Иллюзионщики не отказались от услуг маленького, несчастного водоноса, выглядящего так жалко, что желание подать копеечку на пропитание было вполне объяснимо. Возможно, вода из кувшина Марвина и показалась бы им горьковатой или мутной, но мальчик отвлекал их шутливыми байками и рассказами. Они сыпались из него, как просо из дырявого мешка, и не было им ни конца, ни края.
Из укрытия было видно, что он размахивает руками, угощая врагов очередной порцией прохладной водицы, а иллюзионщики пьют глоток за глотком, все сильнее подчиняясь дурману осоки смолистой. Отказаться они не могли — свет Хранилища Сердец вызывал страшную жажду, а враги у входа в Хранилище выглядели потерянными. Один из двойки иллюзионщиков вертел по сторонам головой, сдвигая к затылку плотную ткань плаща. Капюшон сползал все ниже, обнажая морщинистую, сухую кожу, которая буквально втягивала в себя крохи тьмы среди мерцающих лучей, падающих из окон Хранилища.
Марвин сделал шаг назад, а затем еще один, не переставая выдавливать из себя улыбку, больше похожую на оскал. Но иллюзионщики, попавшие под чары, уже не обращали на него внимания: вцепившись в плечи, они раскачивались, сидя на одном месте. По воздуху разлилась песнь: глухая и скрипучая мелодия, от которой все внутри вибрировало.
— Кто он такой? — в замешательстве прошептала я, глядя на то, как Марвин спрыгивает с высокого парапета, серебристой ласточкой растворяясь в подступающей к белоснежной лестнице тьме.
— Когда-то был рыцарем Талла, но мы для него слишком скучные. Однажды ты узнаешь эту историю, но не от меня.
Иллюзионщики бродили по площадке кругами, натыкаясь друг на друга. Их движения становились все более хаотичными, дергаными. Как Даной и обещала — враги сходили с ума. Три капли осоки смолистой сделали свое дело.
Я смотрела на дело рук своих, на сгорающих от безумия врагов, и не жалела их. Если видишь перед собой цель, то все средства становятся вполне подходящими, даже самые беспощадные и жестокие. Даной была права — все может быть и панацеей, и оружием.
— Пошли, — скомандовала Шартиар, скидывая на землю плащ. Ленты, оплетавшие ее плечи, мягко светились, как у настоящей жрицы. Я украдкой взглянула на себя: да, та же метаморфоза произошла и с моим нарядом. На какое-то мгновение я ощутила томление, легкое онемение души, будто я, и правда, была девой-жрицей, чей долг день за днем, год за годом, нести караул у Алтаря.
Мы незамеченными выбрались из укрытия, и только одна женщина, седая и косматая, нас узнала. Она, согнувшись, чтобы казаться как можно незаметнее, брела по улице, но стоило ей увидеть Шартиар и меня рядом с ней, как хмурое лицо озарилось. Я видела, как лицо, полное безнадеги, меняется. Надежда всегда делает нас другими людьми. Я улыбнулась ей уголком рта, сохраняя торжественный и немного надменный вид, и получила в ответ широкую улыбку. И эта простая улыбка наполнила меня верой в собственные силы, которая изрядно истощилась.
Ступени дрожали и казались сделанными из мягких облаков. Я нерешительно сделала шаг, опасаясь, что ступня провалится в пористую поверхность ступени, но нет, обошлось.
Шартиар поднималась резко и стремительно, и ветер колыхал за ней подол юбки, будто парус у судна, идущего в бой. Поднеси к ней бумагу, и та вспыхнет, превращаясь в пепел, настолько она была ослепительно-прекрасна. Я засмотрелась на ее фигуру, четко выделяющуюся на фоне яркого света, затем ускорилась, догоняя Шартиар на полпути.
— Кто здесь? — иллюзионщик, пребывающий в агонии, вскинул голову, заслышав чужие шаги. Шартиар цыкнула от досады: мы недооценили способность иллюзионщиков сопротивляться чужой магии. Они боролись изо всех сил, царапали пепельно-серую кожу до темных полос, сочащихся черной жижей, но осока была сильнее.
— Мы опаздываем на молебен, — тонким голоском ответила Шартиар, выступая вперед и заслоняя меня от иллюзионщика, уже протянувшего в мою сторону руки. Я с ужасом смотрела на обломанные, желтые ногти с черной каймой, приближающиеся к лицу, и живо представляла, как они вцепляются в волосы, царапают шею и щеки.
