Я решила дать его идее шанс. Дать ему шанс. Возможно, я недооцениваю альфу, и он совершит невозможное.
И, в каком-то смысле, он действительно это сделал. Волки из его стаи уже на следующее утро разошлись по всей округе, чтобы найти соседние стаи и передать им о намерении молодого альфы подняться против укротителей.
Ответы приходили молниеносно, будто уже не в первый раз все это обсуждалось, обговаривалось и решалось.
И хотя наверняка это было правдой, и волки уже не единожды искали возможность объединиться для противостояния захватчикам, не верилось, что все это происходит взаправду.
Ежедневно приходили вожаки новых стай, чтобы поговорить с Рэйном, узнать, в чем состоит его план, и решить, принимать ли участие или уйти подальше от этих земель, чтобы не ощутить на себе гнев укротителей.
Последних было немало, и их можно понять. Помимо меня у Рэйна не было козырей, помимо открытия дороги в храм не было наград, а помимо захвата тренировочного центра не было шагов.
Своими друзьями, своими близкими мало кто готов был рискнуть, а на таких условиях — тем более, мне частенько становилось совестно во время разговоров альф, на которых приходилось присутствовать. Глубоко в душе я надеялась, что кто-то из чужаков вдруг скажет: "А зачем сражаться? кое-кто из моей стаи знает путь в храм!". О, каким бы хорошим это было исходом!
Ведь не может быть так, что одна только Рикс знает!
Но все складывалось наперекор моим желаниям. Ни один волк не заговаривал о дороге в храм. По лицам многих становилось ясно, что они и вовсе не верят в существование этого места.
А Рэйн безустанно говорил о борьбе ради борьбы, о высших целях и свободе, которая стоит любых жертв. Его глаза горели, от пылких речей звенело в ушах, и хотя что-то юношеское и максималистское прослеживалось в его заявлениях, некоторые альфы, в основном тоже молодые, зажигались его идеями.
У Рэйна появлялось все больше последователей, все больше молодых волков и волчиц соглашались встать под знамена нового войска.
Рэйн был не в себя от радости. А мне с каждым его успешным шагом становилось страшнее, ведь каждое новое согласие альфы из другой стаи приближало день штурма.
Я представляла, сколькие могут погибнуть, сколькие могут быть ранены и изувечены до конца жизни… И все эти жертвы из-за меня? Из-за моего предположения, что в храме мне помогут что-то понять? Мало того, что никто не знал наверняка, существует ли еще храм, так и сама я не представляла, что именно должна о себе понять. Ко всему прочему вся эта мысль о посещении сакрального места зародилась у меня во сне. Во сне!
Нет, это безумие. Безумие!
Нужно было донести свои мысли до Рэйна, отговорить его или хотя бы урезонить… Застать его теперь было непросто. Роль полководца и лидера волков-мятежников так полюбилась молодому альфе, что он стал ужасно занятым и разговаривал со всеми чуть ли не по записи.
Я пришла к нему как-то ранним утром, когда свет еще едва-едва рябил на горизонте, с расчетом, что вряд ли кто-то будет с ним в столь ранний час. Может, я даже разбужу его и буду первым посетителем. Но нет. Стоило подойти к вигваму вожака, я наткнулась на молодого волка, охранявшего вход. Он осмотрел меня немного взволнованно и нервно покрутил плечами.
Кажется, он был среди тех, кого я случайно обратила в волка… Видимо, паренек теперь меня боится и, тем не менее, к Рэйну не пустил, заявив, что вожак занят важным разговором. Он попытался произнести это уверено, низким мужественным басом, но получился высокий детский писк, прерывающийся на нервный хрип.
Аж сердце защемило при виде его тонких дрожащих губ и выпученных глазок, и я решила его пожалеть, качнула плечами, будто говоря: «Не очень-то и надо», — и, развернувшись, двинулась прочь.
Можно было бы снова лечь спать, но на душе стало неспокойно да в груди протяжно ныло. Опять захватили мысли о последствиях грядущего штурма и степени моей вины в происходящем.
Нет, с такими мыслями не заснешь.
К счастью, уже почти рассвело, и члены стаи лениво и сонно выходили на улицу, в воздухе запахло едой: женщины готовили для всех завтрак из остатков ужина.
Тихие, перебиваемые зевотой голоса, мало-помалу становились громче, звонче, веселее, дети начинали шалить, но пока еще слушались осекающих их взрослых. Спокойствие и идиллия немного утихомирили бушевавшую в душе бурю, ничего не говорило о том, что эти люди готовятся к тяжелой битве.
Понимали ли они вообще, что такое битвы? Что такое война?
Вскоре у главного костра, на своем любимом месте, появилась Грагша и я, не раздумывая, подсела к ней.
Последние дни я частенько проводила возле старухи, слушая ее истории, ворчания и порой бессвязное бормотание. Удивительно, но и борматание, и ворчание, и, особенно, истории мне нравились.
Грагша довольно забавно бубнила себе под нос, и только в эти моменты казалась обыкновенной пожилой женщиной, вроде тех, что сидят на лавочках у подъездов. От того, как она отчитывала и ругала соплеменников и вовсе можно было расхохотаться. А легенд и преданий волков старуха знала несметное количество, и народ оборотней после этих рассказов открывался с совершенно удивительных сторон.
Так она как-то поведала, что задолго до появления великого волка, когда черный волк и белая волчица ежесекундно боролись за главенство на небесах и земле, жили люди, которые не умели обращаться. Многие из них были лишены дара Черным волком, иные были детьми этих проклятых и родились без способности превращаться, многие неустанно молились Лунной волчице, умоляя ее явиться и вернуть им дар, иные вовсе посвящали всю жизнь самостоятельным поискам светлой богини, но большинство, впрочем, до конца дней оставались простыми людьми, жили небольшими уединенными поселениями, боялись темноты и леса, ведь, потеряв внутреннего волка, потеряли и связь с природой.
Число этих поселений множилось, увеличивалось количество людей, боящихся Черного волка, больше смерти, и почитающих Лунную волчицу, как вселенское добро. Грагша говорила, что именно эти люди строили храмы, ведь, в отличие от оборотней-кочевников, как они, овладели, по необходимости, многими ремеслами.
А затем появился Великий волк, сокрушил черного и возвысил Лунную волчицу. С ее благословения он вернул всем на земле дар и стал навеки главными над волками. Сложно сказать, была ли эта история правдивой. Уж больно много мифического и религиозного вплетала в свой рассказ Грагша… Но даже если есть хоть крупица правды — этого хватало, чтоб искренне восхититься.
Из головы у меня не вылезала, в особенности, мысль, что даже освоив строительство, наладив быт и хозяйство, лишенные дара все равно продолжали молиться Лунной волчице и мечтать о возвращении к диковатой, но свободной кочевой жизни в стае.
Может, даже без связи с внутренним волком, во всех нас оставалась его частичка, проявлялась ли она в особом мышлении, в тяге к чему-то, в вовсе неописуемом внутреннем желании, но в любом случае не позволяла жить спокойно, побуждала искать, искать безустанно эту связь.
После того рассказа Грагши я долго думала. Вспомнилась прошлая жизнь, на Земле… Вспомнилось, как я металась из стороны в сторону, как не могла задержаться на одной работе, не могла находится долго с одним человеком, и все что-то искала-искала-искала…
Может, этот мир я и искала? Искала свою стаю, своего волка… И свою волчицу.