На душе стало легче, и как-то потеплело в груди. А ведь Рэйн, оказывается, может быть и чутким, и заботливым, да и в постеле он… щеки загорелись румянцем от воспоминания о нашей совместной ночи. Сейчас даже получилось не думать о том, какое сумасшествие последовало после нее, и насладиться сладким и томительным желанием все повторить.
Есть надежда, что он поможет мне начать новую жизнь? Теперь уже очевидно, что к старой я при всем старании не вернусь: слишком много случилось, а и так призрачная вероятность попасть домой становилась все недостижимее.
Подойдя к лагерю, Рэйн стал чуть более нервным. Он резко потускнел, перестал говорить и то и дело покусывал нижнюю губу.
Его волнение передалось и мне. Приятные и глупые мысли заменили беспокойства, я вдруг вспомнила, что Грагша ведь хотела о чем-то поговорить… Да и ко всему прочему я устроила в стае полный кавардак, разрушила пару вожака (ну или, по крайней мере, приложила к этому руку), по-моему, даже ранила кого-то, а вдобавок, когда меня удалось утихомирить и привести в человеческую форму — устроила истерику.
Мда. может, после такого и не следует возвращаться?
А с другой стороны, что мне делать? Верон предал, с рыжей Рикс, которая одна из немногих знала дорогу в храм, пути разошлись… Видимо, только и остается, что опять следовать по течению.
Как же меня это взбесило! Среди волков я была самой неопытной, самой нелюдимой и совершенно не вписывалась в их картину мира, и вроде как не было в этом ничего удивительного: всю свою жизнь я прожила человеком в мегаполисе, — конечно, все в мире оборотней кажется диким и ненормальным, наверняка в их глазах я еще больший фрик.
Но, кажется, я так поверила в свою исключительность, что признать свою слабость и измениться станет еще сложнее. А все этот Верон, чтоб его! Наплел мне, какая я вся особенная и способная, а потом как-то слишком просто эту особенную и способную застрелил. И глазом не моргнул! Да я тоже молодец, развесила, как дура, уши…
Мотнула головой, осознав, что снова думаю об укротителе. И почему большинство моих размышлений приводят к нему? Век бы этого гада не вспоминать! когда впереди показался просвет, знаменующий, что стойбище совсем близко, всего пару шагов и ты там, сердце заколотилось быстрее, а ладони вспотели. Сейчас, стоит выйти из леса, все примутся на меня смотреть. Будут пилить взглядами, цокать языками да качать головами.
Попыталась убедить себя, что это неважно, плевать, что думают какие-то там дикари, но кого я обманываю? Эти, так грубо называемые мной дикарями, люди, скорее всего, теперь единственные, кто согласится принять меня к себе, стать моими друзьями, а, может, и семьей.
"Прикуси язык, Дарина! — приказала себе, — может, раньше одиночество и значило для тебя свободу, то здесь оно смертельный приговор, так что молчи и дай им сказать все, что хотят, хоть последними словами тебя назовут, лишь бы не прогнали".
Какая-то часть меня нашла нечто унизительное в этой мысли… Но эта мысль была правдивой. К черту гордость. Она мне сейчас не подруга.
Стая встретила меня намного лояльнее, чем я себе нафантазировала. Многие даже сделали вид, будто и не заметили наше с Рэйном появление. Сыграли, конечно, плохо, но спасибо им за старание.
Остальные не тупили взгляды и не пытались вести себя, как ни в чем не бывало. Смотрели на меня… Но без осуждения и злости, а больше с интересом, страхом, а иные даже с каким-то восхищением.
Тогда стало ясно, что я многое, очень многое не знаю.
Рэйн вывел меня на центральную площадку, где у уже подготовленного к вечеру костра, на переносном стуле сидела Грагша. Ее веки тяжело наплыли на глаза. Она казалась спящей. Тем не менее, когда мы приблизились, Главная мать прохрипела:
— Что ты ходишь за ней, как щенок за мамкой? — видимо, обращалась она к Рэйну, — боишься, что убежит от тебя, также просто, как ты убегаешь от своих избранниц?
Альфа побагровел и скуксился.
— Ты не имеешь право меня судить, — парень, скорее всего, хотел сказать это грозно, но получилось по-ребячески обиженно, отчего он еще больше смутился, но как бы назло этому чувству расправил плечи и напряг мышцы, напоминая Грагше, стае да и самому себе, что он здесь главный.
— Не имею право и не хочу, пусть твои избранницы тебя судят, — не дав Рэйну возможности ответить, старшая мать сразу переключилась на меня, — переполох ты нам устроила, утаенная, — проскрежетала старуха строго, и я тут же почувствовала себя провинившимся ребенком, которого отчитывает воспитательница в детском саде,
— Но знаешь ли ты сама, что устроила?
— Я… не знаю, что на меня нашло… прошу прощения, — выдавила с трудом. Грагша смерила меня тяжелым взглядом, чем дольше она молчала, тем дурнее мне становилось, вот и голова закружилась, и стало душно, и пальцы затряслись, одна часть меня приказывала держаться, а вторая уверяла, что я все это заслужила.
— Поистине, настоящее лицо волка открывается лишь тогда, когда он почует запах крови, — вдруг произнесла старуха, и многие вокруг закивали многозначительно.
Я исступленно оглянулась, будто надеялась понять, что происходит, и о чем толкует Грагша, по лицам членов стаи.
Если бы все было так просто!..