Каюта, в которой разместил нас Мирошник, провоняла морской водой и гнилью. Даже для двоих она была слишком тесной, мы с Айденом едва могли развернуться на маленьком пятачке, не занятом ящиками и койками, а рядом с нами был еще и Вальд. Лицо Айдена было слишком близко, что тоже не прибавляло энтузиазма, я и так сделала слишком много рискованных вещей, за которые теперь было стыдно.
Капитан оглядел захламленную каюту и надулся от гордости:
— Самую лучшую для вас выбрал. Располагайтесь!
Айден скептически огляделся: койки были направлены несвежим бельем, под ногами шуршали непуганые крысы, нагло обвивая щиколотки хвостами, а в углах клубились комья плотной, застарелой паутины. Здесь давненько уже никто не обитал, и могло показаться, что нам специально выдели самую неприглядную каюту, но остальные помещения, между которых мы шагали цепочкой, выглядели еще хуже. Сырые, покрытые плесенью проемы, с которых капала вода. Черные от плесени стены. Гнилые доски под ногами.
— Удачи, — легкомысленно отсалютовал Мирошник, оставляя нас одних, — отбываем через несколько минут.
— Как они живут здесь? — я с брезгливой гримасой отодвинула от себя подальше комковатое, грязное одеяло, которое помнило еще мою прабабушку и рассыпалось на волокна прямо в руках. — Тут же невыносимо!
Айден помог Вальду откинуть подвесную койку и забраться туда с ногами. Обыкновенная
деревянная доска, прикрепленная к стене петлями и цепями. Наши постели располагались ниже, но желания отдохнуть у меня не возникло.
— Команда просыпается только зову капитана, — Советник нахмурился, словно вспоминая детали, — пока Мирошник не позовет, они могут годами пребывать в состоянии сна, скользить тенями по воде от берега к берегу и назад.
Вспомнилась книга сказок: где-то на желтых, хрупких страницах, я уже встречала корабль со спящей командой. Только в той истории встреча героев с призрачным судном была не слишком-то удачной.
— Дедушка рассказывал мне про корабль, который заманивает на борт наивных путников, а затем — топит, — тихо произнесла я, усаживаясь на самый краешек койки. Прикасаться к чему-либо голыми руками я опасалась. Вальд, уютно устроившийся на своей полке, в полутьме сверкал желтыми глазами. Айден уселся напротив, но койки были так близко, что мы коленями прикасались друг к другу. Очень некстати вспомнилось, как тесно я прижималась к нему у замка гнильцов. Можно было оправдаться, сказать, что во всем виноват стресс, но в глубине души отлично знала правду. И от осознания этой правды в груди что-то глухо ныло, не унимаясь.
В ответ на мою реплику Айден тихо рассмеялся. Мягкий смех в полумраке обернулась вокруг меня пушистым облаком, жарко вспыхнули щеки. Его поведение было непредсказуемым — в один момент он нежно улыбался мне и гладил по волосам, в попытке успокоить. В другой же — строго выговаривал за невнимательность, упрямство и грубость. И эти две крайности удивительно гармоничным образом объединялись в одном человеке.
— Возможно, Мирошник был бы и рад отправить нас на дно морское, но он не может.
— Стесняется? — фыркнула я, обхватывая себя руками, чтобы согреться. Меня потряхивало от влажного, прохладного сквозняка, которым поддувало из десятка щелей в двери и деревянной обшивки каюты.
— Нет, — невозмутимо покачал головой собеседник, — мы ему заплатили. Сейчас он по рукам и ногам связан договором, условия которого обязательно выполнит. Правда, ничто не мешает ему утопить нас после.
По еще одному смешку я поняла, что Айден шутит. Неуклюже и нелепо, как человек, долгие годы проведший в изоляции от других.
Корабль упруго дрогнул, выходя в бухту. Над головой слышались топот и яростные крики членов команды, но в самой каюте было тихо и спокойно. Фрегат, влекомый ветром в парусах, несся вперед, разбивая высокие зеленые волны. Те шипели, распадаясь комьями пены, и этот шепот успокаивал лучше любых колыбельных. Я прикрыла глаза, не сдержав тяжкого вздоха. Минутная передышка казалась благословением. Я и не помнила, как давно могла вот так — сесть и забыть, что за спиной по пятам крадется опасность.
И главная угроза — Вилф Красноглазый, никак не выходил у меня из головы. Мне удалось выиграть время, но кто сможет гарантировать, что если он меня найдет, кара не будет еще страшнее? Да и сережка. Зачем было получать от меня обещание исполнить одну-единственную просьбу, а затем — убивать? Шрам на горле кольнуло призрачной болью.
— Устала? — тихо спросил Айден, потянувшись ко мне через полумрак. Мне показалось, что он сейчас протянет руку, коснется моих волос, но нет, замер на полпути. Непонятно отчего, но я расстроилась:
— Есть немного.
— Отдохни, — посоветовал он, поднимаясь с койки, — я переговорю с Мирошником.
