— А сам выпускной бал вы помните? — спросил кто-то.
— Отдельные эпизоды помню хорошо.
— Покажите их! Покажите! — зашумели ребята. Они знали, что Иван Васильевич умеет, не без помощи, конечно, Сферы Разума, «вкладывать» в сознание других людей отдельные картины своей прошлой жизни.
Холмистая лесостепь вдруг задернулась дымкой и превратилась в синее утреннее море с пологими волнами. Из розоватого тумана красиво и тихо выплывал старинный трехмачтовый парусник. На палубе матросы, один из них с характерным прищуром глаз. «Неужели это Иван Васильевич в школьные годы?» — подумал Василь.
Белые, как снег, паруса корабля задрожали, заструились и пропали. Наступила тьма: Иван Васильевич, видимо, плохо помнил, что было дальше. И вдруг на Василя обрушился грохот, ослепительные молнии выхватывали из тьмы исполинские, с белыми гребнями, волны. Шторм швырял корабль, как щепку. «Убрать паруса!» — послышалась команда капитана, и юные матросы с невероятной ловкостью и отвагой сновали на мачтах. Василь понимал: кто-то, быть может, сам бог моря, проверял стойкость ребят, их умение не теряться в самых трудных и неожиданных условиях.
Все затуманилось перед глазами, потемнело. Из мглы выступила другая картина, и Василь сквозь брызги и пену увидел палубу корабля. По ней с шипением прокатывались волны, грозившие смыть людей. «Рубить мачты!» — крикнул капитан. В тот же миг послышался тревожный голос: «В трюмах вода. Все к помпам!»
И снова в памяти учителя досадный провал… Через минуту Василь увидел невысокие волны, позолоченные мирным заходящим солнцем. Шторм улегся. Тихо покачивался израненный корабль. У многих членов экипажа красовались синяки и ссадины, но лица у всех ликующие: экзамен выдержали! Как бы в подтверждение из подкатившей волны выпрыгнул на палубу седобородый морской бог, взмахнул блеснувшим на солнце трезубцем и крикнул: «Молодцы, ребята!»
Приветственные возгласы ребят, плеск волн и скрип снастей стали затихать, изображение гаснуть. Снова тишина и тьма. Но вот засинело утреннее небо, где плыли облака и где невидимый жаворонок сплетал звонкие серебристые узоры. Кругом знакомые луга, а рядом путался в цветах все тот же неугомонный ворчливый шмель.
— Какой замечательный, какой суровый морской праздник! — восторгалась Наташа Быстрова. — Нам бы такой!
— Что же, начнем свои поиски на море, — согласился учитель.
На другой день с утра учебная лодка приземлилась и растворилась на новозеландском берегу — том самом, где начинали ребята свои школьные годы. Здесь, оказывается, уже толпились юноши и девушки — выпускники школ Австралии, Бразилии и Скандинавии. Они тоже жаждали морских приключений на старинном паруснике. Василь пытался охладить их пыл:
— Природа не любит повторяться. Не придет морской бог, и шторма не будет.
Молодые люди, однако, с надеждой вглядывались в синие дали: вдруг засверкает парусами бригантина? Но океан был разочаровывающе пустынным и тихим, лишь у самых ног мелкие волны с легким шорохом лизали песок. Кто-то из бронзово-загорелых бразильцев предложил покинуть скучный новозеландский берег. Но в это время одна из пологих волн вздыбилась и белесо вскипела своей вершиной. Огромным валом налетела она на берег и осыпала выпускников брызгами, пахнущими морскими глубинами. Из облаков пены вышли океаниды — все, как одна, в пенисто-кружевных платьях и с коралловыми гребнями в светлых волосах.
— Аолла! — закричала Наташа Быстрова и заметалась среди океанид. — Где Аолла?
— Я здесь, подружка! — откликнулась Аолла.
Последовала сцена, которая многим показалась сентиментальной. Наташа и океанская красавица обнялись и поцеловались. Аолла, любовно глядя на свою земную подругу, растроганно шептала:
— Милая. И ты все десять лет не забывала меня? Ты не ошиблась. Сегодня ты останешься у нас.
Аолла выбрала из нетерпеливой толпы еще десятка два юношей и девушек. Избранники улыбались: выпускники со знаками «Океаниды» становились обычно океанологами и биологами широкого профиля, художниками-маринистами, композиторами.
— Я хочу стать композитором! — не удержалась Вика и хотела присоединиться к счастливцам.
— Да, у тебя есть способности к музыке. — Аолла внимательно посмотрела на Вику. — Но к музыке другого профиля, и потому ждет тебя кто-то в твоих родных лесах и полях.
Раздосадованная Вика улетела домой. Аолла сочувствующим взглядом окинула других выпускников и сказала:
— Остальных тоже прошу покинуть Тихий океан. Сейчас у нас начнется морской бал, и вам станет завидно.
— Не будем завидовать, — смеялись ребята. — Найдем кое-что и получше.
