<…Судьба есть. Она витает в воздухе над нами, жестокая, но ласковая, и отчаянно неумолимая. Она неподкупна и раздает подопечным только те подарки, которые они заслуживают. Кому-то поцелуй принцессы и полцарства в придачу, а кому-то уголек, завернутый в яркую шуршащую бумагу с праздничным рисунком.
Не жалуйтесь, если не получили ожидаемого. Иногда судьба лучше знает, что нам нужно, еще до того, как мы сами это осознаем…>
"Сказки о богах и героях" под ред. Л.Р. Магницкого. Том 2.
Это был один из тех дней, когда неприятности так и сыплются с неба, словно из рога изобилия: сломанный каблук, забытый на плите чайник, уехавший без тебя последний автобус. Мелкие пакости судьбы, накапливаясь, становятся огромным снежным комом плохого настроения, который увлекает тебя своим весом под гору уныния. Ты летишь на полной скорости вниз и не можешь остановиться.
Давным-давно известно, что все хорошие истории начинаются солнечным, весенним деньком, когда ничто — ни на земле, ни в небе, — не предвещает грядущих приключений. А моя история началась с лужи. Но, впрочем, все по порядку.
Эта история началась поздней осенью, в тот момент, когда октябрь встретился с ноябрем. В воздухе уже кружились редкие снежинки, играли друг с другом в салочки и соревновались — кто быстрее доберется до земли. Пахло морозами и безысходностью. Люди спешили по тротуарам, засунув озябшие руки в карманы и спрятав носы в воротники пальто, мимо них мчались машины. Весь мир вокруг погрузился в странную апатию, пораженный ранними заморозками. На дворе была уже не осень, но зима еще не вступила в свои права. И это пограничное состояние вызывало глухую тоску где-то под ребрами.
Я снова подула на закоченевшие ладони, сердито поглядывая на красный глаз светофора. Конечно же, он и не думал сменяться зеленым. Стоило бы признать, что сегодня, как впрочем и всегда, все было против меня. Где-то там, на небосклоне, в день моего рождения засияла Несчастливая Звезда, и до сих пор сияет, став моим верным спутником в этой жизни.
С самого утра неприятности посыпались на меня как из рога изобилия. Я проспала — будильник не прозвенел вовремя. В доме закончился кофе, я позабыла перчатки, да, и к тому же, выскочила за дверь в легких, осенних туфлях. И вот теперь, безнадежно опаздывая и дрожа от холода, приплясывала на пешеходном переходе, изо всех сил надеясь не отморозить пальцы на ногах.
Красный круг, задумчиво моргнув, неспешно сменился желтым. Я напряглась, как бегун перед самым стартом, ведь электронные часы, висевшие на торговом центре через дорогу, показывали без пятнадцати двенадцать.
— Дедушка меня прибьет, — простонала я сквозь зубы, проигнорировав вопросительный взгляд пожилого мужчины, стоящего рядом. Ему не понять степень моего отчаяния, ведь действительно стоило бы поторопиться. Дедуля Лео терпеть не может ждать.
Зеленый вспыхнул на противоположном конце улицы, как сигнальная ракета. Я, с возгласом радости, торопливо припустила через дорогу, все глубже удаляясь в старую часть города, где располагалась дедушкина лавка. Прохожие провожали меня взглядами: возмущенными или полными любопытства.
Стуча каблуками по растрескавшемуся асфальту, покрытому хрупкой корочкой льда, я петляла в лабиринтах двухэтажных светло-желтых домов. Неизвестно, почему дедушка открыл свой магазин именно здесь, в самом сердце старой застройки. Ведь чтобы добраться до его антикварной лавки, нужно десять минут бродить между здешних строений с картой в руках. И то, никакой гарантии, что поиск увенчается удачей. Но стоило бы признать, дела у дедушки шли не в пример лучше, чем может показаться сначала: потенциальные покупатели отыскивали нашу лавку даже с закрытыми глазами.
Эх, как же он, наверное, сейчас злится! Ведь сегодня такой особенный день…
Я задумалась, и, словно в наказание за это, меня слегка занесло на повороте. На полном ходу я влетела в самый центр огромной лужи, разлившейся от одного края улицы до другого. Каблуки разъезжались на тонком льду, покрывающем глубокую лужу хрустящей корочкой. Балансируя и пытаясь удержать равновесие, я осознала в полной мере, что сегодня самый расцвет влияния моей злополучной Звезды.