— Подведи ту, вторую, поближе, — сонным голосом проскрипел враг, все еще мотая головой, чтобы скинуть морок.
— Служба уже началась, мой господин, мы опаздываем, — с нажимом произнесла Наставница, щелкая пальцами за спиной. По воздуху поплыл удушающий аромат полевых цветов. Он был такой приторный и вязкий, что на легких почти оседала пыльца при каждом вдохе. Обескураженный запахом, который прочно забивал все дыхательные пути, иллюзионщик завертел головой, теряя все точки опоры. Второй, с опущенными плечами, поднялся на ноги и медленно побрел к парапету. Достигнув его, иллюзионщик схватился за камень и тяжело перекинул ногу через портик, намереваясь спрыгнуть вниз.
— Стоять, — шепнула Шартиар, еще раз щелкая пальцами. Аромат цветов, сводящий с ума врагов, не исчез, но стал чуть слаще и мягче. Враг замер, в одном шаге от того, чтобы совершить последний и самый примечательный полет в своей жизни. Качая головой, он смотрел вниз, на землю, утопающую в подступившем тумане, и тяжело дышал.
— Надо поаккуратнее с магией, — пробормотала Шартиар, проскальзывая мимо иллюзионщика, все еще заслонявшего нам путь. Я скользнула вслед за ней, на ходу одергивая юбку, задиравшуюся до бедер. Возможно, у дев-жриц было принято сверкать обнаженной кожей, но мне было не по себе.
Больше никто не вставал у нас на пути. Враги остались за спиной, сражаться с собственными галлюцинациями, порожденными бредом осоки смолистой. В Хранилище Сердец путь им был заказан, напомнила мне Шартиар, приближаясь к двери, ведущей внутрь. «Туда они смогут проникнут, только имея рядом сильного мага. Такого, как Вилф, к примеру. Но у него есть дела поважнее, нежели караулить нас здесь».
Двери в Хранилище Сердец распахнулись под руками Шартиар без нажима: она не успела поднести ладонь к витой ручке, отлитой из стекла, как створки распахнулись, освещая высокое крыльцо теплым, густым светом.
— Спасибо! — слова благодарности сами сорвались с губ сами, без всякого усилия, и я знала, что так было правильно. Хранилище было живое, дышащее и любящее. Сила его любви била в лицо, как порыв ласкового морского бриза с горькой ноткой соли. Напитавшись этой силой, я вся дрожала, а изнутри пульсировала неведомая еще сила, которая терпеливо жаждала момента, чтобы выплеснуться из моих ладоней потоком серебристого света.
Шартиар улыбнулась, когда пересекала порог, высоко подкидывая колени, как при игре в классики. Мне это показалось забавным, пока я сама не шагнула за ней. Вихрь невидимой энергии подхватил меня, поднимая на несколько сантиметров над землей, а юбка раскрылась бутоном подо мной. Я перемахнула через порог с грацией, которой никогда не обладала, и мягко опустилась на мраморный пол с другой стороны. Эхо моих шагов всколыхнулось вокруг и еще некоторое время бродило вокруг, теряя силу.
Я подняла глаза, окидывая взглядом зал, и подавилась вдохом: все пространство, сколько хватало зрения, занимали хрустальные саркофаги. Их были сотни — одинаковой формы, с тонкими и четкими линиями.
— Они здесь, — шепнула Шартиар, медленно подходя к ближайшей домовине. Я с трепетом заглянула ей через плечо, ожидая увидеть что-то страшное, что будет являться во снах, но реальность оказалась совсем другой. На дне хрустального гроба, чинно сложив руки на груди, лежал мужчина. Его длинные рыжие волосы, аккуратно забранные в косы, обрамляли скуластое, бледное лицо. Он будто бы спал, утомленный множеством дневных забот и дел, ведь тело было невредимым и почти живым. Беспощадная сила тлена не тронула красивые пальцы и мужественный подбородок. На нагруднике, в котором я опознала принадлежность к рыцарям Талла, плясали искры.
— Йордик, — почтительно склонила голову Шартиар, касаясь щеки мужчины ладонью. Я ожидала, что светлые ресницы дрогнут, и рыцарь распахнет глаза, силясь понять, почему там затекло тело и где он находится, но нет. Йордик остался недвижим.
