— Виллан! — Шартиар рыбкой нырнула в ближайший к ней гроб, раскидывая в стороны огненно-красные маки, которыми до краев был наполнен саркофаг. Цветы, падая на мраморный пол, теряли свежесть и мгновенно вяли, будто бы жизнь в них поддерживалась магией. Я побежала к ней, вне себя от радости, что мы нашли хоть кого-нибудь, но резко затормозила. Переводя дыхание и боясь ошибиться, я несмело заглянула в гроб, который привлек мое внимание. Радость вновь забилась в грудной клетке, как птица, распирая ее изнутри:
— Руц в третьем ряду!
Снежно-белые лепестки лилий укрывали Руца до подбородка одеялом бесконечного сна. В лице не было ни единой кровинки, и от того волосы его казались еще светлее, почти бесцветными. Я протянула руку, отводя от лица белесую прядь, и вздрогнула. Кожа Руца была холоднее льда; у Виллана, наверняка, немногим теплее. С трудом верилось, что мы сможем вернуть их к жизни.
— Где же Айден?
Я заметалась по залу, теряя терпение. И пропустила звук чужих шагов у двери, которая распахнулась с громким скрипом. А когда услышала, Шартиар в одно мгновение оказалась рядом и потянула меня за часть вызывающего наряда, вынуждая присесть за одним из хрустальных саркофагов. Оттуда прекрасно было видно площадку перед дверью, которая быстро заполнялась незваными гостями в темно-серых балахонах. Они всё прибывали и толпились на небольшом пятачке перед входом, опасаясь ступить на мраморный пол склепа, будто магия, которой был пронизан камень, могла повредить иллюзионщикам. Или, того хуже, прикончить на месте.
— Где они?
Властный женский голос, отраженный холодными стенами, я бы узнала где угодно. От него руки покрывались гусиной кожей, а кровь в жилах — в хрустящий лед. Я позорно задрожала, прикрывая глаза, чтобы не видеть _ее_ перед собой. Но я не успела — на сетчатке уже отпечаталась картинка: До-Ка-Ри, посвежевшая и принарядившаяся, держит за шкирку мальчишку, рыжего и конопатого, хнычущего от страха. По цветастым одеждам мальчика, по сотням атласных лент в волосах, на раз-два опознавался служитель Хранилища Сердец, испуганный до икоты пришествием злобной ведьмы.
О, как я ее ненавидела в тот момент! Лгунья и предательница. Изнутри кипела злоба, равной по силе которой я не чувствовала никогда. Я все еще помнила, как блестели глаза До-Ка-Ри, когда нож Вилфа вспорол мне горло. Она упивалась моей болью, радовалась тому, что я умираю. Жажда мести бурлила во мне, просясь на выход, но я осознавала — время еще не пришло. Ну, ничего, я подожду.
За спиной До-Ка-Ри толпились иллюзионщики, выглядящие как потерянные дети. Двое из них еще не избавились от действия осоки смолистой, но флер сумасшествия уже испарился, как не было его. Остальные же топтались на месте, как будто тоже пригубили отравленой водицы из рук Марвина. Пожирательница Душ раздраженно зыркала на них, одним только взглядом предрекая неприятности.
— Я не знаю! — слезы катились по детскому лицу, оставляя четкие дорожки. Он дрожал и всхлипывал, закрывая лицо руками. — Оставили подношения и ушли! Они ушли!
Еще не сломавшийся голосок парнишки дал петуха, и он зарыдал, отворачивая лицо. Скулы обожгло румянцем от ярости: отыгрываться на самых слабых может только трус!
До-Ка-Ри без усилия за шиворот подняла мальчишку над полом, заглядывая ему в лицо:
— Если я узнаю, что ты мне лжешь, я вернусь. И сожру твою душу! Ты меня услышал?