Вот именно тогда все и случилось.
Сначала моего уха достиг едва уловимый звук — это трескался лед, не выдержав моего веса. Тонкая трещина змеилась от моих ступней дальше, вперед, раздаваясь вширь. Громкий хруст, и вот я уже стою по щиколотку в ледяной воде, а еще через секунду, потеряв равновесие, шлепаюсь пятой точкой в самую грязь.
Тело тут же сковало холодом. Он стал подниматься от ступней и запястий вверх, сотрясая тело неумолимой дрожью. Глаза защипало от обиды. Конечно, я должна свалиться в лужу именно в тот долгожданный день, когда дедушка решился взять меня в ученицы. Ни в какой другой!
Пальто пропиталось водой, делая мои скованные попытки подняться на ноги еще более неловкими, а пальцы не слушались. Я барахталась в луже, и благодарила бога, что на улице никого не было.
— Вам помочь? — чей-то низкий голос прозвучал совсем рядом, а я, кажется, узнала, что такое — сгореть со стыда.
Опустив голову ниже и пряча глаза за челкой, я пробормотала едва слышно:
— Спасибо, не нужно.
Я не видела, с кем разговариваю, в поле зрения попадал только подол темного пальто. Неловкость разливалась в воздухе, как эта самая чертова лужа. Хотелось, чтобы назойливый незнакомец оставил меня в покое, исчез, растворился в пространстве так же незаметно, как и появился.
— Но я, все же, настаиваю.
В голосе равными долями слышались насмешка и забота, и неизвестно, что меня раздражало сильнее.
Вспыхнув, я вскинула голову, стремясь ответить. Желательно, что-нибудь грубое, такое, после чего у анонимного доброхота начисто бы отбило желание лезть не в свое дело. Но, почти сразу же, прикусила язык.
Высокая фигура, закутанная в темный плащ, балансировала на доске, которую я с самого начала не приметила. Мужчина разглядывал меня, не таясь, с любопытством и недоумением, как неведомую зверушку. На его лицо, красивое, но холодное, легла печать смутного узнавания. Такая, по обыкновению, появляется, когда смотришь на человека, откуда-то тебе знакомого, но никак не можешь вспомнить его имя. Но я готова была побиться об заклад, что вижу его впервые. Если мы хоть раз встречались, я бы точно запомнила. Таких не забывают.
Заметив, что я его рассматриваю, мужчина протянул мне руку. Поколебавшись, я протянула ему свою.
Меня подняли на ноги одним мощным рывком, даже не пошатнулись. Я и глазом не успела моргнуть, как уже стояла на хлипкой, трухлявой доске, рядышком со своим спасителем.
— Ну, спасибо…наверное, — смущенно проговорила я, спеша освободить руку из цепкой хватки незнакомца. Мужчина меня, кажется, даже не слушал. Он сосредоточенно пялился себе под ноги, в лужу. На бледных щеках вспыхнули два ярких пятна.
Ситуация была, мягко сказать, двусмысленная: незнакомый мужчина, прижимающий меня к себе посреди улицы. Но, каюсь, меня разобрало любопытство. Я украдкой бросила взгляд вниз, в грязную воду, гадая, что же такое он там узрел, и тут же застыла, как громом пораженная.
Это было наше отражение, но какое-то неправильное. У меня никогда не было таких длинных волос, заплетенных в странную прическу. Моих волос едва хватает, чтобы собрать их в коротенький хвостик.
В моем гардеробе нет столь пышных платьев из шелка и кружева.
У моего отражения было все это. А еще, в дополнение ко всему прочему, изящная корона, из костей. И надменная, холодная улыбка.
Мое отражение держал за руку рыцарь в черных матовых доспехах. Потребовалась минута, чтобы понять: рыцарь — точная копия моего спасителя. За исключением мелких деталей: длинного меча на поясе и шрама у переносицы. В остальном — вылитый.