— Они спят? Или мертвы? — я шла по узком коридору, образованному хрустальными гробами, и заглядывала в них по обе стороны от себя. Везде были они — рыцари Талла, прекрасные и неживые, словно заблудившиеся на перепутье жизни и смерти.
— В каком-то смысле и то, и другое, — Шартиар обошла несколько саркофагов, с надеждой заглядывая в них. Мраморный склеп простирался вдаль, а хрустальные домовины заполняли каждый квадратный метр свободного пространства. Какие-то из гробов были пусты, и Шартиар с грустной усмешкой проронила: «Для них время еще не пришло. Где-то здесь и мой есть».
— Здесь спят павшие воины, ожидая часа, когда господин вновь призовет их к себе, — голос Шартиар раздался на много метров вокруг, отталкиваясь от стен и набирая громкость. Я боялась, что нас обнаружат, но куда сильнее меня волновало другое.
— Талл тоже здесь? — с легкой дрожью в голосе спросила я, останавливаясь рядом с очередным саркофагом. Там лежала совсем юная девушка, а на ее ресницах дрожала роса, которой здесь быть не могло, ведь в Хранилище Сердец царила прохлада, сухая и приятная. Все тела спящих рыцарей были до груди укрыты цветами, иногда даже знакомыми мне — розами или пионами. А иногда и такими диковинными, что я застывала на месте и наклонялась, чтобы получше разглядеть их. Вытаскивать бутоны из гроба казалось кощунственными, словно за ними следом восстанет и обитатель, разозленный моей бесцеремонностью.
— Нет, — с легкой улыбкой отозвалась Шартиар и покачала головой, заглядывая в еще один саркофаг, — он во дворце. Но обстановка там похожа, тихо и спокойно.
Светлые брови сошлись на переносице, выдавая тревогу.
— Memento mori, — пробормотала я себе под нос старинное выражение и ощутила легкое покалывание в кисти. Мертвая Голова, все еще обитавшая на моем запястье, злобно таращилась в пространство, напоминая, что я постоянно нахожусь под прицелом.
Я осмотрела столько саркофагов, что голова шла кругом. Сотни разных лиц сменяли друг друга, пока все черты не слились в единое целое. Едва сдерживая дурноту, я беззастенчиво оперлась спиной на один из гробов, смахивая пот со лба:
— Их тут тысячи! Как же нам отыскать нужные?
Шартиар помолчала, методично обшаривая гроб за гробом в поисках друзей. Я наблюдала за ней, уставшая и разочарованная. Ничего не случается так легко, как планировалось. Обязательно все пойдет через…
— Да Рикс тебя раздери! — в сердцах крикнула Наставница, стуча кулаком по хрустальной крышке. По мраморному залу прокатился мелодичный звон, закладывающий уши. Я присела, в надежде укрыться от тонкого, настойчивого звука, который навылет бил в самое сердце. В нем было отчаяния и боли, что во рту разлилась горечь. Время утекало, как песок сквозь пальцы, и даже быстрее. Земля закачалась под огам. Толчки, поначалу слабые, ощущались с нарастающей силой, но, казалось, только замечала дрожь земли, от которой тонкие прожилки в мраморе множились и змеились дальше, расходясь к стенам причудливым рисунком.
Когда звон от хрустальной крышки саркофага, отраженный сотнями других, начал стихать, я аккуратно подняла голову, изучая фрески напротив, на которые сначала не обратила внимания. Они покрывали всю стену и выглядели тускло. Совсем не так я представляла себе убранство самого священного, по словам Шартиар, места в мире сна и смерти.
Зачарованная извилистыми линиями, создающими единый узор, я подошла ближе. На стене, укрываясь в тени, неизвестный мне автор изобразил богато украшенный трон. И еще один, чуть меньше, — стоящий чуть дальше, словно его хозяин полностью признает чужое старшинство. И две короны из костей, увитые плющом и яркими цветами, распускающимися на глазах зрителя.
Над всей этой жутковатой красотой, чужой рукой были выведены две строчки, но я не знала языка. Хотела позвать Шартиар, чтобы та расшифровала, но не успела. Над мраморным залом взметнулся торжествующий крик:
— Нашла!