Уходили дальними тропами: Даной принесла очередную жертву лесу, окропив кровью деревья, в надежде, что его защита укроет нас от врагов. На темной мшистой коре остался размытый отпечаток ладони, медленно растворяющийся в пористой поверхности. Мох жадно впитывал кровь, наслаждаясь каждой каплей. Украдкой вытерев глаза, я искоса взглянула на Даной. Она чутко вслушивалась во тьму, перебирая в руках четки. Гладкие бусины из белого камня отзывались каждое движение пальцев певучим перестуком, разбавляя стылую тишину.
Земля под ногами хлюпала, напоминая об опасной близости топей, но Даной шагала размашисто, уверенно, неся за спиной сумки с пожитками. Наверное, стоило предложить помощь, но я боялась открыть рот. Горе пылало в травнице, обжигая ее словно глиняную статуэтку, а языки пламени тянулись ко мне, угрожая спалить дотла, не оставив и горстки пепла.
— Держись рядом, — просипела через плечо Даной, ускоряя шаг. Она то ли испытывала меня, то ли мстила: я отвыкла от быстрой ходьбы, постоянно сбивалась с темпа. Дыхание не восстанавливалось, легкие жгло, но остановиться и взять минуту на отдых, было смерти подобно. Набатом звучал в ушах стук сердца, а мне казалось, что я слышу топот конских копыт за спиной. Всадники, мрачные и сердитые, снуют между деревьев в поисках беглянки. Отпечатками копыт была усеяна земля между лачугами каритидов.
Горечь разливалась под языком, становясь с каждой минутой все невыносимее. Чувство вины и непоправимости произошедшего давило на шею, заставляя сгибать спину под их тяжестью. Я сглатывала слюну, борясь с желанием вывернуть желудок наизнанку у ближайшего, чтобы избавиться от тревожного, подтачивающего волю чувства. Я жалкая, не стоящая и ногтя всех тех, что погибли, пытаясь меня защитить. Раньше все казалось игрой, сегодняшняя реальность кровью доказала, насколько она настоящая и жестокая. За мной по пятам следовала смерть, держась на отдалении, но, не выпуская меня из виду.
Даной остановилась так внезапно, что я, погрузившись в волны самобичевания, врезалась ей в спину.
— Прекрати себя жалеть, — тихо произнесла травница, не оборачиваясь, будто не в силах смотреть на меня. — Ты не сможешь исправить то, что случилось. Но можешь сделать так, чтобы это не повторилось.
Я свесила голову, задумавшись. Была в ее словах крупица правды, но как она могла облегчить мои терзания? Индульгенция за ошибки, прощение всех грехов?
Тонкий свист достиг моего уха в самый последний момент, я бы даже не успела увернуться, если бы не травница. Она шагнула назад, толкая меня плечом в кусты. Я оступилась, падая ничком в кучу прелой листвы. В лицо ударил терпкий запах гниения, листья вплелись в волосы, ладони заскользили на сырой земле. Мимо носа, разрывая воздух песней-свистом, пронеслась стрела с темным оперением. Тонкий металлический наконечник вонзился в дерево, и то брызнуло в стороны щепками. Даной прислушалась, а затем подошла и потянула за тесьму, прикрепленную между двумя деревьями, именно на нее я напоролось, двигаясь неосмотрительно. Травница оглядывалась, ища признаки других ловушек, куда более хитроумных. Тесьма медленно таяла в ее руках.
— Иллюзионщики, мерзкие твари, — хмыкнула травница, откидывая в сторону молочно-белые капли рассеявшейся иллюзии. — Их штучки.
— Айден говорил, что они не могут причинить вреда, — прохрипела я, поднимаясь на ноги и вычесывая из волос листья.
— Айден говорил? — с непонятной досадой цыкнула Даной. — Да, их силы заточены на обман. Но стрелу в плечо получишь вполне настоящую.
Даной аккуратно извлекла стрелу, осматривая оперение и масляно-блестящий наконечник.
— Отравленная. Хорошо подготовились.
А затем откинула ее в сторону, будто обжегшись. На лице Даной проступила гримаса отвращения, смешенного с ненавистью:
— Работают не одни. Есть у них в компании кто-то, разбирающийся в травах. Дешево и сердито, от заражения умрешь за пару часов.
