его слова леденили душу, — если ты ослушаешься и скажешь кому-нибудь — тебя препарируют. Возможно… Прямо на этом столе, — он показательно постучал по нему, и раздался гулкий неприятный звук. Верон отпрянул от моего уха, но остался стоять неприлично близко. Уложил ладонь мне на щеку. Я злобно сощурилась, однако… Не решилась дать отпор. Он ухмыльнулся довольно, но вместе с тем — заинтриговано, — поверь, детка, никто, кроме меня здесь даже не станет с тобой возиться. Волк из другого мира? Укротители не будут спрашивать, не будут выяснять. Куда легче разобрать тебя на кусочки, и досконально изучить каждый из них, — он выпустил мои волосы из крепкой хватки и погладил меня по голове так, будто я была его собачонкой, — в этом месте… Я твой единственный союзник. Ты поняла меня, детка?
Единственный союзник? Это психопат, который то улыбается, то хватает тебя за волосы? Который нежным голосом рассказывает, как тебя будут препарировать?
Повезло, конечно…
— Говоришь всем, — он внезапно похолодел, стал серьезнее и отошел на шаг назад, — как я тебе приказал. Вставай.
Я никогда не привыкну к такой изменчивости. Кажется, он вполне способен прерваться в середине анекдота, чтобы вонзить собеседнику нож в грудь… А потом с хищной ухмылкой закончить шутку.
Надеюсь, что ошибаюсь… Хотя не стоит поддерживать в себе оптимизм. В такой ситуации, невероятной и совершенно экстремальной, следует оставаться реалистом. Нет сомнений: есть причина, по которой Верон хочет хранить мое происхождение, мою историю втайне от своих же людей. Почему?
Возможно, удастся что-то узнать. Но сперва придется следовать его правилам.
Я осторожно сползла со стола на пол. Ноги заныли, стоило встать на них.
Никогда в своей жизни столько не двигалась, как за последние два дня!
Верон схватил меня за локоть, неожиданно осторожно и даже заботливо, и повел в сторону небольшой квадратной арки.
Когда мы вышли из хирургической палаты, я с удивлением обнаружила, что коридор где мы оказались, очень узкий и короткий. Здесь было всего четыре двери по бокам, и одна, массивная, на нескольких замках, напротив арки.
К ней-то и повел меня Верон. У двери оказалась небольшая сенсорная панель. Приложив к ней руку, провожатый заставил замки открыться, и мы смогли попасть в новое помещение — коридор куда более длинный и широкий.
Здесь всюду бродили люди в форме, с винтовками в руках, как те зрители на арене. Завидев Верона, каждый останавливался и делал странный жест рукой: складывал пальцы в кулак и прижимал его ко лбу. Видимо, так здесь отдавали честь.
И, видимо, Верона уважали. Наверняка и боялись.
Остановившись в центре коридора, провожатый подозвал одного из бойцов. Тот приблизился осторожно и немного неуверенно.
— Видишь эту волчицу? — Верон кивком указал на меня.
Боец робко затряс головой.
— Отведи ее в учебный центр. Я определил ее в стаю номер три.
— Да… Да, господин Верон. Будет сделано.
— И чтобы было сделано в лучшем виде. У меня есть планы на этот экземпляр.
Боец, видно, ужасно пожалел, что оказался ближе всех остальных к Верону. Не могла его судить — этому человеку явно может взбрести в голову, что угодно.
— Не волнуйся, детка, — шепнул Верон на прощание, — мы очень скоро увидимся.
Сказав это, он развернулся резко и уверенным быстрым шагом двинулся вперед по коридору.
Невольно поймала себя на мысли, что издалека он выглядит очень привлекательным мужчиной. А стоит ему заговорить — как все дерьмо сразу лезет наружу.
Боец схватил меня за локоть и не позволил проводить Верона взглядом — грубо повел в противоположную сторону.
Мы миновали широкий коридор, вышли на улицу в крытую аркаду, больше походившую на туннель, сделанный из решетки и колючей проволоки. По похожим проводят людей в тюрьму… По крайней мере, в голливудских фильмах.
За аркадой виднелся длинный зеленый газон, клумбы, аккуратно постриженные невысокие деревья. Все чинно, благородно.
Только вот чутье подсказывало, что эта красота не для таких, как я, сделана.
И интуиция не подвела. Вскоре мы добрались по туннелю до большого, похожего на старый форт, комплекса. Окна — маленькие и вытянутые, как бойницы, двери — широкие, металлические, с несколькими замками. Внутри оказалось не лучше — куча вооруженных охранников, всюду решетки, запертые двери и камеры наблюдения в каждом углу.
Тюрьма. Точно. Первая ассоциация самая верная.
Нас встретила какая-то женщина со светлыми, собранными в пучок волосами, и строгими холодными глазами, спрятанными за линзами толстых очков.
Вглядываясь в небольшой тонкий планшет в руках, она сказала, как и Верон, что я буду отправлена в стаю номер три.
Потом осмотрела меня сверху вниз и дозналась:
— Твое имя?
— Дарина…
Женщина записала его стилусом в планшете и прибавила:
— Твой номер: «0345». Запомни. Так к тебе будут обращаться укротители.
Еще и номера. Отлично…
— Сейчас отправишься на дезинфекцию. Потом тебе выдадут форму, — она махнула рукой, приказывая сопровождающему увести новую заключенную. Но стоило нам сделать лишь пару шагов, остановила, резко выкрикнув, — ах да. Забыла. Из какой ты стаи?
Невольно замерла, задумавшись.
Волки и укротители. Стаи и эта… Тюрьма. Только сейчас начала понимать: мне жутко повезло встретить Рэйна, встретить главную мать его стаи, которая, кажется, знала, кто я, и что вообще происходит.
А потом фортуна резко отвернулась, столкнув меня с той проклятой предательницей. Если бы был способ сбежать отсюда… Хотя… Может, он и есть?
Тогда… Чем меньше знают обо мне тюремщики — тем лучше. И иметь в покровителях, если так, конечно, можно его назвать, Верона — хороший козырь.
Что ж. Пускай считает себя главным, и отгоняет от меня своих коллег. Я буду молчать и улыбаться ему… И придумывать собственный план.
Да… Да! Я не из робкого десятка. Пора уже об этом вспомнить.
— У меня нет стаи, — ответила, тяжело оглядывая собеседницу. Пускай Верон считает меня послушной девочкой, а все остальные — его «деткой». А когда я раскрою свои карты — им будет уже поздно что-либо делать, — я волк-одиночка, — заявила так, как приказал мне Верон.
Женщина сухо кивнула и чирикнула стилусом по планшету.