Я обернулась в прыжке, взмахнув рукой, чтобы отбить чужие руки от себя, но отбиваться было не от кого. Комната была пуста, кроме маленького пушистого комочка размером с теннисный шар, свернувшегося на подушке. Я готова была биться об заклад, что еще пару минут назад подушка не была даже примята.
Сделать шажок вперед было мучительно сложно: окружающий меня новый (хотя уже достаточно знакомый, а потому не менее пугающий) мир привил мне стойкое недоверие ко всему неожиданному. Особенно если это самое неожиданное появляется в закрытой комнате, ведь дверь точно не открывалась. Петли последний раз смазывались так давно, что при каждом движении издавали протяжный полускрип-полусвист, от которого мурашки бежали по спине.
Комок дрогнул, будто почувствовал мое приближение, и раздался в размерах, и все еще был размером с мяч, теперь уже с футбольный.
— Ты кто? — наугад спросила я, не зная, понимает ли существо человеческую речь. Оно определенно было живое, я видела, как дрожит пух на боках при вдохе-выдохе. Но меня терзал вопрос: стоит ли прикасаться, ведь здесь даже такая кроха может оказаться хищной и одним укусом отхватить мне руку до локтя.
Существо дрогнуло, разворачиваясь, и на меня уставился любопытный черный глаз, а затем и второй. Еще одно движение, и из комка пуха и перьев показался острый клювик. На подушке сидела птица, смахивающая на помесь вороны и утенка, еще не вставшего на крыло.
— Ты кто такой? — я понизила голос почти до шепота, медленно опускаясь на кровать. В воздух взвилась пыль, но птичка на нее не реагировала. Она наклонила голову, разглядывая меня плоскими глазками-пуговичками. Стоило мне протянуть к ней руку, потеряв всякую осмотрительность, как она ринулась вперед, распушившись, и подставилась под ласку. Комнату наполнил ускользающий звук довольного курлыканья.
— Чей же ты, хороший такой, — приговаривала я, зарываясь пальцами в мягкие перья, почесывая шейку птицы. Та довольно щурилась, поворачиваясь медленно вокруг своей оси, чтобы почесывание было равномерным. Коричневые лапы с цепкими коготками сжимались-разжимались, оставляя на покрывале дырки с неровными краями.
Глаза слипались, я то и дело зевала, но стоило мне отвлечься и перестать гладить мягкие перья, как птица неприятно шипела и тыкалась острым клювом в руку, попадая по ожогу.
— Пора спать, — решительно заявила я, беря птицу в руки и пересаживая на подоконник. Более подходящего места не нашлось, а перспектива просыпаться каждую минуту от болезненных щипков меня не радовала. Пушистый гость к моему порыву отнесся неблагожелательно — ущипнул за нежную кожу запястья и нахохлился. В черных глазках-пуговичках загорелся недобрый огонек.
Предвкушая пару часов беспокойного сна и ранний подъем, я скинула плащ и кеды и завалилась на кровать в одежде. От подушки пахло старинной пылью и кислятиной, и я, четверть часа назад безуспешно боровшаяся со сном, ворочалась на комковатом матрасе, в очередном приступе бессонницы.
Птица тихо клекотала, топорща перья, а затем задремала, уткнувшись клювом в крылья. Я тяжко вдохнула: духота давила на меня, от пыли беспощадно чесались лицо и глаза, а о глотке свежего воздуха можно было только мечтать.
Поняв, что уснуть не удастся, я села на кровати. В щель ставней пробивался тонкий луч лунного света, оставляя на пыльном полу серебристого цвета. За окном шумели деревья, слышались отрывистые эпизоды переругивания солдат, но самое главное — там был чистый, свежий воздух. А я была заперта в четырех стенах, где задыхалась. Выбор был очевиден.