Старая улица захолустного городка тоже пропала, исчезли обшарпанные, грязно-желтые стены, хмурое небо. Исчезло все вокруг. За спинами наших двойников в луже виднелся величественный замок. Можно было даже разглядеть флаги, вывешенные в бойницах. Замысловатая вязь серебром и темный холст фона.
Я двинулась назад, доска подо мной захрустела. Но мужчина даже не шевельнулся, продолжая сжимать мою ладонь. Сказать, что я была напугана, значит, ничего не сказать. Сердце в грудной клетке стучало как оголтелое, а ноги дрожали.
— Колокол зазвучит. Всему свое время. Вода своевольна, но и ее можно укротить.
Слова эти прозвучали неприлично звонко, отражаясь от стен ближайших домов. Я открыла рот, чтобы произнести хоть что-нибудь, но не успела.
Пытливо заглянув мне в глаза, незнакомец развернулся и ушел. Наверное, стоило его окликнуть, потребовать объяснений, но момент был уже упущен. Мужчина скрылся за ближайшим углом, а я осталась в полном одиночестве, мокрая, замерзшая и растерянная.
***
Меня практически вырастили дедушка и его антикварный магазинчик. Родителям всегда было некогда, разъезды, конференции, командировки, поэтому большую часть своей жизни я провела рядом с дедом Лео, в его старой лавке. Мне ужасно нравились все эти занятные штуки, привезенные с разных уголков света: фарфоровые вазы, хрустальные бокалы, резные деревянные столики, недавно справившие двухсотлетний юбилей, и серебряные украшения. Здесь всегда пахло как-то по-особенному, полиролью для дерева и лимонами.
Именно здесь я сделала свои первые шаги. Здесь дедушка читал мне сборник старых сказок, укачивая меня на коленях. Это место — маленькая лавка, торгующая старыми вещами и историей, — я считала своим домом. Уже позже, сразу после совершеннолетия, я заимела собственную квартиру, но дом у меня остался только один.
Наверное, теперь вы сможете понять, насколько этот день был важен для меня. Сегодня дедушка решил взять меня в ученицы, чтобы передать — не сейчас, но позже, — свое дело именно мне.
Сегодня все должно было быть идеально… Но, к сожалению, таковым не являлось.
Настроение достигло самой низкой отметки, когда я добралась до магазина. Продрогла до костей, еле волочила ноги, да еще и опоздала на час. Дедушка будет в ярости, подумала я, но как-то безразлично. Я протянула руку, чтобы открыть дверь, но тут звякнул колокольчик над входом, и на улицу из лавки выскользнула девушка.
Хорошенькая, с короткой стрижкой и в модном пальто, но я ее здесь никогда раньше не видела. Постоянных клиентов я знала в лицо и могла по пальцам пересчитать, и она в их число не входила. Пока я немного озадаченно таращилась на незнакомку, та кинула в мою сторону настороженный взгляд. А потом все произошло так быстро, что я даже не успела сориентироваться.
Карие глаза расширились от изумления, и девушка в ту же секунду буквально сложилась вдвое, отвешивая мне поклон до земли.
Я испуганно отшатнулась, хватаясь рукой за косяк. Голова закружилась, пришлось привалиться боком к стеклу витрины, чтобы не упасть.
Но оттуда на меня посмотрела та, что и полчаса назад из лужи. Кружев на ней было теперь еще больше, но улыбка стала немного теплее. Не сказать, чтобы меня это вдохновило.
— Какого… — задохнулась я, переводя взгляд туда, где стояла незнакомка.
У отражения не было лица. Собственно говоря, _оно_ вряд ли было человеком, хоть и имело относительно человеческий силуэт. Темная сущность, плотный черный туман, с провалами глаз и рта. Какая-то сфера, пронзительно-голубого цвета пульсировала там, где у людей находится солнечное сплетение. Пульсировала и вращалась, приковывая к себе взгляд. На мгновение мне стало дурно, к горлу подступила едкая желчь. Девчонка взвилась, оттолкнув меня плечом, и бросилась вниз по улице.
— Что происходит с этим миром?! — в замешательстве прошептала я, наблюдая, как она убегает. Грязь запачкала ее сапожки и подол пальто, но девчонка не обращала на это внимания, торопясь поскорее удрать. Ветер распушил рыжие волосы вокруг ее головы ярким рыжим орелом, видимым издалека.
