У входа все так же стоял боящийся меня молодой волк, он нахмурился и задрожал, завидев, как я приближаюсь. Дождался, когда я подошла почти вплотную ко входу, и только здесь одернул названную посетительницу:
— К нему нельзя! важный…
Бедолага недоговорил, ведь на этот раз я жалеть его не стала, толкнув паренька плечом, не сильно, но со страху он неуклюже повалился набок и едва устоял на ногах, зашла внутрь.
В слабо освещенном душном помещении ужасно пахло болотной тиной. Эта вонь на миг остудила мой пыл и заставила озадаченно замереть у входа, наверное, выглядело это так, будто я сама не знала, зачем сюда пришла, и сейчас пыталась придумать, как выпутаться из неловкой ситуации, либо просто Рэйн так решил.
Как бы то ни было, он, оглянув меня удивленно и чуточку раздраженно, произнес:
— Дарина? Что ты здесь делаешь? У нас с Нарром важный разговор, — в подтверждении своих слов он кивнул на сидящего напротив бородача в грязной одежде и с чуть заметным косоглазием.
— Нам нужно поговорить, — ответила я, вероятно, недостаточно уверенно и грозно, ведь Рэйн тут же перечил:
— Давай позже? Я скоро освобожусь, обещаю, — выговорил он это так приторно-нежно, что внутри у меня все задрожало.
Некоторым девушкам нравится, когда мужчины разговаривают с ними, словно с непутевыми детьми, но сейчас меня это просто взбесило. Войдя в вигвам, я по рассеянности потеряла свою решительность, но Рэйн очень быстро пробудил замес нее во мне ярость.
— Нам. Нужно. Поговорить. — Проскрежетала я, представляя, как страшно, наверное, блестели сейчас мои глаза.
Бородачу происходящее явно не понравилось, и он рад был бы отойти с моего пути, но не решался без команды Рэйна.
Тот, хоть и проявлял недавно поразительную чуткость, сейчас почему-то стал по-старому слеп к чужим эмоциям и, разведя руками, возмутился:
— Да что такого неотложного может у тебя быть?
Чего-чего?! то есть я тут баклуши бью? То есть у меня никаких дел нет? Отличненько!
— У меня? А у меня никаких важных дел нет, — прорычала злобно, — как, собственно, и у тебя. Если ты, конечно, не собираешься идти на укротителей без моей помощи!
Бородач скривился и недоверчиво покосился на молодого альфу, даже в полумраке было видно, что Рэйн побагровел от злости и стыда.
— Дарина, ну что ты такое говоришь? — вожак постарался сделать голос максимально доброжелательным и удивленным, хотя видно было, что он едва сдерживается, — Нарр, — вдруг обратился он к гостю, — не оставишь нас ненадолго?
Бородач согласился молча и с задумчивым выражением лица двинулся на выход, когда он исчез, запах тины стал значительно слабее, а Рэйн прошипел:
— Зачем эти сцены?! Я все утро уговариваю его присоединиться к нам и привести стаи с болот. Их меньше всех потрепали укротители! Там столько сильных молодых волков, что чужакам и не снилось!
— Сцены? То есть ты так это называешь?
— Дарина… — Рэйн, видимо, решил побыстрее исправиться: подошел ко мне, взял за руки, нежно осмотрел, — если тебя что-то волнует — просто скажи, не надо сразу начинать ссориться.
Вот если бы он сразу так сделал — никаких ссор и не было бы!
Но по-щенячьи округлившиеся глаза альфы заставили меня сменить гнев на милость, и я сказала уже без злости в голосе, а даже с искренними беспокойством и усталостью:
— Эта война… Я не хочу принимать в ней участие, я не хочу, чтобы кто-то погиб или пострадал.
Рэйн кивнул, хотя по потупившемуся взгляду я поняла, что он совершенно не согласен.
Но хоть пытается не выказывать это. Учится на своих ошибках, впрочем, помолчав, он завел ту же шарманку, что и Грагша:
— Но если мы не дадим отпор — нас продолжат убивать и порабощать. Разве такая жизнь лучше?
Я судорожно закачала головой. Ну почему, почему мне так противна мысль о войне, но когда ее необходимость начинают оправдывать — я не могу сказать ни слова возражения? Почему не могу доказать свою точку зрения? Неужели даже я, глубоко внутри, понимаю, что иного выхода нет?
— Я понимаю, тебе непросто. И мне тоже, всем нам непросто, но это нужно сделать. Я знаю, что этот мир ты еще считаешь чужим, но… Однажды он станет твоим, как ни крути. Может быть, война действительно не принесет нам счастье, и, скорее всего, так оно и будет, но она может подарить счастье и свободу нашим детям и потомкам. Твоим детям и потомкам, Дарина.
Я прикусила нижнюю губу чуть ли не до крови, осознавая, что не могу возразить Рэйну, что он говорит верно.
От этого почувствовала себя глупой, беспомощной и почему-то немного обманутой.
— Мы справимся, мы победим, — прибавил Рэйн тихо, улыбнулся, обнял меня и нежно поцеловал в шею.
Я в это не верила, но у альфы, кажется, не было сомнений. Ужасно хотелось, чтобы это было именно так. Тогда у Рэйна, возможно, действительно все получится…