Мальчик заскулил, сжимаясь в комок. До-Ка-Ри могла быть убедительна, как никто, кому как не мне это знать. Звук пощечины, которую она отвесила мальчишке, разрезал тишину громовым раскатом. Прислужник схватился за щеку, на которой тотчас вспух и заалел след от удара.
— Уходим, — скомандовала она иллюзионщикам, которые зашевелились как торопливые муравьи. Явно боялись накликать на себя гнев госпожи, которая была не в духе.
Затаив дыхание, я боялась нечаянно выдать себя. Но одно я знала точно — мальчик отчетливо видел и меня, и Шартиар, и предпочел скрыть правду. Солгал До-Ка-Ри, даже зная, чем ему это грозит. Заметив нас, притаившихся в углу, он замешкался, но в итоге целенаправленно солгал. Почему?
До-Ка-Ри простучала каблучками к выходу. Разрядилась она, конечно, так пышно, что мне стало стыдно за свой скромный туалет, пускай облачение девы-жрицы скромностью отнюдь не отличалось. Она уже чувствует себя королевой, подумала я, скользя взглядом по бархатному шлейфу, тянувшемуся к выходу вслед за До-Ка-Ри, и по алмазному венцу, которым была украшена высокая прическа. Рыжие волосы отливали киноварью, холодной и жестокой. Цвет — точь-в-точь как моя кровь на руках Повелительницы Душ в самом худшем моем кошмаре.
На пороге она обернулась, еще раз окидывая склеп Хранилища Сердец подозрительным взглядом. Я чувствовала, как на шарит глазами совсем рядом со мной. Замереть, задержать дыхание и зажмуриться. Ну, и постараться не думать громко — я еще помнила, что До-Ка-Ри ранее читала мои мысли на лету.
Мальчик-прислужник скорчился на ледяном полу, утирая слезы полой своей робы. Он дрожал, словно пламя свечи на ветру, и даже не поднимал глаз на До-Ка-Ри, которая возвышалась над ним.
— Уходим, — еще раз произнесла Пожирательница Душ, щелкая пальцами. Иллюзионщики еще бодрее потопали на выход, ссутулившись и кутаясь в плащи. Один из них задержался в проеме, за что получил от разъяренной До-Ка-Ри пинка для скорости. Выглядело совсем по-детски, как будто грозная Повелительница Душ не может контролировать приступы гнева. И вновь в Хранилище Сердец повисла священная тишина.
— Из-за вас меня убьют, — шепотом сказал мальчик, дрожа хилым тельцем и глядя мне в глаза. Он уже жалел, что не сдал нас со всеми потрохами врагам, как следовало. Видимо, в голове у него мелькали картинки собственной казни, бывшей не за горами. Шартиар поднялась на ноги, подходя к мальчику и ласково обхватив хрупкие плечи в намеке на объятие.
— Я не позволю ей навредить тебе, — Наставница погладила багровый отпечаток ладони на нежной коже ребенка, прижимая его голову к груди. Мальчик всхлипывал и трясся в беззвучной истерике. Я сглотнула, прогоняя от себя видение: серое лицо ребенка, лишенного души. И оскал До-Ка-Ри, склонившейся над ним и упивающейся собственной властью.
Я медленно брела между саркофагами, подчиняясь одной лишь интуиции. Тонкая нить предчувствия вела меня вперед, толкала в спину и не давала оборачиваться.
— Скажи, — услышала я за спиной вкрадчивый, успокаивающий голос Шартиар, — где покоится Советник Айден?
Мальчик всхлипнул еще громче, подавившись резким вздохом. Он боялся, я чувствовала, что он все сильнее дрожит, но упрямо продолжала шагать. Саркофаги сменяли друг друга, один за другим, пока в груди не звякнуло. Я остановилась, скидывая с себя наваждение.
— Где спит Айден, малыш? — Шартиар терпеливо спрашивала, надеясь услышать ответ. Но мальчик продолжал лить слезы, уткнувшись лицом в ее плнчо.
— Оставь его, Тия, — я не узнавала свой голос, он доносился словно издалека, — он здесь. Я нашла Айдена.
