Корень песочника подгнил, закучерявился плесенью, а потому не годился. Я с сожалением откинула его в сторону, рыская глазами по земле: где-то здесь я видела еще один, надеюсь, он подойдет. Погода вот уже третий день стояла ненастная, с болота тянуло смрадным духом сырости, и жители деревни вели себя странно.
— Даной, что случилось на болотах? — даже напряженный поиск песочника не смог отвлечь от мыслей, терзавших меня два дня кряду. Покинув меня на рассвете, Даной вернулась в деревню только на следующее утро. По пятам шел Рунок, уперевшись взглядом в землю. В его походке, неуверенной и нервной, чувствовалось некое напряжение. Я махнула ей рукой, сидя на пороге хижины, но она прошла мимо, опустив плечи и глядя в землю. Готова побить об заклад, выглядела она испуганно и потерянно. Теперь я задавалась вопросом: что же так напугало травницу и водяного? Рунок был замечательным следопытом, отличным охотником и чтецом по тропам, что для его соплеменников — особенно почетно. Почему же они вернулись из леса с такими лицами?
Даной, собирающая неподалеку перстянку, коротко выдохнула, как делала постоянно, стоило мне зайти на опасную территорию в компании лишних вопросов. Я прикусила язык, делая вид, что страшно увлечена созерцанием муравьев, которые непрерывной цепочкой поднимались по стволу дерева, закручивая свой строй спиралью. Брюшка у них зеленели и светились в сумерках лесной чащи.
Острые края трав, которые я ощупывала, прежде чем сорвать, резали пальцы, а от холодной росы, щедро выступившей на бледно-зеленом покрывале поляны, руки покрывались мурашками и коченели.
— Ничего не произошло, — кратко отозвалась травница, выпрямляясь во весь рост. Ладони, испачканные растительным соком и землей, она обтирала о юбку, на которой расползлись некрасивые кляксы бурого и темно-зеленого цвета, а под ногтями налипла грязь. — Пало несколько зверей, от загадочной болезни. Надо было убедиться, что деревне ничто не грозит.
Я почти поверила ей — ровный тон, спокойный взгляд. Только рука, терзающая ткань юбки до расходящихся нитей, не лгала. На болоте не было спокойно.
Каждая новая находка уводила нас все дальше от селения: я, увлеченная сперва поисками песочника, а затем — редких цветов лазурного цвета, не заметила, как забрела так далеко, что растерялась. Даной была здесь же, с сумрачным лицом бродила вокруг стволов-великанов, бормоча под нос строчки поискового заговора. Мне она говорила, что нет в нем магии или особенной силы, но, если произнести его, наполняешься уверенностью, что поиск закончится успешно. Лес умеет шутить: обнаружишь полянку, полную нужных и редких трав, а у тебя с собой ни ножа, ни лукошка. В руках, максимум, сможешь несколько пучков унести, но, кто же сможет удержать от соблазна? Убегаешь домой, а когда возвратишься — с ума сойдешь, искавши нужное место. Полянка пропадает, лес не любит жадных.
Не жадничай, веди себя с лесом уважительно и трепетно, словно с мудрым предком, а лес отплатит тебе той же любовью и преданностью.
Южный ветер, налетевший так внезапно, что я покачнулась, донес до чащи горький запах дыма. Я принюхалась: каритиды не доверяли огню и почти не разводили его в селении, боялись за деревянные, хрупкие свои хижины. Но запах горящей древесины и соломы вился следи деревьев, сопровождая искры, взметающиеся вверх. Их было плохо видно за деревьями, но всполохи озаряли лес не хуже сигнальной ракеты.
Даной напряглась, как струна, и уставилась в туманную даль, которая исходила крупными завитками дыма. Она тоже поняла, что случилось. На раздумья хватило нескольких секунд, а затем Даной рванула к деревне. Мне казалось, что ее босые ноги не касаются земли, и она летит вперед, уже видя перед собой картину случившейся трагедии. Я едва успевала за ней, царапая руки и ноги о колючие ветки, когда петляла на узкой тропинке. Но лес не желал выпускать нас: он путал тропы, уводил нас все дальше от деревни, не давая к ней приблизиться. Даной рычала от ненависти и отчаяния, выла как волчицы, потерявшая своих волчат. От его пронзительного плача в груди сжималось сердце, я ощущала ледяное прикосновение чужих пальцев к нему. Словно в моем последнем сне…
Долго мы плутали между деревьев, пока лес не сжалился. Тропа, ведущая в деревню каритидов, притаилась за раскидистой рощей, но Даной увидела ее. Отчаянно куснула себя крепкими зубами за мякоть кисти, и отметина налилась темной густой кровью. Даной наклонилась, прикасаясь к прохладной земле ладонью и устремляя взгляд в горизонт, который был грязно-серым от дыма. Кровь быстро впиталась, а заросли, закрывшие путь, разошлись. Лес принял жертву. Даной сделала первый шаг, входя в селение каритидов, которого больше не существовало.
