— Что куколка, слинял твой красавчик? — Пифия отвлеклась от методичного уничтожения стекла и отряхнула ладони, усыпанные осколками. То, что Айден рассыпался в моих руках, оставив после себя аромат свежескошенной травы и морской соли, ничуть ее не удивило. Быть может, она удивилась чуть сильнее, останься Айден в хижине. Но до нее мне не было дела: на глазах вскипали злые слезы, от которых перехватывало дыхание.
Ощущать себя преданной в сотый, в тысячный раз, было тяжело. Предательство легло на грудь каменной, неподъемной глыбой, и обида не собиралась уходить.
Конечно, я злилась на Айдена, а кто бы не стал? Но не могла определиться с истинной причиной гнева: то, что он молча страдал от раны, или то, что я оказалась бесправной игрушкой в сложной, многоступенчатой игре, смысл которой до сих постичь не удалось. Интриги, запутанные взаимоотношения между обитателями мира, куча мутных личностей…
— Я Невеста Мрачнейшего, — глухо произнесла я, не находя в себе сил подняться на ноги.
«Испытание пройдено» — в ушах все еще слышался тихий, надрывный голос мужчины, которого я так беспомощно и безответно любила. Да, все три испытания были пройдены, вопреки множеству препятствиям и чужим козням. Я прошла их, оставив позади ядовитые слова До-Ка-Ри, что я лишь одна из тысячи. Преодолела все, чтобы развеять страх Айдена, что я — не та самая. Лишь бы не замечать, что вся моя храбрость — белыми нитками шитая, а я — одинокая девчонка в чужом мире, от которой ждут чего-то невероятного. Кто бы знал, как я устала и как сильно я хочу домой. Войти в дедушкину лавку, услышать его добродушное ворчание и понять, что все это было лишь страшным сном. Но нет, я точно не сплю.
От невеселых мыслей заболел шрам, но руки казались тяжелыми как гранит, и не осталось сил, чтобы их поднять, прижать к горлу и унять боль. Что мне дальше делать? Остаться здесь? Идти к замку?
— Что ты сказала, куколка? — Пифия прикинулась глухой, наклоняясь ко мне и подставляя
вытянутое, острое ухо, торчащее из-под седых прядей.
— Я прошла три испытания. Я — Невеста Мрачнейшего.
Губы едва шевелились, всем весом навалились апатия и усталость. Айден исчез, но тупая боль в сердце осталась. Я вновь ощущала себя преданной и разбитой: испытания-то я прошла, но путешествие не окончено. Бог сна и смерти, мирно дремлющий в замке, уже заждался меня. И только один невысказанный вопрос терзал меня.
— Ты сказала, что знала моего деда. Откуда?
Вопрос застал Пифию врасплох. Она попятилась, скидывая с плеч цветастую шаль и становясь похожей на растрепанного пестрого попугая. Шаль развернулась передо мной, покачивая тяжелыми кистями, и я оказалась очарована ее узором. Широкая спираль сворачивалась, чтобы в самой сердцевине распуститься огненным цветком.
— Знала, знала, — засуетилась, запричитала Пифия, отворачивая лицо, — но недолго. Очень недолго. Давно это было…
Семеня, Пифия по кругу обходила свои владения. Шаль мелькала перед моими глазами, как будто она пыталась меня зачаровать, заставить забыть о вопросе. Я загостилась, но Пифия не знала, как намекнуть, что пора уходить. Ее суровый облик никак не вязался с тем, как она нервно двигалась, заслонялась от меня шалью. Танцуя, ее руки перепархивали с места на место, дотрагиваясь до многочисленных статуэток диковинных, угловатых животных и пузатых бутылей, наполненных разноцветными жидкостями, мягко светящимися в полумраке.
Я терпеливо молчала, ожидая внятного ответа, хотя становилось понятно, что Пифия отвечать не спешит. Она старательно отводила мое внимание от чего-то очень важного. Я огляделась украдкой, обшаривая взглядом все полки, сундуки и прочий хлам, которым хижина была забита до отказа. Да где же?
Даже то, как Пифия вертела шалью, оттягивая внимание на малозначительные, но любопытные вещи, такие как сухая ветка дерева с живыми, распустившимся цветами; тонкокостный змеиный череп, издававший едва слышное шипение и еще много всякого, — не смогло меня переубедить.
Кто ищет, тот всегда найдет, и искомое обнаружилось довольно быстро: за рамой зеркала,
покрытого глубокими трещинами, от которых отражение дробилось, появляясь лишь кусками. Пожелтевшая от старости черно-белая фотокарточка, на которой был изображен вполоборота юноша, расплывшийся в улыбке. Эти смеющиеся глаза, запечатленные на карточке, я узнала бы где угодно.