Голова шла кругом, и я никак не могла подобрать разумного объяснения подобным выходкам совершенно незнакомых людей. Как будто все вокруг сговорились, устроив грандиозный розыгрыш! Все, что мне оставалось, пучить глаза и открывать рот от удивления, как золотой рыбке, неспособной выжать из себя ни единого звука.
Возможно, это и есть дурацкий розыгрыш, рассуждала я, наконец, делая шаг в полумрак лавки, но до первого апреля еще несколько месяцев. Дедушка, стоящий у окна с покупателем, одарил меня строгим взглядом, намекая, что прекрасно видит, в каком виде я заявилась, но вслух ничего не сказал. Я тоже ограничилась понятливым кивком и скрылась в закутке, где обычно вешали верхнюю одежду, и стоял на плите старый медный чайник, закопченный только с одной стороны.
Хорошо, если отмести дурацкие видения в луже и стекле, все вполне логично. Меня захотели разыграть, меня разыграли, и я даже немного испугалась. Ха-ха, очень смешно, всем спасибо, все свободны.
Маленькая конфорка вспыхнула ярким пламенем, я установила на решетку чайник, рассматривая собственное отражение в пузатом, блестящем боку. Теперь оно было нормальным: крысиный хвостик, вздернутый покрасневший нос и глаза, которые от тревоги еще больше посветлели.
Сейчас все было нормально, но я была уверена на сто процентов в том, что не показалось. И еще на двести, что черная ужасающая тварь в стекле была реальнее некуда. При одном только воспоминании, меня продрало холодком по хребту. Я поежилась, поднося ладони к огню, чтобы согреться. После неловкого заплыва в луже меня еще слегка знобило.
Чайник сообщил о своей готовности тоненьким свистом, и я вздрогнула, выныривая из собственных мыслей. "Может, я схожу с ума?" — размышляла я, разливая чай по чашкам. Или стоит дедушке рассказать?
Но по прошествии некоторого времени между событиями, их странность выцвела, и теперь мой страх казался простым ребячеством, как и идея пожаловаться дедушке. Старик бы повертел пальцем у виска, посоветовав не маяться дурью, а приняться за уборку. Пыль с товаров надо было протирать ежедневно, а иначе было недолго и нагоняй схлопотать.
— Лизочка, чай! — поторопил дедушка из-за ширмы, словно ощутив через разделяющую нас преграду мои сомнения.
— Иду, дедушка!
Нет, определенно точно не стану ему рассказывать. Я обогнула ширму, осторожно двигаясь вперед и удерживая в руках жестяной поднос с чашками и сахарницей. Наверное, только дедушка бы и смог понять меня. Сколько себя помню, он вечно рассказывал истории о странных богах, пугающих героях и сердился на меня, когда я называла все это сказками. Но одно дело — сказочки из древней, рассыпающейся на пыль и страницы книжки, а совсем другое — пугающие видения и незнакомцы.
Серебряные ложечки тихонько звякнули, когда я не слишком аккуратно поставила поднос на столик. Дедушка еще раз кольнул меня строгим взглядом и снова повернулся к посетителю.
Сегодня к нам заглянул постоянный клиент. Рядом с дедушкой, невысоким элегантным мужчиной, господин Шмайер казался настоящим великаном. Было смешно смотреть, как он неловко мнется, посреди магазина (ну вылитый медведь в дорогом, сшитом на заказ пальто!), стараясь втянуть плечи и богатырскую грудь в себя, чтобы не задеть ни одну из тех бесчисленных штучек, толпящихся на полках магазина. И сегодня дедушка Лео демонстрировал покупателю что-то действительно особенное: маленькую золотую птичку. Старик держал фигурку на ладони, как живую, чтобы представить ее Шмайеру в самом выгодном свете.
Я осторожно пробралась на свое место — маленький диванчик в углу магазина, у самого окна. На подоконнике валялся старый блокнот: множество исписанных разноцветных страниц на растянутой пружинке. Пока я бездумно листала его, до моего слуха доносились обрывки разговора. Шмайер, басовито гудя, уточнял стоимость и редкость безделушки. И тут я вспомнила, что сказал мне дедушка, когда я впервые встретила господина Шмайера.