***
Птица проснулась, как только я сунула ноги в кеды и направилась к двери в твердом намеренье выбраться наружу. Она следила за мной несколько секунд матовыми, без блеска, глазами, а затем единым движением перемахнула через комнатушку, плавно опускаясь мне на плечо. Вес в ней был существенный, а потому я передвинула ее чуть ближе к шее, чтобы идти было удобнее. Птичка вцепилась в плечо острыми когтями и издала тихую трель, мол, чего ждем?
— Ну, тогда пошли гулять, — стало понятно, что неведомая зверушка не собирается оставлять меня в одиночестве. Раздался душераздирающий звук — аккуратно приоткрыв дверь, я шмыгнула наружу, в неосвещенный коридор. На стенах виднелись очертания ламп или небольших факелов, но крыло казалось заброшенным, никто и не думал озаботиться их зажиганием. Я задумалась, может позвать с собой До-Ка-Ри, ведь условия ее проживания были ничуть не лучше, но прижавшись ухом к двери, услышала только размеренные песнопения, напоминающие заклинания шаманов. От потусторонних, загробных звуков мне стало жутко, и я пошла вперед, к лестнице, не оглядываясь и отбросив дурацкую мысль о совместной прогулке. Я не хотела знать, чем занимается Пожирательница Духов наедине с собой, и что-то мне подсказывало, что никто не хотел бы.
До лестницы я добралась без приключений, разве что поразилась — с обеих сторон чередой тянулись однообразные двери, судя по всему, пустующих комнат, но нас поселили в самом дальнем углу крыла башни. Намеренно ли?
На пути, минуя несколько лестничных пролетов, я изумлялась: на дворе солдат было не меньше полусотни, а коридоры пустовали. Тишина и пустота, неужели все спят? Костяная застава замерла в ночи, будто старая дева, улегшаяся спать сразу после наступления темноты за окном. Ни единым звуком не нарушалось спокойствие в этих стенах, только я, как неуспокоенный призрак, бродила по коридорам и лестницам. Один только раз на глаза попалась двойка караульных, но те застыли на месте, провожая меня странными взглядами, не отвечая на приветствие. Пучить глаза и хмуриться я тоже могу, подумала я, проходя мимо, к широким воротам, а затем и во двор. Стоило мне скрыться за углом, как вслед полетел шепот — полосатые солдаты приглушенными голосами что-то очень активно обсуждали, сердясь друг на друга.
— Да что с ними такое? — обратилась я с вопросом к птице, но та дернулась крыльями совсем как человек, мол, да кто ж их, малохольных, знает?
Двор выглядела немного иначе, чем я его запомнила — никаких ящиков или хозпостроек, только зеленая роща, выглядевшая дико посреди мертвого дерева и камня. Свежий ветерок приятно обдувал раскрасневшееся от духоты лицо. Я немного постояла, наслаждаясь ночной прохладой, а затем двинулась к скамейке, едва виднеющейся из-за раскидистого дуба, свесившего тяжелые ветви почти до земли. Скамья, грубо сколоченная из темного дерева, изъеденного жучком, казалась неустойчивой и натужно заскрипела, когда я забралась с ногами на ее спинку. Плащ я оставила в комнате и не прогадала: на улице было теплее, чем в зловещем лесу.
Мне надо было многое обдумать, сделать выводы и решить, как быть дальше. Правда, горькая как рыбий жир, все еще стояла в горле комом, но я не винила До-Ка-Ри. Пускай она действовала в собственных интересах, но она не стала лгать мне в лицо или молчать. Как жить, когда тебя обманывали с самого первого момента встречи?
С тяжким вздохом я прикрыла глаза, вслушиваясь в тишину. Странный звук, похожий на морской прибой, то накатывал, то отступал, оставляя в голове восхитительную пустоту. Все тревоги и печали рассеивались, как будто расступались облака на небе, являя собой лучистое солнце и глубокую синеву.
Он даже не пытался скрываться: дверь издала пронзительный треск рассохшегося дерева, выпуская во двор незваного гостя, а потом пространство наполнилось звуком сочной травы, уминаемой жесткой подошвой сапога.