С годами морщин на молодом, цветущем лице прибавилось, буйные кудри улеглись и
посеребрились, но глаза остались все теми же, как и в далекой, беззаботной юности.
— Дедушка Лео, — прошептала я, принимая это за добрый знак. Надо было идти дальше, в замок. Пересечь долину Харвингаст, чтобы поставить точку в путешествии, которое растянулось на долгие-долгие недели. В какие-то моменты мне казалось, что я давно забыла, почему согласилась прийти сюда и встретиться с Таллом. Но нет, память о дедушке и родителях, ответственность за миллиарды других жизней, лежала на мне, и я не собиралась никого подводить. Слишком много дорог уже пройдено, слишком много ошибок совершенно, чтобы взять и повернуть назад. Одно я знала наверняка — в свой мир я вернусь совершенно другим человеком.
Мальчишка с фотографии улыбался мне, широко и искренне, как будто читал мысли. Интересно, подумала я мимоходом, так ли выглядел дедушка, когда впервые встретился с Айденом той дождливой ночью?
Заметив, что ее сокровище обнаружено, Пифия оскорбленно зашипела, заслоняя фотографию своим телом.
— Нахалка! Я пустила тебя в свой дом, я помогла тебе!
— Передать ему привет, когда вернусь? — пошатываясь от слабости, но твердо уверенная в своем решении идти вперед, я встала. От подобного предложения Пифия растерялась: на бледных щеках появились яркие пятна, когти впились в плотную ткань шали, в которую Пифия куталась в надежде на защиту. Шумно сглотнув, она пробормотала недоверчиво:
— Как будто он меня помнит.
Глядя в глаза, подернутые молочно-белой пленкой, я дала себе зарок: если вернусь живой и невредимой, обязательно передам дедушке привет. Хотя бы в благодарность за спасение Айдена.
То ли выражение лица Пифии, то ли глубокий встревоженный голос, но меня не покидала
уверенность: что эта история куда более значительная, чем на первый взгляд.
Быть может, Пифия говорила что-то еще, но я уже не слушала. Дедушкина улыбка на старой фотографии убеждала меня, что я все делаю правильно. Если я — Невеста Мрачнейшего, то дорога у меня одна. Во дворец Талла.
Пифия молча смотрела, как я ухожу: пересекаю порог, оглядывая гнезда птиц-кровопийц, которые изрядно потрепал ураган. И не пыталась меня остановить.
Буря, пронёсшаяся по долине Харвингаст, оставила после себя лишь тишину. Дождевую воду поглотила иссушенная земля, потрескавшаяся от жажды, а тучи медленно расходились, давая совсем чуть-чуть света. Это звезды победно мерцали, радуясь тому, что грозе не удалось сорвать их с небосклона.
— Ну, пошла, — я обернулась через плечо. Пифия, с непроницаемым, суровым лицом, застыла на пороге и комкала в руках шаль.
— Кто же знал, — хмыкнула она, словно выныривая из темной бездны, в которую был обращен ее внутренний взор, — что человеческая девчонка сможет вынести столько потерь и испытаний. Ты спрашивала, вижу ли я будущее?
— Вы не ответили.
— Мне был дан великий дар в момент рождения, множество столетий назад. Моей платой за этот дар стали глаза. Никогда не увидеть свет солнца, никогда не отследить полет птиц… Зато я вижу, как началась эта история. И предвижу, как она закончится. Желаешь ли ты узнать?
Какое заманчивое предложение! Мудрая Пифия давала мне выбрать: хочу ли я приоткрыть туманную завесу над будущим? Но, взвесив все за и против, я приняла решение.
— Нет. Ничего же все равно не изменить, верно?
— Мудро. Удачи тебе, девочка, она тебе пригодится.
Я улыбнулась и ступила на дорогу, ведущую к замку. Петляя, она вилась через долину Харвингаст, чтобы привести меня к самому сердцу этого мира.
***
Очертания замка на горизонте, поначалу нечеткие и размытые, моим единственным ориентиром. Я ощущала себя Элли, которая шагает к Изумрудному городу по дороге, мощенной желтым кирпичом.
Я не сводила с замка глаз, раз за разом прокручивая в голове каждую минуту своего пребывания в мире из дедушкиных сказок. Как будто с лица сорвали вуаль, заслонявшую обзор, и теперь я видела все отчетливо и ясно.
