- Сойди с коня, добрый человек. Я отведу тебя к нему, - вызвался приземистый татарин, говоривший по-венгерски и даже с хорошим произношением. - Ну и скакуна же дали тебе кечкеметские сенаторы! А вот как раз и наш повелитель, Олай-бек, да освятит аллах его бороду во веки веков!
И действительно, на красивом гнедом коне к ним приближался сам Олай-бек, человек гигантского телосложения; он только что устраивал смотр своим войскам.
- Посол от Кечкемета прибыл, о могущественный бек! - доложил приземистый татарин.
Бек окинул внимательным взглядом посла, его кафтан, потом вежливо проговорил:
- Повернись, пожалуйста, добрый молодец, если этой просьбой я не обижу тебя.
Цинна повернулась.
Олай-бек взглянул на кафтан сзади. Затем он быстро соскочил с коня, пал наземь перед Цинной и трижды поцеловал край кафтана. Цинна изумленно взирала на него своими большими черными глазами, и ей казалось, что она видит все это во сне.
- Велик аллах, а Магомет - пророк его. Что прикажешь, о посланец города Кечкемета?
Олай-бек стоял перед ней, подобострастно согнувшись.
Цинна поколебалась немного, а потом твердым голосом сказала:
- Сей же час покиньте пределы кечкеметские! Олай-бек возвел к небу свои сонливые, бараньи глаза, а затем повернулся к войску и громко скомандовал:
- Седлать коней! Выступаем!
Лештяк остался у загона, раздумывая над тем, что же ему предпринять, куда идти. В отяжелевшей вдруг голове мысля растекались, словно расплавленный свинец; усталость сковала все его члены, совесть нещадно терзала душу: "Дурно я поступил. О жалкий трус-себялюбец!"
Мучительное беспокойство кололо его, как шипы терновника. Он мрачно смотрел перед собой: "Куда же теперь податься?"
Туман несколько рассеялся, и невдалеке, подобно огромному глазу, засверкало Крапивное озеро. Казалось, оно, подмигивая, манило его к себе: "Иди сюда, Михай Лештяк, самое лучшее для тебя - это лечь здесь, укрыться серебряным одеялом и заснуть па мягкой песчаной подушке!.. Это - самый прямой путь для тебя!"
Лештяк сделал несколько шагов по направлению к озеру, но куст крыжовника - самое высокое "дерево" во всей округе - преградил ему путь. Маленькие снежинки облепили его тоненькие веточки, так что Лештяк не заметил куста и споткнулся о его нижние ветви.
Упал Лештяк, ухо его коснулось матери сырой земли - и вдруг услышал он, почуял, что где-то вдали по земле грохочут тысячи копыт, а в воздухе несется странный гул и шелест.
Лештяк содрогнулся: "Беда, татары двинулись на город!" Но, тсс! Топот как будто удаляется, становится все тише и тише, и вот уже замер совсем, растаяв в слабом шелесте ветра.
Только одна лошадь приближается к загону. Цок, цок! - стучат ее копыта. Да, одна-единственная лошадь. Боже правый - на ней сидит Цинна!
Лештяк вскочил и, даже не стряхнув со своего платья налипший на него мокрый снег, бросился к девушке с лихорадочной поспешностью.
- Это ты? С тобой ничего не случилось? Это действительно ты! Что же произошло?
Цинна весело улыбалась. Но прежде чем ответить, она шаловливо надула щеки, стараясь придать своему личику геройский вид.
- А то произошло, прошу покорнейше, что я прогнала татарское войско. Они уже убираются восвояси!
- Не болтай! - крикнул Лештяк, что на самом деле означало: "Говори, прошу тебя, говори!"
И она заговорила. Но прежде нежно, любовно погладила запушенный снегом зеленый кафтан, обласкав его своим лучистым взглядом.
- Да, сударь, многого стоит эта одежонка.
- В каком смысле?
- Олай-бек, увидев ее на мне, тотчас сошел с лошади, трижды поцеловал полу кафтана и почтительнейше спросил, каковы будут мои приказания. А я взяла да и приказала, чтобы они все немедленно убирались отсюда. И они послушались и в самом деле убрались!
Михай Лештяк слушал, разинув рот от изумления.
- Возможно ли? Неужели этот кафтан обладает такой чудодейственной силой?
- Да, все произошло именно так, как я сказала! Слово в слово! Но у нас нет сейчас времени на долгие разговоры; вот кафтан, надевайте его поскорее, а вот и ваш конь - садитесь на него. Я же вернусь в город другой дорогой.
- Черт возьми, но ведь это же настоящее чудо! - ликовал Михай, все еще находясь во власти изумления. -Так ведь этому кафтану цены нет!
- Я думаю! Но прошу вас, торопитесь! Иначе кечкеметцы вот-вот сами подъедут сюда. Мне кажется, я уже вижу черные точки. Это движутся со стороны города телеги с данью.
Тень пробежала по лицу Михая.
- Верно, Цинна. Но ты смотри не говори никому об этом! Спасибо тебе за то, что ты сделала. А я еще поговорю с тобою... сегодня же. Да, я поговорю с тобою, Цинна.
- Хорошо, хорошо, - отмахнулся юркий "паренек" и, быстро зашагав в сторону развесистого вяза, прозванного в народе "деревом в юбке", вскоре скрылся из виду.
Лештяк поехал обычным путем. Вскоре он действительно наткнулся на длинную вереницу подвод, груженных хлебом и дровами; Мартон, пастух из Сикры, ругаясь на чем свет стоит, гнал волов. Впереди подвод на красивом со звездочкой во лбу коне гарцевал один из триумвиров, Шамуэль Холеци; на боку у него болталась желтая кожаная сумка с самым главным - с деньгами. А на одной из подвод, на горе из румяных хрустящих хлебов, восседала сама тетушка Фабиан. Не вытерпела, поглядеть на "татарина с песьей головой" поехала. Рядом с нею примостился златоустый Пал Фекете; его то и дело мигающие, как у кролика, глазки были устремлены на какую-то бумагу, исписанную мелкими буковками.
- Эй, смотрите-ка! Михай Лештяк! - опешили кечкеметцы. - Не иначе, с того света явился.
Шамуэль Холеци, который был не так уж зол на Лештяка (ведь лютеране всегда найдут общий язык друг с другом!), но зато отличался необыкновенным любопытством, - вкрадчиво спросил: :
- Ведь это только душа ваша, друг мой, а не вы сами?
- Нет, это я сам, но без души, - ехидно заметил Михай. (Кто знает, что-то он имел в виду?) - А куда это вы, милостивые государи, путь держите?
- Гость у границ нашего города, - шутливо отвечал триумвир, - вот мы и везем ему, бедному, немножко провианта. (Достойному господину Холеци никогда не изменяло чувство юмора.)
- Н-да, ну что ж, везите, только трудновато будет вам его догнать.
- Как так?
- А так, что он уже за тридевять земель отсюда. Ушел гость, ушел, не простившись.
- Неужели? - прошепелявила вдовушка Фабиан.
- Жаль! - вздохнул почтеннейший Фекете. - Бек упустил возможность услышать на редкость красивую речь.