Было решено выдвигаться малыми группами и рассеяться по лесу вокруг учебного центра в часовой доступности к точке начала наступления.
Стаи разделились, и отряды один за другим отправлялись в путь. Под началом Рэйна было не так много волков, особенно в сравнении со стаями, пришедшими с болот, поэтому мы составили всего лишь две группы.
Одну из них должна была вести я, но альфа в последний момент переменил решение и настоял, чтобы я выдвинулась с ним.
Может, он боялся, что я передумаю, что опять усомнюсь в целесообразности войны?
Конечно, хотелось бы считать, будто Рэйн просто не хочет со мной расставаться, но саму себя обманывать не получалось. Начинало казаться, что его больше интересует моя внутренняя волчица, нежели соседствующая с ней личность…
Все думалось, будто мной нагло пользуются, но отчего-то я не решалась высказать это Рэйну и обсудить все как взрослые люди.
Несмотря на мои способности и надежды волков, я понимала: мое положение в этом обществе еще совсем шаткое и держится больше на энтузиазме Рэйна.
Может, мы оба друг другом пользовались, просто замаскировали под некое подобие отношений?
Он был нежен со мной и мил, когда это требовалось: когда я была не в себе, когда на нас смотрели другие, когда сам он хотел близости…
Но чем дальше в лес — тем яснее становилось: у него все исходит не от сердца. Как, впрочем, и у меня. Но со мной все понятно: сломанная и слабая, я забыла о гордости и уцепилась за первого попавшегося. Совсем этим не горжусь, однако хотя бы признаю.
А вот зачем все это нужно Рэйну?
Было одно предположение: если так подумать, то его прошлая девушка предала стаю, а он, хоть поступок Ланы нельзя было оправдать, все же слишком быстро, в первую же ночь, оказался в постели с другой. Перед своими людьми ему не на руку выглядеть ветреным и импульсивным. Он не может просто разойтись со мной — должен до последнего показывать, что это вовсе не юношеская неразборчивость, а чуть ли не сама судьба.
Чудилось, будто все силы Рэйну приходилось отдавать именно на преподнесение себя взрослым и опытным волком, настоящим вожаком.
Еще чудилось, хотя я ужасно не хотела так думать и молилась, что мне это только кажется, будто войну с укротителями молодой альфа воспринимает, как возможность поиграть в героя. Думает ли он о последствиях своих действий? Думает ли, что ведет соплеменников на смерть?
Может, Грагша была права, когда говорила, что многие из волков предпочтут умереть в бою, погибнуть во имя свободы. Наверное, я не так много времени провела в этом мире, чтобы ощутить этот надлом в душах волков, но…
Но я не видела его и в глазах Рэйна.
Эти дурацкие мысли вклинились в голову, когда я тихим шагом двигалась на встречу с Грагшей.
За спиной послышался треск и шелест, а по затылку ударило тепло: шатер Рэйна разобрали, ткань распласталась по земле, давая место горячим солнечным лучам.
Стоянку потихонечку снимали. Кто-то из стаи собирался отправиться за своим вожаком в бой, остальные (и большинство) — пойдут с Грагшей дальше от тренировочного центра, к болотам, чтобы там укрыться от укротителей и дождаться соплеменников.
Или не дождаться…
Боже, я совсем не верю в успех! Заставляю себя, но не пересиливаю убежденность в провале.
Грагша разместилась на любимом месте у костра. Как обычно, она орлиным взором наблюдала за соплеменниками и не упускала возможность пожурить их за несобранность и неуклюжесть.
Впрочем, ее лицо резко переменилось, когда я подошла. Стало напряженным и хмурым, как у человека, который собирается предложить тебе сомнительный план и заранее знает, что ты, скорее всего, не согласишься.
— Здравствуй, утаенная, — такое ее обращение насторожило еще больше. Куда снова делась «Дарина»?
— Ты обещала мне какие-то снадобья, — напомнила ей, опасаясь, что старуха действительно что-то замыслила.
Грагша коротко кивнула и достала, уже не с посоха, а из внутреннего кармана куртки крохотный мешочек.
— Это поможет тебе прийти в согласие с внутренней волчицей. На короткое время. Так что прими перед самым боем.
Переняв мешочек, я задумчиво покрутила его в руках. Легкий. Внутри — порошок. Наверняка из толченых трав и засушенных земноводных. Гадость.
— Мне это не нужно было, когда я была с… — чуть не сказала: «С Вероном», но укол в сердце заставил осечься и быстро найти другое слово, — … с укротителями.
Старшая мать на это ничего не ответила, но как-то раздраженно отвернулась.
— Если ты сможешь попасть в храм, — через мгновение буркнула старуха, — то тебе не понадобятся больше ни мои травы, ни укротители, — казалось, она хотела сказать еще что-то, но остановила себя, махнула рукой, как бы приказывая себе удержаться от ненужных ссор и нравоучений.
Хорошо, что хоть в одной из нас порой просыпалась мудрость.
— Скоро тебе пора будет уходить, — Грагша взглядом указала на голые каркасы вигвамов и шатров.
В ответ я качнула плечами. Не знала, что сказать.
Старшая мать немного помолчала, а потом вдруг поднялась и прошептала подозрительно тихо:
— Есть одно дело, которое ты должна решить.
— Я? Почему я? — удивилась искренне.
— Вероятно, такая у тебя судьба, — то, что должно звучать как шутка, у Грагши вышло за упрек.
Не дожидаясь моего согласия или хотя бы ответа (впрочем, как и всегда), Старшая мать поплелась прочь от незажженного костра.
«Делать нечего», — сказала сама себе и последовала за ней.
Хотя, говоря честно, мне стало даже любопытно. Сердцебиение ускорилось от предвкушения разгадки одной из многих тайн старухи, а это со мной в последнее время случалось нечасто: моторчик в груди уж привык набирать обороты только в экстремальных ситуациях, и, кажется, забыл, что подвластен еще и каким-никаким, но положительным эмоциям.
Я совсем растерялась, когда Грагша дошла до границы лагеря и двинулась еще дальше.
Куда она лыжи навострила?!
Невольно уставилась на нее так пристально, что старуха, наверное, затылком ощутила, как я сверлю ее взглядом.
Но виду не подала.
Впереди, меж двумя поваленными соснами, показался небольшой кривенький вигвам. Хотя, наверное, и вигвамом его назвать сложно. Скорее, большая палатка.
У входа в нее стоял очень уж скучающий подросток, который с надеждой встрепенулся, завидев нас.
Боже, а я и не знала об этом месте. Что здесь?
Этот вопрос я задала Грагше, но в ответ получила только неразборчивое, но, определенно, раздраженное бормотание.
— Иди-ка погуляй чуток, — приказала Старшая мать юнцу, и тот не без радости послушался.
Когда он скрылся с глаз, старуха медленно, будто боясь, подошла ко входу и одернула ткань, преграждавшую путь внутрь.
Заходить она не стала и мне не позволила. Когда солнечный свет пробился внутрь палатки, я поняла почему: внутри едва ли хватало места для одного человека… И это место уже было занято.
Растрепанная, связанная старыми веревками на голой земле сидела Лана…