— Уходи, я хочу побыть одна, — не открывая глаз, попросила я, прекрасно зная, кто решился нарушить мое уединение. Птица попыталась что-то крякнуть в мою поддержку, но Айден цыкнул, и та подавилась собственным клекотом. Нахохлилась еще сильнее, пряча клюв в перья, но не улетела. Что-то держало ее здесь, будто магнит — мелкую монетку, и даже после столь неуважительного отношения к собственной персоне она решила не уходить.
— Нам надо поговорить, — настойчивости Советника можно было только позавидовать. Она жил принципом «вижу цель — не вижу препятствий», что иногда казалось изрядной наглостью. На протяжении пути от стоянки До-Ка-Ри до Костяной заставы он даже не пытался со мной заговорить, и вот сейчас, загнав меня в угол, решил побеседовать по душам?
— А если я не хочу разговаривать? — я, наконец, открыла глаза и в первый раз за день пересеклась с Айденом взглядами. Тот даже не дрогнул.
Китель, придававший облику Айдену должную строгость, был расстегнут, а из-под него белым флагом выглядывала рубашка. Шнуровку у горла он ослабил одним движением, слегка неловким от смертельной усталости. Под глазами залегли тени, такие же глубокие как ночное небо. Возможно, он тоже не смог уснуть и вышел глотнуть воздуха. Я, наверняка, выглядела не лучше и даже обрадовалась, что вокруг нет ни одного зеркала. Встречи с собственным отражением я бы не пережила!
— Не хочешь разговаривать, тогда слушай, — повторение бородатого анекдота из моего мира в устах прекрасного рыцаря Талла было чересчур комичным, и я не смогла удержаться от смешка. Ну, что он мог мне поведать? Какие тайны, еще более мрачные поведать? Рассказать, как именно погибали мои предшественницы?
— Можно присесть? — мужчина в нерешительности остановился передо мной, сцепив ладони в замок за спиной. Я пожала плечами и отодвинулась в сторону, освобождая место. Лавочка оказалась слишком тесной для двоих, а потому, мы сидели так близко, что ощущали тепло друг друга и постоянно стукались коленями. Да, я до сих пор была обижена, ну, а кто бы не был?
— Где ты нашла ее? — Айден ткнул пальцем в нахохлившуюся птицу, которая мстительно прищурилась, разевая клюв, будто прицеливалась к клевку.
— В комнате, — я почесала птичку под клювом, отчего из плотно сомкнутого клюва послышался довольный клекот. Насладившись лаской, пернатное существо медленно-медленно перебирая лапками по моему плечу, спустилось вниз, примостившись между мной и Айденом, словно пыталось согреться.
— Только ты можешь держать на руках птицу-кровопийцу и глазом не моргнуть, — вздохнул Айден и крепко схватил птицу обеими руками, зажимая под мышкой. Второй рукой он разжал клюв, демонстрируя мне четыре ряда мелких острых зубов, как у ласки. Я разглядывала устрашающие челюсти безо всякого интереса, от усталости чувство страха исчезло напрочь.
— Она пьет кровь? — я наклонилась, чтобы получше разглядеть четыре острых клычка на верхней части клюва, но мое любопытство показалось птице излишним. Она сомкнула клюв, клацнув при этом так, что по всему двору завибрировало эхо, и вспорхнула вверх, прячась в кроне дуба. Так и сидела там, издавая обиженные трели опереточного злодея, которого раскусили в первой же сцене.
Айден усмехнулся, скидывая на землю два серых, с радужным переливом, перышка:
— Птица-кровопийца втирается в доверие, приковывает хозяина к себе плотными узами привязанности, тем и питается. Стоит тебе уснуть, она тут как тут. Прокусывает кожу вот здесь, за ухом, и пьет. Хозяин теряет силы, и не понимает, что его питомец тянет из него силы. Обычно, исход весьма печален, для обеих сторон. Хозяин погибает, а птица-кровопийца отправляется на поиски нового источника пищи.