Наставница повернула ко мне лицо, растерянная и удивленная. С моих губ сорвалось непривычное имя, звучание которого пришло ко мне из глубин памяти. Да, подумалось мне, но как-то лениво, через силу, мир менял меня, хотела я того или нет.
Я смотрела на лицо Айдена, умиротворенное и спокойное, а сердце сжималось. Мне хотелось плакать, залить бледную кожу слезами, и надеяться, что они вернут Айдена к жизни. Протянула руку, касаясь стеклянной крышки саркофага, но одернула себя. Вряд ли Шартиар оценит такой порыв, но на душе было неспокойно.
— Как же нам его оживить? — я ощущала себя беспомощной, как птица с перебитыми крыльями, сколько не маши — не взлетишь. Шартиар приблизилась, глядя на меня, как на сумасшедшую. Возможно, так и было. Я невесело усмехнулась, дотрагиваясь до нескольких цветов, лежащих на крышке саркофага. Черные маленькие розы, разве было что-то более подходящее синим глазам и темным ресницам? На серебряных эполетах кителя дрожала роса, и отражение моего лица дробилось на сотни осколков в ее каплях.
— Твой дедушка сказочник, а ты меня спрашиваешь, как его разбудить?
Я вспыхнула так резво, словно мне предложили пробежаться по главной улице своего города в одном белье.
— Поцеловать?! Разве нет способа попроще?
— Куда уж проще, — парировала Шартиар, оглядываясь на дверь, которая оставалась тиха. Иллюзионщики толпились снаружи, карауля выход на случай, если мы обвели их вокруг пальца, что было не далеко от истины.
Но я не собиралась так легко сдаваться:
— Так что же, мне всех здесь перецеловать?
Наставница тихо рассмеялась:
— Зачем же? Руца и Виллана я разбужу сама. Для остальных время еще не пришло.
Я покачала головой, стараясь не заглядывать в лицо спящему Советнику. Каждый раз когда я случайно натыкалась взглядом на темные ресницы, белую полосу шрама и губы, то заливалась краской от лба до шеи, как выпускница института благородных девиц. Ну, если подумать, дедушкино воспитание было весьма похоже на высшее учебное заведение для юных леди. Вспомнить только, как я разнервничалась, когда Айден помог мне подняться из лужи. Прикосновение незнакомого мужчины, весьма невинное и обоснованное вынужденной помощью, было чуть ли не запретным плодом.
— Так почему Айден достался мне? — шепотом закричала я, боясь потревожить тишину и привлечь внимание караула снаружи. Возможно, я выглядела как последняя истеричка, но я правда не горела желанием целовать Советника, практически на глазах всей гвардии. Виллан наверняка шуточками будет сорить до самого Дворца.
— Должна быть глубокая эмоциональная связь. Только она сможет одарить твой поцелуй силой, достаточной для пробуждения из вечного сна.
Я хмуро взирала на Шартиар, скрестив руки на груди. Пока ее объяснения звучали не ахти как убедительно, но я решила дать им шанс.
— Мы с Руцем, — взмах рукой в сторону саркофага, где продолжал спать Руц, — близнецы. Здесь все само собой подразумевается, ты так не считаешь?
Добившись от меня неохотного кивка, Наставница продолжила:
— Виллан влюблен в меня три тысячи лет. Здесь хочешь — не хочешь, а придется соответствовать.
Я хмыкнула, понимая, какой козырь сам приплыл мне в руки. Только пусть попробует что-нибудь сказать по поводу поцелуя и Айдена, как я разыграю самую выигрышную партию в своей жизни.
— До-Ка-Ри с Вилланом тоже в родственной связи. Почему бы не попросить ее разбудить брата?
Шартиар успешно проигнорировала ехидную реплику:
— И Айден достается тебе.
Я с сомнением покосилась на Советника, который дремал себе и даже не догадывался, какую жаркую дискуссию вызвал.