Дедушка сочинял сказки, чтобы развлечь пугливую, вечно хнычущую внучку. Девочку со светлыми хвостиками, на которую только у него хватало времени. Он усаживал ее на колени и рассказывал истории, каждый день — новую, и ни один вечер не обходился без сказочного ритуала. Кто-то из знакомых, узнав об этой традиции, посоветовал написать книгу для детей, но дедуля Лео наотрез отказался. Говорил, что ему достаточно одного, самого верного, слушателя.
Годы шли, а сказки не иссякали. Откуда дедушка брал сюжеты и вдохновение? Давно знакомые персонажи появлялись в них наравне с новыми, а приключения не заканчивались. Я равнялась на тех, про кого рассказывал дедушка, и мечтала оказаться в сказке, чтобы бок о бок пройти все испытания, выпавшие на долю дедушкиных героев.
Такой шанс мне выпал, и что из этого вышло?
Грязная и усталая, я едва волокла ноги. И слезящимися от пыли глазами наблюдала, как замок медленно и неотвратимо приближается. А потом, в одно мгновение, он вырос передо мной: величественный и ужасный. Я видела и каменные ступени, ведущие в дружелюбно распахнутые двери, и смогла различить огонь, ярко полыхающий в чашах сигнальных башен. В толще темного, матового камня, из которого был выстроен замок бога сна и смерти, были вырезаны символы: кости, звезды, треугольники и спирали. Каждый из них хоть раз, но встречался на моем пути. Кости — в костяной тюрьме и в
замке Многоликой Аоры; звезды — на галстуке Колияра — Синего хитреца и в хижине Даной; треугольник — Пифия, спасшая жизнь мне и Айдену. И спирали — маска Вилфа Красноглазого.
Разве это не знак, что путешествие заканчивается? С чего все началось и продолжалось, тем и закончится. Таков закон жизни.
Замок был окружен тьмой, тоской и тишиной, от которых сжималось сердце. Деревья, стоящие у главного входа, устремили к небу голые, черные ветви, а опавшая листва покрывала ступени плотным ковром. Они хрустели под моими ногами, когда я медленно, шаг за шагом поднималась по лестнице.
Перед тем, как нырнуть под арку и войти, наконец, во дворец, я помедлила. А вдруг меня там ждет ловушка?
«Какая разница» — ворчливо пробормотал внутренний голос, так похожий на дедушку Лео. «Ты же уже здесь?»
Веро, поздно отступать. Пора было покончить с этим.
***
— Добро пожаловать! — грянул сонм голосов, застигая меня врасплох. Неподвижные фигуры, затаившиеся в темноте, которые я, пересекая порог, поначалу приняла за каменные статуи, оказался почетным караулом рыцарей Талла. Я сделала несколько шагов вперед, в упор разглядывая незнакомые лица. Все юные, все прекрасные, как на подбор. Череда рыцарей при полном параде, в блестящих нагрудниках, выстроились в две шеренги по обе стороны от прохода. При моем появлении они склонили головы, прижимая правую руку к сердцу:
— Приветствуем э'лантем, истинную Невесту Его Мрачнейшего Величества Талла! — пафосно произнес один из рыцарей, давая отмашку. Десяток мечей взметнулись в воздух, создавая коридор, по которому мне предстояло пройти.
«Элант'ем» значит "предреченная». Разговор с Шартиар в храме глубоко под землей еще был свеж в памяти.
Я и шла, жадно заглядывая в лица рыцарей, в надежде обнаружить знакомые черты. Но ни Шартиар, ни Виллана, ни даже Руца там не было, а про то, чтобы увидеть Айдена даже думать было больно. Я все еще ощущала на ладонях тепло его тела, которое рассыпалось туманом и пропало.
Широкий холл ввел дальше, в широкий зал под витражным куполом, через который лился яркий звездный свет. Проникая сквозь витражи, он разбивался на несколько отдельных лучей, которые подсвечивали прямоугольный предмет в самой середине зала. При взгляде на него, сердце испуганно забилось, как птица в тесной клетке. Хрустальный гроб, точь-в-точь как в Хранилище Сердец, я узнала издалека. Прозрачный, прикоснись — и рассыпется. И не смогла к нему подойти, как будто натыкалась на невидимую стену. Только та стена была порождением моего собственного разума.
— Что же ты, трусишь? — мягкий и очень знакомый голос коснулся моего уха.