Я хотела возмутиться, что не стану спать на грязной кровати, но стоило Айдену скрыться за дверью, как на меня напала дремота, которой я не смогла сопротивляться. Веки стали тяжелыми, словно я не спала несколько недель. Я ничком повалилась на кровать, уткнувшись лицом в продавленную, тощую подушку. Будь что будет.
***
Меня страшно тошнило. Тошнота пришла внезапно и накинулась на меня из темноты. Айден, вернувшийся в каюту, застал меня на полу, где меня выворачивало наизнанку. Вальд, слетевший со своей койки, суетился вокруг меня, уговаривая вернуться в постель, но я только отталкивала его руки, содрогаясь. Я давно ничего не еле, во рту застыл кисло-горький привкус желчи.
Пророчество Мирошника о морской болезни сбылось на все сто процентов, как в воду глядел. Озноб пропал, и температура тела медленно, но верно повышалась, выжигая меня изнутри. Меня трясло в жестоком приступе лихорадке, и качка, каждый толчок волн, отзывались болезненным спазмом в животе.
Айден был рядом, стирал холодный пот со лба, разговаривал со мной. Его спокойный, тихий голос действовал успокаивающе, но я все равно страдала. Еда и питье, которые он приносил мне трижды, не лезли в глотку. От одного вкуса меня полоскало еще сильнее, и Советник безропотно ухаживал за мной. Садился на край кровати, убирал слипшиеся пряди, шептал что-то невнятно, но умиротворяюще. Я вслушивалась в его голос и пыталась задремать, когда метка Иллюзионщиков, клеймо на моей коже, вспыхнуло. Перед глазами все плыло, но уши заложило от крика. С каким-то удивлением я поняла, что это я кричу. Срывая связки, я пыталась перекричать боль, которая пришла ко мне вместе с лихорадкой.
Айден, стоя на коленях перед моей кроватью, сжимал мои руки в своих. Лицо его распадалось на диковинную мозаику — наполовину синее, узорчатое, наполовину — красное, в прожилках как крылья бабочки. Не будь мне так больно, я бы рассказала ему, как он красив сейчас. Я бы много чего рассказала, если бы могла говорить. Но я могла только кричать.
— Прости меня, прости, — Айден прижался прохладными губами к моей ладони, запечатлевая неуклюжий, робкий поцелуй на горящей коже. И тут же обернулся, голос зазвучал ожесточенно и грубо:
— Чего тебе нужно?
Мирошник, привлеченный моими страданиями как пчела пыльцой, по-кошачьи вошел в каюту и наклонился надо мной:
— Она умирает? Хочу посмотреть!
Айден разозленно зарычал:
— Проваливай! И без тебя забот хватает.
Капитан, пожав плечами, двинулся к выходу. Грубость Айдена его не задела, и через пелену бреда я видела как его силуэт раздвоился и вновь сложился. Где я видела это лицо? Но я была слишком слаба, чтобы вспоминать.
— Стой, — негромко и как-то обреченно окликнул Айден Мирошника. Тот с готовностью обернулся, отвешивая шутливый поклон Советнику:
— Чем могу помочь, мой лорд?
— Хватит паясничать. Дай мне ее.
— Ее? — переспросил Мирошник, задумчиво почесывая острый подбородок, хотя прекрасно знал, о чем идет речь.
— Ее, звезду, — Айден терял терпение, а мое сознание вновь растворялось в подступающем приступе боли. Хуже было только терпеть восстановление тела после процедур Даной. Меня преследовали видения, куда хуже, чем кошмары с участием Вилфа, во много раз хуже.
Мирошник запротестовал, складывая руки на груди:
— Она моя! Ты сам отдал звезду мне!
— На одну минуту, — глухо ответил Айден, прижимаясь лбом к моему плечу.
Они спорили так долго, что я, утомившись от гневных выкриков, позволила темноте подхватить меня на руки и унести далеко-далеко. Боль притупилась, ослабла, и я облегченно выдохнула. Но чужие ласковые руки вновь вернули меня в сознание.
Наклонившись надо мной, Айден взглянул мне в глаза и горько прошептал:
— Прости меня, пожалуйста.
За что он просит прощения? Я беспомощно смотрела, как Айден прижимает к Мертвой Голове свою звезду. Та вспыхнула и загорелась. Хрустальное, прозрачное пламя объяло ее, перебегая на мое запястье. Оно проникало под кожу, выжигая метку иллюзионщиков, оставляя после себя только ожог. Свежий, розовый и блестящий.
Боль никуда не делась, она все еще была со мной, внутри меня. Но теперь она была другого толка.
Прерывисто выдохнув. Айден поцеловал мое запястье и сел на край кровати. Сгорбившись, спрятав лицо в ладонях, он просидел так несколько часов. Не двигался, не говорил, даже не смотрел на меня. Я, выныривая из вязкой, душной дремы, видела его спину перед собой и вновь засыпала, успокоенная его присутствием.
Из транса его вытащил только зычный крик Мирошника, который на рассвете донесся с палубы:
— Остановка: северный остров. Прибыли, гости дорогие! Выметайтесь!