— Звучит не очень убедительно. Я думала, связь должна быть другого характера. Мы же с ним друг друга бесим, и это не секрет! Единственная эмоция, которую мы вызываем друг в друге, раздражение.
Шартиар нетерпеливо вздохнула, направляясь в сторону Виллана. Она намеревалась пробудить его ото сна первым.
— Уж как есть. Злость может связывать куда крепче любви и дружбы. Действуй!
Мда, ситуация не слишком-то привлекательная. Айден спал, безразличный к моим переживаниям и метаниям души. Только его саркофаг, один-единственный, запирался сверху тонкой хрустальной крышкой, которую я сдвинула почти без усилия. Аккуратно прислонив ее к гробу, я наклонилась над Айденом, ища в себе силы закончить начатое. Бледные губы Советника казались холодными, как январская стужа. Первый раз поцеловать мужчину, да еще и покойника? Приключение на любителя. Что бы сказал дедушка…
— Лиззет, а можно немного побыстрее? — со спины, потягиваясь и зевая, подошел Виллан. Его возвращение в мир живых прошло без лишней помпы: никаких тебе фейерверков, магических вспышек и звукового сопровождения. Рыцарь растерянно моргал, тер глаза и щурился с непривычки от теплого света Хранилища. Мне показалось, или освещение стало ярче, когда Виллан очнулся? Скорее всего, померещилось, но рыцарь выглядел точь-в-точь как человек, проспавший слишком много во время дневного сна, и теперь пытающийся понять, какой на дворе год. Я не смогла сдержать улыбки, настолько мне было это знакомо.
— Может, сам попробуешь? — ворчливо предложила я, готовая великодушно уступить ему место. — У вас же тоже есть особенная связь?
Виллан одарил меня хмурым взглядом, в котором читалось все, что он обо мне думает в текущий момент, но в следующее же мгновение лицо рыцаря озарилось улыбкой: к нам подошел Руц, на ходу разминающий затекшие мышцы.
— О чем разговор? — он перегнулся через бортик, деловито заглядывая в саркофаг. Вид спящего Советника его ни сколько не тревожил, словно он каждый день проводил подобным образом. — Лиззет, время поджимает.
— Знаю я, — огрызаться и ерничать было простым решением, за которое я не несла ответственности. Я все никак не могла решиться и сделать последний шаг: прижаться губами к губам. То ли смущение, то ли суеверный страх мешали мне пойти до конца.
Шартиар цыкнула, складывая руки на груди. Выглядела она недовольной, слегка раздраженной и…усталой? Ну, конечно, понервничать пришлось изрядно, даже я ощущала каменную усталость в теле и мыслях, которая никак не хотела уходить.
Так, собраться с мыслями, сгрести последние крохи сомнений и выкинуть их вон.
Поцелуй вышел ужасно неловким: я неуклюже перегнулась через бортик, прижалась губами к холодным восковым губам, замирая. Секунда, вторая, третья.
Я отстранилась, заглядывая Айдену в лицо. Ничего. Не дрогнули ресницы, отбрасывая на светлую кожу тень. Не налились живым цветом скулы. Ни-че-го.
Виллан издал забавный звук, что-то среднее между хрюканьем и задушенным нервным смешком:
— Мда, так быть не должно. Шарт, ты уверена, что именно поцелуй Лиззет должен пробудить капитана ото сна? Может, лучше ты?…
Наставница поправила очки, одаривая Виллана ледяным взглядом, от которого тот поежился, и отчеканила:
— Я уверена в этом на все сто процентов. Либо она, либо никто.
Рыжий рыцарь посторонился, оборачиваясь ко мне:
— Еще разок?
Ну нет, хватит, мое терпение лопнуло. Я оттолкнула от себя хрустальную крышку гроба, ничуть не заботясь ее целостностью. Разобьется? И пускай, Айден будет спать под свежим ветерком, ведь простудиться ему точно не грозит.