Поочередно рядом с гробом полукругом возникали фигуры: одна, вторая, третья. Руц, Шартиар и Виллан. Нагрудники сверкают, а лица возвышенные и серьезные. И затем, чуть помедлив, из воздуха соткалась еще одна фигура. Распущенные темные волосы, руки покоятся на рукояти обнаженного меча, устремленного в пол. Синие глаза безотрывно следили за каждым моим движением. Я сглотнула, чувствуя, как дрожат колени. Я разрывалась между желанием кинуться Айдену на шею и хорошенько отхлестать его по лицу. И второе желание перевешивало. Да еще и хрустальная усыпальница, заполненная до краев мелкими розами, чьи лепестки отливали цветом полночных сумерек. Я уже видела их!
Шартиар шагнула вперед, вставая между мной и усыпальницей Талла. Блеснули очки в металлической оправе, отражая звездный свет, льющийся через витраж купола.
Взволнованный, хриплый голос взмыл ввысь, отражаясь от древних стен:
— Три испытания пройдено! Пророчество исполнено!
Щелчок пальцев, и с громким скрежетом пришли в движения секции витража. Цветные стекла менялись местами, создавая новую картинку и рассказывая историю. Мою историю. Запрокинув голову, я смотрела как витраж рассказывает о моих приключениях и ошибках.
Зверь и девушка, защищающая подругу посреди леса. Молчаливое противостояние, которое закончилось бегством Зверя.
— Невеста Его Мрачнейшего Величества должна быть храбра, и первое испытание Лиззет выдержала с блеском. Ценой угрозы своей жизни она защитила меня, тем самым первое испытание было засчитано, — в голосе Шартиар прибавилось торжественности. Я кусала губы, чтобы не высказать свою точку зрения, но правда была на стороне рыцарей. Первое испытание было подстроено ими, Айден и не скрывал это в свое время. Но остальные…
— Та Самая, которую мы искали долгими годами, обязательно будет сопереживать своим подданных. И второе испытание пройти для тебя не составило никакого труда.
Снова заскрежетали панели, вырисовывая очертания Северного острова, утонувшего в подступившем тумане. Маленькая фигурка, застывшая на берегу, была Вальдом, который, наконец, обрел свой давно потерянный дом.
Не составило никакого труда?! Я покрепче стиснула зубы, от греха подальше. Если устроить скандал, ничего не поменяется. Пускай считают так, как удобнее им.
— Девушка, которой суждено стать королевой, не сможет оказаться в стороне, если от нее зависит чужая жизнь. Третье испытание…
Я зажмурилась, чтобы не видеть, как витраж показывает события, которые я бы хотела забыть. Бледный, расхристанный Айден на моих коленях, и из моего запястья в подставленную миску льется темно-красная, почти багряная кровь.
Тогда это было моим искренним желанием — спасти Айдена, помочь ему. Но сейчас стыд затопил меня изнутри, и я не могла найти этому причины.
— Тут нечего стыдиться, Лиззет, — мягко произнесла Шартиар, подходя ко мне и протягивая руку, — ты избранная. Позволь, я представлю тебя твоему жениху.
Не сводя глаз с хрустального саркофага, я старательно подбирала слова: что я скажу Таллу, когда окажусь с ним лицом к лицу? Как мне убедить его, что мне будет лучше в своем мире? Ведь я не смогу остаться здесь, где мне причинили так много боли. От волнения перед глазами встала пелена, и я едва видела куда иду. Уткнувшись взглядом в пол, я позволила Шариар вести меня, как тряпичную куклу.
— Ты прошла столько дорог, чтобы встретить свою судьбу. Помнишь ли ты, что она неумолима? И что она лучше знает, что нам нужно? — Шартиар стиснула мою ладонь в своих пальцах, сигнализируя о том, что самый главный и самый долгожданный для многих момент настал. Она цитировала слова моего дедушки, которые въелись в память с самого детства, но я уже не удивлялась.
Я ждала, но не было ни скрипа хрустальной крышки, ни шороха розовых лепестков. Ровным счетом ничего.
Ничего не понимая, я подняла глаза. Шартиар подвела меня не к хрустальной усыпальнице, о нет. Я стояла напротив Айдена, который улыбался, тепло и радостно. Так радостно, что в животе у меня скрутилась тугая спираль, а дыхание сперло до боли.
Черный, поглощающий звездный свет мундир, только нет серебрянной звезды, отданной в плату Мирошнику. Айден выглядел точь-в-точь как в нашу первую встречу. Отражение в луже не соврало. Рыцарь протянул мне руку, и от улыбки шрам на переносице стал темнее и четче.
— Здравствуй, Лиззет.
Глаза его в полумраке горели синим огнем.