До-Ка-Ри, подумала я. Даю руку на отсечение, что ее работа. Я вздрогнула, представив, как холодная плоть наконечника вгрызается в плечо, распространяя по венам и кровеносным сосудам смертельную заразу.
Мы продолжили путь. Почти до самой столицы Даной молчала, иногда давая резкие, как выстрел или щелчок кнута, указания: повернуть, затихнуть или спрятаться. На подходе к городу, который оказался не так уж и далеко, мы едва не наткнулись на отряд иллюзионщиков. Мы оказались не готовы к тому, что из раскидистых, густых кустов, на нас вылетит конная тройка. Лошади, загнанные, с шальными глазами, хрипели и мотали гривами. В углах губ вскипала желтоватая пена, показывающая, что всадники не жалели их вот уже много часов. Фигуры, закутанные в темные плащи с серебристой окантовкой, стегали их бедных животных плетьми, вынуждая двигаться еще быстрее. Те выбивались из сил, едва держась на ногах.
Даной, сообразившая быстрее, дернула меня за руку, приседая за кустами, но один из всадников заметил нас. Он резким движением остановил лошадь, от чего та взвилась на дыбы и издала отчаянный звук, от которого в груди у меня заныло. Иллюзионщики нас обнаружили.
— Кто такие? — темный капюшон сдвинулся, обнажая сероватую, прочерченную глубокими морщинами, кожу лба. Всадник наклонился, не торопясь спешиваться. Его спутники также притормозили, давая своим лошадям минуту отдыха, в которой они так нуждались.
— Ведьма я, милок. В лесу живу уж четвертую сотню лет, — Даной сгорбилась, в мгновение становясь старше, чем была. На ее лице застыло жалостливое выражение, присущее человеку, который обратил на себя нежеланное внимание и мечтает от него как можно быстрее избавиться. Я уткнулась взглядом в землю, беспрестанно кивая в подтверждение сказанного. Иллюзионщик цыкнул, неудовлетворенный ответом:
— Куда идешь, старая?
— Да в город, милок! Внучку свою пристроить хорошим людям в услужение. Говорят, есть места, где молодая девица сможет работать по совести и бабке своей копеечку отсылать. А то утомилась уже девка, в лесу живя и с дикими зверями разговаривая!
Травница сгорбилась, накидывая на голову шаль: теперь она точно выглядела как пожилая, усталая женщина, ведущая в город единственную внучку. Даже глаза влажно блестели, словно она мучилась осознанием, что придется отдать кровиночку в чужие руки если не навсегда, то на долгое время точно. Она специально коверкала слова, издавала жеманные смешки, которые резали слух. Иллюзионщик продолжал прятаться за капюшоном, как и его соратники, не давая прочитать собственные мысли по лицу или глазам.
«Отпусти нас уже!» — взмолилась я про себя, теряя надежду. Иллюзионщик шумно втягивал воздух, принюхиваясь к нам как огромная охотничья собака, обнаружившая след.
«Отпусти!»
Враг замер, покачивая головой. Молчание длилось какую-то жалкую секунду, но мне оно казалось вечностью. А затем иллюзионщик кивнул своим сопровождающим, щелкнул кнутом, и они рванули дальше, не говоря ни слова. Я смотрела вслед удаляющимся всадникам, ничего не понимая.
— Почему он не заметил, что ты не старая ведьма? — я куснула себя за губу, чтобы унять дрожь. Во рту тут же поселился противный металлический привкус, но даже ему я была рада. Приятно чувствовать, что хоть что-то не меняется. Я по-прежнему состою из плоти и крови.
Даной выпрямилась, откидывая в сторону растрепанные пряди:
— Иллюзионщики ориентируются на звук и запах, глаза у них слабые и беззащитные. Они почти слепы, если не используют свои эликсиры.
— Эликсиры? — мы вновь двинулись по дороге, попеременно оглядываясь: иллюзионщики могли вернуться, поняв, что их одурачили, но любопытство не на шутку разыгралось. Я была готова мучить травницу вопросами хоть до заката, наплевав на все предупреждающие вздохи и закатанные глаза. — Кто они вообще такие?
Даной несколько минут размышляла, видимо изобретая способ обойти неудобные вопросы, но так его и не обнаружила.