— А давай я здесь всех перецелую?! Так же веселее?
Я чувствовала себя неловко: хваленый магический поцелуй не сработал, а сердце в груди билось как сумасшедшее. Но, почему-то, в глубине души я чувствовала странное облегчение. Да, поцелуй оказался бессилен, а значит, нет никакой особенной связи между мной и Айденом. Видения, терзавшие меня во снах, были всего лишь плодом воспаленного сознания и лекарств Даной. Томление и робость, охватывающие меня при мысли об Айдене, смеющемся, грустящем или задумчивом, была фикцией, шуткой моего мозга. И мне стало намного легче. Все мысли о том, что я могла бы влюбиться в Айдена, были смешными и жалкими в собственной несостоятельности. Не могла, и точка.
Но рыцарям нужно было больше доказательств, а потому, я вновь нырнула в саркофаг, прижимаясь к Айдену в новом поцелуе, теперь куда более глубоком и вдумчивом.
Рыцари за спиной затаили дыхание, словно присутствовали при таинстве, чья сила могла разрушать и создавать миры. Меня бесил их трепет, их вера в вещи, которым не суждено сбыться.
— Что и требовалось доказать, — с торжествующим видом я вернулась на место и подбоченилась. Лица у рыцарей, надо сказать, были впечатляющими. Такого калейдоскопа растерянности и бесплодной надежды я не видела никогда. — Нет никакой связи. Только если в твоей голове, Шартиар.
Та прикусила губу, отворачиваясь. Виллан и Руц молчали, пораженные, что поцелуй не сработал.
К моему глубокому сожалению, друзья не собирались просто так сдаваться. Виллан предлагал такие варианты выхода из сложившейся ситуации, что у меня алели щеки и начал дергаться глаз. Он потом, конечно, получил затрещину от Шартиар, но нести чушь не перестал. Они еще некоторое время шипели друг на другу, доказывая собственную правоту, но противники силы имели равные, битва угрожала затянуться.
Руц задумчиво пощипывал подбородок:
— Быть может, нужны какие-то слова?
Я с подозрением уставилась на него:
— И какие же?
Руц открыл рот, чтобы поведать мне секретную формулу, но тут Айден, до того момента мирно дремлющий на дне хрустального саркофага, зашевелился. Его хриплый со сна голос звучал тихо и отстраненно, как будто его владелец все еще находился очень далеко.
— Чего вы так орете? Поспать не дают…
Я до боли стиснула руки на хрустальном бортики саркофага, боясь, что видение растает как дым. Айден еще раз шевельнулся и сел, сопровождая каждое движение тихим стоном.
— Все тело ломит невыносимо, — пожаловался он, оборачиваясь к нам, — а чего такие лица печальные? Вы что делаете?!
Выдержать объятия сразу четырех взрослых людей, нападающих на тебя как коршуны на пищу, сможет не каждый, но Айден справился на отлично. Когда под моими коленями лопались бутоны роз, провозглашая возвращение Айдена в мир живых, а рядом гремел смех Шартиар и Виллана, пришло осознание, что я почти счастлива.
Синие глаза смеялись, когда Руц помогал Айдену выбраться из хрустального плена. Нам предстояло покинуть Хранилище Сердец раньше, чем Вилф и его подручные пронюхают, что троица рыцарей вновь на свободе.
Холодные пальцы коснулись моего запястья, пробежав вверх и вновь вернувшись. Я вздрогнула, не ожидая увидеть Айдена так близко. Он улыбался, мягко и тепло, как будто видел во мне что-то большее. Я отстранилась, смущенная неожиданной близостью.
— С возвращением, Советник.
То, как дрогнул мой голос, не укрылось от Айдена. Он наклонился чуть ближе к моему уху, отводя в сторону прядь волос, перевитую лазурной лентой.
— Спасибо.
Призрачное прикосновение чужих губ к щеке еще долго преследовало меня пульсацией на коже. Теперь я окончательно знала, что свернула не туда.