Я передернулась, представив, что со мной было бы, если я ненароком уснула вместе с маленьким пушистым упырем в одной комнате. Точно бы проснулась с легкой формы анемии, если вообще проснулась.
Снова повисла тишина, а затем Айден тихо сказал:
— До-Ка-Ри была не права.
Он тщательно подбирал слова, чтобы убедить меня в своей правоте, либо просто сочинял красивую историю, чтобы поразить мое сердце и вернуть доверие.
— Почему же, — я не могла отвести взгляда от окна, располагавшемуся, напротив, на уровне второго этажа. Оно, в отличие от спальни, которая досталась мне, не было заколочено, и свет обрисовывал чужой силуэт густой тенью на старых пожелтевших занавесках. Чья эта комната? До-Ка-Ри? Догрэна? Кто еще не спит в столь поздний час?
Фигура шевельнулась в проеме окна, запрокидывая голову, обернулась три раза вокруг своей оси и исчезла. Свет мгновенно потух. Я моргнула, думая, что мне все почудилось, но тему менять не стала. Успеется.
Кашлянув, я пояснила:
— Она была права во многом.
Советник поспешно кивнул, обрадованный моей разговорчивостью:
— Да, но не во всем. Она ошиблась в самом главном.
Интерес, едва тлеющий, подогревался таинственным тоном Айдена, который так и намекал, что у него припрятан в рукаве не один туз, а целая колода из козырей.
— Выкладывай.
****
— Я знал твоего деда, — шепот коснулся моего уха, но я не отдернулась. Айден сказал, что в Костяной заставе не безопасно секретничать, здесь везде есть глаза и уши, а потому, беседа происходила в максимально интимной, даже смущающей обстановке. Не кстати я вспомнила, что при первой же встрече, мы с Айденом умудрились поваляться в обнимку по асфальту при появлении Вилфа Красноглазого, и при одной только мысли о колдуне Мертвая Голова на моем запястье заныла. Интересное совпадение. Но стоило мне услышать о том, что Айден знал дедушку, как боль отступила на второй план. Я вся превратилась в комок нервов. «Ну же, продолжай!»
— Твой дед — замечательный человек, один из лучших представителей твоего племени, — шептал Айден, склонившись ко мне так близко, что со стороны казалось, что он задремал на моем плече. Мягкие волосы щекотали подбородок, и я едва сдерживалась, чтобы под шумок не потрогать блестящие пряди, мечту любой девушки.
— Когда мы встретились, я был в отчаянии. Талл давно уже потерял свою силу, погрузившись в магический сон, в ожидании возвращения своей возлюбленной. И те, кто и раньше был недоволен Таллом, но не смел даже пикнуть, стали поднимать головы, вслух заявляя о собственном недовольстве и революции. Они говорили, что перерождение Невесты — бред, что Талл решил уйти от дел. Оппозиция росла в количестве, к ним примкнули многие. До-Ка-Ри не исключение. Рыцари Талла не меняли флагов и не собирались бежать на другую сторону, а потому, оставались в меньшинстве. Повсюду плелись интриги, ткались заговоры. И виной всему был только один человек. Угадай, кто?
— Вилф Красноглазый, — прошептала я, неожиданно прозревая. Ну, конечно, Вилф. Кто еще смог бы зачаровать обаянием толпу, заставить их пойти против возлюбленного всеми бога. Он, как крысолов из сказки, манил всех обещаниями лучшей жизни, ведя в пучину предательства.
— Именно он. Когда я понял, что все Невесты, которые приводились в наш мир, фальшивые… Когда я осознал, что время уходит, я решил сам найти Суженую. Я отправился в путешествие по мира, вслед за единственным яблоком, которое сможет привести сюда Истинную. Но на словах все что угодно может показаться простым.