И пошли они скитаться по морям и океанам, по островам и материкам в поисках своего счастья, своей доли. Интригующими были эти странствия. На острове Цейлон и у берегов Африки нескольких выпускников «похитили» такие природные существа, о которых ребята только слышали.
К полудню в воздушной лодке осталось около тридцати выпускников разных школ. Лодка миновала Гибралтарский пролив, снизилась и, превратившись в древнегреческую триеру, поплыла под синим небом олимпийской мифологии. Средиземное море — Мекка выпускников!
И сразу же начались чудеса. К новоявленным Одиссеям прилетели сирены — полуптицы-полуженщины с чарующими голосами. У Гомера они своим голосом околдовывали мореходов, завлекали на свой остров и там убивали. Но эти сирены были, конечно, добрыми и на своем острове собирали выпускников, одаренных исключительными способностями к вокальному искусству. На триере они безошибочно выбрали свои «жертв» — двух девушек с голосами, не уступающими по своему чародейству голосам самих сирен.
Потом были нереиды и сам бог ветров Эол со своей удивительной сладкозвучной арфой. Умели древние греки населять свой мир поэзией и красотой! Но то, что увидели ребята утром следующего дня, превзошло все ожидания.
Проснулись они еще до восхода солнца. В сереющем небе таяли звезды, из-за горизонта бледно-розовыми перьями выступали первые лучи. В этом еще робко светившемся веере лучей возникла темная точка и быстро катилась к триере. Ребята пригляделись: по шелковистой водной глади, по ее золотистой дорожке мчалась колесница, запряженная четверкой белых крылатых коней.
— Эос! — зашептались ребята. — Неужели Эос?
Да, в колеснице была Эос — богиня утренней зари, с венцом лучей вокруг головы и с крыльями за плечами. Полнейшая тишина. Лишь в правой руке богини чуть слышно потрескивал пылающий факел.
Колесница остановилась около триеры, и Эос с утренне-ясной улыбкой жестом подозвала к себе двух девушек и одного юношу. Те со счастливыми лицами сели рядом с богиней. Колесница развернулась и беззвучно умчалась в разгорающийся полукруг зари, как в триумфальную арку.
— Вот уж кому повезло, — со вздохом сказал швед Нильс Ларсен, светлые волосы которого уже розовели в лучах восходящего солнца.
Все молча согласились с ним. Выпускники с сияющими знаками «Эос» становились выдающимися исследователями планет, солнца и всего звездного неба. Ведь Эос — мать всех звезд.
— А как же мы? — забеспокоились ребята. — Что будет с нами?
Забеспокоились уже около полудня. А до этого к каким только уловкам не прибегали ребята. По их желанию триера стала подводной лодкой и спустилась в глубины. Но там только рыбы и морские ежи. Лодка всплыла и развернулась в многопарусную бригантину. И опять никого! Наконец, юноши и девушки взмыли вверх и приземлились у подножия горы Олимп. Оттуда почти каждую весну в громах и молниях спускался к выпускникам Зевс. Но даже этот шумный и хвастливый бог не снизошел, не проявил участия.
— Неужели мы — те самые? Середнячки? — с горечью спросила Юнона. Не богиня Юнона, а земная девушка, член их теперь уже совсем небольшого коллектива.
Каждый год какая-то часть закончивших школу ребят оставалась без желанных знаков. Сфера Разума не решалась сказать что-то определенное об этих юношах и девушках. Их способности раскрывались позже, и все они находили свой жизненный путь. Но не получить после окончания школы знаков зрелости и считаться «середнячками» все же обидно. Очень обидно.
А тут еще, растравляя рану, с Тихого океана прилетела Наташа Быстрова с новеньким, только что полученным знаком «Океаниды».
— У нас был грандиозный морской бал, — начала она и замолкла.
По унылым лицам Василя и его спутников Наташа смекнула, в чем дело, посочувствовала и покинула подножие Олимпа. Прилетевшая вскоре Вика оказалась, увы, не столь деликатной.
— У меня знак феи, — улыбаясь, сказала она Василю. — И знаешь, где получила его? Недалеко от твоего прославленного села.
На белой блузке девушки — овал. В нем открывались и уходили вглубь такие родные весенние дали, что у Василя закружилась голова, остро защемило в груди. В знакомой степи тихо шелестели юные травы, цвели и пахли фиалки…
— Так это же тетя Зина! — догадался Василь.
— Какая еще тетя, — губы у Вики обиженно дрогнули. — Прошу не оскорблять. Это очень поэтичная фея весенних лугов, покровительница многих искусств.
Василь, посмеиваясь, поведал, что знал в детстве эту фею под именем тети Зины и что Кувшин считал ее особой никчемной, вздорной и весьма легкомысленной.
— У тебя, как вижу, и такой не будет, — отпарировала Вика. — Мне жаль тебя, посредственность.
Василь вспыхнул и отвернулся. Подобными ссорами почти всегда заканчивались их короткие встречи.
Как ни странно, кандидаты в «середнячки», испытывая взаимную симпатию, крепко сдружились и понимали друг друга с полуслова.
— Психологическая совместимость бездарей, — с горькой усмешкой сострил Нильс Ларсен.