— Лизочка, — произнес тогда дедушка, опуская большую теплую ладонь на мою макушку, — такие люди, как он, покупают бесценные произведения искусства, спускают кучу денег на картины и скульптуры, которые не вызывают у них ни единой эмоции, а все ради одной цели. Они стремятся заполнить пустоту в своих душах.
Я непонимающе насупилась, поэтому дедушка потрепал меня по волосам и пояснил:
— Это бесполезно. Ведь какими бы красивыми эти вещи не были, сколько бы они не стоили, в них нет ни души, ни тепла.
Тогда я еще мало что понимала, но дедушкины слова врезались в память насмерть.
Господин Шмайер заглядывал к дедушке пару раз в месяц. У него было совершенно непроизносимое имя-отчество и очень виноватые глаза. Себя он привык величать "коллекционером", но у его коллекции не было ни упорядоченности, ни цели. Он просто скупал все, на что падал взгляд. Дедушка недовольно пофыркивал в пушистые усы и называл подобное отношение "варварством".
Но все равно, я была радовалась его визиту. Пока он здесь, дедушка не станет меня отчитывать, а потом, глядишь, и вовсе остынет.
Задумавшись, я водила ручкой по линованной бумаге, пытаясь воссоздать по памяти образ, преследовавший меня в луже и стекле. Но художником я всегда была неважным. Вместо величественности и ужаса получалась только сущая ерунда. Почему-то я разозлилась.
— А что это? — великан выпрямился, задев головой люстру в викторианском стиле. Та отозвалась мелодичным звоном, а я на секунду отвлеклась от своего нелепого рисунка.
Ладонь господина Шмаейра потянулась к хрустальном яблоку, установленному на мягкой подушечке в самом центре зала. Когда погода была ясная, солнечные лучи проникали в хрусталь под таким углом, что оно казалось живым, налившимся золотистым соком. Но сейчас яблоко было обычным изделием из стекла, но, тем не менее, оно привлекло к себе взгляд покупателя.
Дедуля Лео поспешил закрыть фигурку собой.
— Это не продается.
Великан надулся, становясь похожим на двухметрового обиженного ребенка, глаза его зажглись неподдельным азартом. Гонка началась!
Я с некоторым любопытством наблюдала их словесную баталию. Шмайер, привыкший покупать все, что ему нравится, предлагал бешенные деньги за кусок хрусталя, но дедушка был непоколебим.
— Оно не продается, — старик качал головой, как китайский болванчик, глядя снизу вверх на раззадоренного коллекционера.
Их схватка продолжалась, по меньшей мере, час, но Шмайер ушел ни с чем. Раздосадованный, он крепко хлопнул дверью напоследок, но был виноват сам. Из всего, что мог предложить наш магазин, бизнесмен выбрал именно то, чем дедушка дорожил больше всего.
Проводив гостя взглядом, дед без сил опустился в свое кресло, обмахиваясь газетой. На его лбу выступила испарина. Прикрыв глаза, он пробормотал:
— Вот тебе пример невежи, Лиззет. Более того, самый опасный его подвид: невежа настойчивый. Тебе нужно быть твердой, если такой индивид встретится на твоем пути.
Я нахмурилась. Терпеть не могу, когда меня называли по полному имени. Лучше уж по-простому, Лизочкой. И я ну никак не понимала, почему дедушка носится с этим яблоком как курица с яйцом. Ничего ценного в куске хрусталя не было, оно даже не являлось сколько-нибудь старым или редким. Но дед все равно берег его как зеницу ока. Я кинула на безделушку раздраженный взгляд.
Злополучное яблоко все так же восседало на своем месте, глядя на все прочие экспонаты немного надменно, как кронпринц обозревает собственную свиту. Не знаю почему, но на мгновение мне показалось, что в глубине хрусталя сверкнуло что-то, наполняя фигурку темно-синим туманом. Но стоило моргнуть и приглядеться, как видение исчезло.
Раздраженно фыркнув, я снова уткнулась в блокнот.
Тогда я еще не знала, что сегодняшний день — лишь начало.