Мы уходили из обжитой, бурлящей и пузыряще йся голосами и смехом деревни, а вернулись на пепелище. Дюжина хижин была разрушена до основания, всюду воняло гарью и кровью. Сделанные из легкой древесины и соломы, они вспыхнули за считанные секунды, выгорая до тла. Я прикрыла глаза, чтобы не видеть, что земля в деревне стала рыхлой и липкой от крови и слез. Даной, пошатываясь словно пьяная, бродила от хижины к хижине, заглядывая в них с затаенной надеждой, а затем отшатывалась, закрывая рот. Из ее нутра рвалась боль, превращаясь в гортанный крик. В деревне не осталось выживших.
Резали всех: взрослых и детей. Здесь и там виднелись тела, отброшенные нападавшими в сторону, словно сломанные и ненужные игрушки.
Ступая по мокрой земле, я подошла к своей хижине — внутри все было разворочено, тюфяк разодран на отдельные волокна, а книги, а тряпки, заменявшие мне одежду — пропали. Крыша, провалившаяся внутрь, вяло тлела, подмигивая в темноте. За спиной раздался гортанный вскрик. Я обернулась, чувствуя, как в груди колотится сердце.
— Ненавижу, ненавижу, — рыдала Даной, падая на колени перед своей хижиной. На ступенях, скользких и черных, лежал Рунок. Безучастные глаза смотрели в темное небо, а рядом валялось копье, измазанное маслянистой кровью по всему древку. Водяной до последнего охранял жилье своей предводительницы, пожелав погибнуть, а не отступить.
Горло сжалось, а глаза стали влажными. Хотелось сесть рядом с Даной и рыдать, захлебываясь бесполезной соленой водой, кричать в небо проклятия тем, кто посмел уничтожить десяток невинных душ ради достижения собственных целей.
Даной поднялась на ноги, утирая покрасневшие щеки грязными руками. На ее волосах оседала гарь черными хлопьями, а глаза сверкали от ненависти и боли. Она бережно уложила Рунока на землю, вкладывая ему в руки копье. Я не знала похоронных обрядов каритидов, да и некогда было хоронить целую деревню. Травница постояла над бездыханным телом друга, беззвучно шевеля губами. Коснулась глаз, лба и губ, будто прощаясь, а затем развернулась, скрываясь в хижине. Рунок успел уберечь ее вещи — книги, снадобья и эликсиры. Все они, нетронутые, блестели на полках хижины, а Даной сгребала их в холщовую сумку. Еще одну, почти точную копию, она швырнула мне в руки:
— Помогай, не стой столбом.
На сборы ушел час: я бережно паковала книги в сумку, а Даной уничтожала улики возвращения в деревню.
— Они не могли уйти далеко и могут вернуться, раз уж не нашли тебя, — Даной надышалась дыма, сорвала голос, рыдая, а потому, теперь ее голос звучал словно карканье воронья, — надо уходить.
***
Мы стояли на краю деревни, глядя как она пылает. Даной твердо вознамерилась стереть ее с лица земли, а для этого прошлась с факелом по каждой хижине, горько всхлипывая каждый раз, когда видела тела убитых друзей. Хижины легко горели, как и трава, опаляемая жаром кострища, в котором таяла деревня.
— Я могла догадаться, — шептала Даной, склонив голову к груди, — но была невнимательна.
Павшие животные на болоте, поняла я. Тревога Даной и Рунока. Иллюзионщики пришли за мной, потому что узнали, что я жива. Неужели сон, где я встретилась с Вилфом, к лицом к лицу, выдал меня?
Если бы Даной выгнала меня, то ничего бы не произошло. Я сглотнула комок в горле, не решаясь поднять глаза на травницу, горюющую так искренне и горько, что перехватывало дыхание.
— Пора, — Даной закинула за спину холщовые сумки с книгами и склянками и развернулась к горящей деревне спиной. Она смотрела только вперед и видела только путь, который предстояло преодолеть. Я замешкалась: куда же мы пойдем? Почему Даной все еще держится рядом, ведь я стала причиной уничтожения деревни каритидов, места, которое Даной считала единственным своим домом. Но травница ответила раньше, чем я озвучила свои сомнения.
— Я провожу тебя до столицы. Надеюсь, они погибли не зря, Невеста.
Ледяные слова вспороли грудную клетку, но я тронулась вслед за Даной, стараясь не упускать ее из виду.
— Я не разочарую тебя. Их смерти не станут напрасными, — в уголках глаз вскипели злые слезы. Я еще никогда не чувствовала в сердце такой жгучей, терзающей ненависти. Впервые в жизни я захотела убить человека — Вилф это заслужил.
Путь лежал в столицу.