— Мерзавцы, не имеющие к магии таланта, но очень рвущиеся ее использовать. Настоящего волшебства у них не выйдет никогда в жизни, и они используют специальные составы, чтобы дать себе магическую подпитку. Когда Его Мрачнейшее Величество еще был полон сил, их не принимали всерьез. Но они примкнули к Вилфу и стали грозной силой, которую нельзя сбрасывать со счетов. Обмануть их сложно, но возможно. Главное — быть убедительной.
Пока я размышляла над этой мыслью, тропинка медленно расширялась, густые и колючие заросли редели, а между ветвями пробивался нежный свет, льющийся от трех остроконечных башен впереди.
— Столица, — пробормотала Даной, сбавляя шаг. — Вот мы и пришли.
Она устало выпрямилась, скидывая на землю у своих ног серую сумку, забитую книгами.
Я была готова, что дорога будет дальняя. Ожидала, даже, что на пути встретятся препятствия, которые будет трудно преодолеть. Но нет, дорога была легка и спокойна, не смотря на встречу с иллюзионщиками. Главная проблема возникла уже у ворот. Я, растерянная и обескураженная, смотрела на картину впереди и понимала: вот оно, начинается самое сложное.
Вся крепостная стена, окружающая столицу, кишмя кишела темными плащами с серебристой окантовкой. Они бродили как потерянные собаки у ворот, выглядывали из бойниц башенок, перекрикиваясь между собой резкими, птичьими голосами. Их было так много, что голова шла кругом. Ну, точь-в-точь, муравьи на лесной поляне. Город теперь принадлежал Вилфу и его приспешникам, путь через главные ворота был заказан. Иллюзионщики с пристрастием досматривали каждого, кто хотел войти в столицу: жадно обнюхивали, выискивая кисловатый душок измены, а затем отшвыривали от себя, переходя к следующему путнику.
— Они ищут меня! Знают, что выжила! И как же нам… — я обернулась к Даной за поддержкой и не обнаружила ее. Даной пропала, словно под землю провалилась, оставив меня в гордом одиночестве. И только на земле, белея в жидких сумерках цвета фуксии, лежала книга. Та самая, что я не успела изучить в деревне каритидов, последняя веха моего обучения у Даной.
— Держись, Лиззет, — прошептала я, наклоняясь. Обложка книги из настоящей кожи, холодила ладонь. Я прижала ее к себе, кутая в разноцветные лохмотья одежды: все, что у меня осталось, я держала в руках.
— Надеюсь, ты поможешь мне найти Шартиар, — я обращалась к книге, как к живому существу, подсознательно надеясь, что она мне ответит, но напрасно. Конечно же, я знала, что живых книг не бывает, но мне было так страшно и одиноко, что я могла бы и с деревьями разговаривать.
Одинокая фигура, стоящая на опушке, начала привлекать внимание. Один из иллюзионщиков двинулся в мою сторону, с четким намереньем допросить. Перехватив книгу поудобнее, я двинулась не к главным воротам, а вдоль стены, усердно делая вид, что просто наслаждаюсь прогулкой. От стены веяло холодом и запахом сырого асфальта, я коснулась ее ладонью, ощущая влагу, дрожащую на камне мелкими бусинами.
Надо найти другой вход, думала я, но в глубине души понимала: вряд ли здесь есть какие-то доступы в сердце города, где нет блокпостов. Иллюзионщик смотрел мне вслед, даже когда я удалилась на приличное расстояние. Вспомнив слова Даной о том, что они слепы как кроты, я перестала нервничать. Уверенность в себе — больше половины составляющей успеха.
Наверху, в галерее, венчающей крепостную стену и тянущейся по всей ее длине, что-то зашуршало. Я вскинула голову, прячась в густую тень под стеной, затаивая дыхание. Невысокая фигурка в темном плаще суетилась на смотровой площадке, заглядывая вниз и надеясь вычислить, где я прячусь. Он следовал за мной от главных ворот, поняла я и похолодела. Стоит мне двинуться, как он мигом меня обнаружит, а значит — я обречена. Простою здесь дольше — попадусь отряду, который точно патрулирует периметр. Ситуация была аховая.
Длинные белые руки протянулись из темноты, ласково зажимая рот, и втянули меня еще глубже в темноту.