Айден рассказал, что он был в отчаянии. Путешествие по мирам выпивало все силы, к тому же, связь с миром Талла была нарушена, и он не знал, вернется ли он в свой родной край, или придет уже на пепелище, где его не ждут. Оставшиеся рыцари держали оборону замка, но времени было катастрофически мало.
— Одной дождливой ночью я окончательно разочаровался в замысле Талла. Меня застиг ураган в одном из миров, силы окончательно меня покинули. Я ужасно хотел вернуться, и гори все синим пламенем. Но тогда я и встретил твоего деда.
Айден протянул руку, дотрагиваясь до моей щеки, и десяток разрядов тока пронизали мое тело. Я замерла, вцепившись в хрупкое дерево скамьи, а перед глазами разворачивалась история.
Советник решил, что лучше показать мне, чем рассказывать, и теперь я с головой окунулась в чужие воспоминания.
Ужасно сыро, в сапогах хлюпает. Спина ноет от неудачного падения с холма в мире номер 492, незаселенном и покрытом коркой льда. Болит горло, и Виллан давно не выходил на связь. Я бреду по улице, вокруг ни души. Стена дождя заслоняет обзор, слышится только натужный крип деревьев на улочке, куда я забредаю, в надежде переждать дождь, но не вижу ни единого укромного уголка. Ноги словно каменные, шагать все труднее. Ледяной ветер задувает в уши, поток воды достиг голени. Тяжко дыша, приваливаюсь к мокрой стене, прикрывая глаза. Если суждено мне умереть, то не здесь! Я отказываюсь!
Неопределенный звук привлекает мое внимание, и я вижу отблески света в витрине по левую руку. Маленькое крыльцо, залитое водой, приоткрытая дверь.
— Вам помочь?
Юнец, чьи щеки едва-едва узнали бритву, осматривает меня сквозь потоки воды, близоруко щурясь.
— Зайдите, в моем магазине тепло, сможете обсохнуть.
Юноша раскрывает над головой зонт и несется ко мне, преодолевая поток дождевой воды, который стремится сбить его с ног и унести в далекие дали. Он тянет мне руку и тепло улыбается:
— Держитесь за меня, сегодня ужасная непогода.
— Дедушка, — прошептала я, выныривая из пучины воспоминаний. Айден грустно улыбнулся, смахивая с лица прядь.
— Да, именно он. Он дал мне приют, в момент, когда я больше всего нуждался. Обогрел, напоил чаем, и высушил одежду. Лавка старьевщика стала для меня знамением того, что все будет хорошо. Ведь в самом его центре, на бархатной подставке, стояло хрустальное яблоко.
— Дедушка антиквар, — я слегка обиделась, когда Айден так нелестно отозвался о магазине дедушки, но то, что он сказал дальше, заставило забыть все обиды.
— Я смотрел на твоего деда, на яблоко, и видел, что через тридцать лет в этой семье родится девочка. Видел, как хрустальное яблоко расколется в ее руках, и знал, что она принесет в наш мир порядок и благоденствие. Талл проснется, а тьма, нависшая над нами, рассеется.
Я помолчала, обмозговывая ситуацию, а затем задала резонный вопрос:
— Откуда ты мог знать, что яблоко в лавке деда именно то, что создал Талл?
Айден усмехнулся, пошевелив пальцами правой руки. Между ними сверкали искры, порожденные магией. Он восстанавливал свои силы, потраченный на перемещение нас из лап Иллюзионщиков.
— Яблоко создал Талл, а все остальные копии — я. Отличить работу своих рук я могу даже через стену с закрытыми глазами, ведь на них частицы моей силы. На том яблоке, что было во владении твоего дедушки, ее не было. Оно было чистым. Истинным.
ХРЯСЬ.
Я вскинула голову, испуганная неожиданным грохотом совсем рядом. Башня озарилась всполохами рыжего и алого, потянуло гарью. Я с тяжелым сердцем следила, как искра пробежала вверх по крыше башни, охватывая конусообразную крышу.
В Костяной заставе разгорелся пожар.