- Зачем, мастер? - не поняла она. - Я вам мешаю?
- Мешать вам буду я, - неуверенно ответил я.
- Вы боитесь, - сделала она вывод. - Заходите в комнату, поговорим.
Мы зашли в небольшую комнатушку, и я от души чертыхнулся. В комнате, как и говорил хозяин, было две кровати, но сдвинутые вместе, причем такие узкие, что лежать на них, не соприкасаясь, было невозможно. А раздвинуть не получалось, свободного места было чуть.
- Сядьте, мастер и послушайте, - сказала Лаша. - Я очень хорошо знаю мужчин, причем знаю во всех смыслах этого слова. В прошлом я была жрицей Лакриши. Вижу, что вы не поняли. Она не только богиня плодородия, но и любви. Поэтому нас учили всему тому, что люди в ней используют, учили опытные наставники. А также учили всем особенностям поведения мужчин. Вот вы, к примеру. У вас две красавицы-жены, которые каждый вечер дарят вам свою любовь. К такому быстро привыкают, как к пыльце шохи, и с большим трудом и недолго могут без этого обходиться. Прошло всего несколько дней, но вам уже тяжело без женщины, а что будет дальше? Я вам предложила себя без всяких задних мыслей, просто сбросить напряжение, но вы почему-то предпочитаете мучиться.
- Я люблю своих жен и не хочу им изменять.
- А в чем измена? - не поняла она. - Измена - это когда ради одной женщины бросают другую, забывая и про свою любовь, и про обещания. Вы что, боитесь после ночи со мной променять своих жен на меня, забыть о своей любви к ним?
- Не в этом дело! - ответил я. - Я иначе воспитан. В моем мире близость с другой женщиной, пусть даже и кратковременная, однозначно трактуется как измена.
- Но сейчас вы в другом мире, - возразила она. - И здесь другая мораль. - Здесь женщина будет рада, если в длительной поездке найдется та, которая поможет ее любимому пережить разлуку. Лишь бы такое не отразилось на их отношениях. Но, когда любят друг друга по-настоящему, такого не боятся. Вы, по слухам, и вторую жену не хотели брать из-за своего воспитания. Думаете, вашим женам будет приятно, если вы рядом со мной проворочаетесь всю ночь, в попытках задавить свои желания?
Вот тут она меня уела, крыть было нечем. Но все равно я не мог через себя переступить.
- Нет, - сказала она. - С вами надо не так.
Не говоря больше ни слова, она быстро начала раздеваться, освобождаясь от своего походного кожаного костюма. При этом девушка стала так, чтобы перекрыть мне путь к двери. Оставшись в одной нижней рубашке, она вдруг медленно и плавно закружилась на месте в странном завораживающем танце. Я просто не мог оторвать от нее глаз. Одна поза перетекала в другую, рождая растущее желание, смывая все прочие мысли. Я пришел в себя уже в постели, когда все закончилось. Видимо, она меня выжала полностью, так как прижимающееся ко мне женское тело уже не вызывало абсолютно никаких желаний. Хотелось просто спать.
- Спасибо, мастер, - шепнула девушка. - И не корите себя зря: танцу Лакриши ни один мужчина долго сопротивляться не может.
Всю ночь я проспал, как убитый, а, проснувшись под утро, отодвинулся от заворочавшейся Лаши, встал с кровати, оделся и спустился в трапезную. Я был ей благодарен, но чувствовал себя неудобно и не хотел продолжения. Признавая справедливость ее доводов, в душе я все равно испытывал стыд.
После завтрака, когда уже совсем рассвело, мы выехали к горам, которые заняли весь горизонт, вырастая в размерах по мере нашего к ним приближения. Горы были не слишком высокие, снежные шапки на них были совсем небольшие, да и то не на всех. Дождь прекратился совсем, но из-за низкой плотной облачности было пасмурно.
- В горах лучше всего летом, - сказал мне Мишан, который ехал рядом со мной. - Когда тепло и солнце освещает вершины, сердце радуется. А сейчас они у меня рождают только печаль и давят на душу.
Я удивился сентиментальности бывшего охотника, на меня горы не давили. Я еще в них ни разу не был, и мне было просто интересно. Понял я его уже гораздо позже, когда после обеда на ходу мы приблизились к горам вплотную. Мрачные каменные громады, громоздившиеся одна на другую, казалось, нависали над нами, рождая безотчетное чувство тревоги. Мишан вел нас из поселка не по прямой, а забирал на восток, чтобы быстрее выйти к тому участку горной гряды, где были пещеры. До вечера нам удалось добраться до места и разбить лагерь у подножья горы, от которой, по словам Мишана, было всего три-четыре свечи ходу до ближайшей пещеры. Лаша, которая после той ночи держалась от меня на расстоянии, сделала намек на то, что в одной палатке ночевать было бы гораздо удобнее, но я демонстративно ее проигнорировал, и девушке поставили палатку отдельно, хоть и рядом со мной. Ни для кого из нашего отряда не было секретом, что вчера мы были близки, но все это воспринимали как само собой разумеющееся. А как же еще ночевать вдвоем с женщиной в таких комнатах? А когда я отправил девушку в отдельную палатку, на лицах многих читалось явное недоумение. Не будь я их главой, еще и у виска покрутили бы пальцем. Ну что за нравы!
Глава 12
Один пещерный зал переходил в другой, и повсюду была так нужная мне селитра. Больше всего грязно-желтых скоплений было на стенах дальних пещер, где было суше всего, и слой гуано нередко был толще одного метра. Виднелись и выделения селитры на самом гуано, особенно там, где кал мышей образовывал возвышения. Я знал из книг, что основным источником селитры является сам гуано, в котором ее почти треть по весу. Но мы не могли сейчас возиться с выпариванием, уж очень много времени это бы заняло. Мы зажгли масляные лампы и молотками начали отбивать со стен пластинки селитры, очищать ее от грязи специально взятыми щетками и складывать в мешки. Особенно много налета было в самой дальней из пещер. Там на полу у нескольких огромных куч слежавшегося гуано набрали сразу три мешка селитры.
- А где обитаемые пещеры? - спросил я Мишана. - Далеко отсюда?
- Свечей пять ходьбы отсюда, мастер, - ответил он. - Но туда я, если честно, не хотел бы соваться. Грязно, воняет сильно, да и опасно. Если мышам покажется, что вы представляете для них угрозу, запросто смогут порвать, когти у них знаете какие?
- У летучих мышей? - с недоверием спросил я. - Какого же они размера?
- Примерно такого, - он руками показал размер крупной кошки.
- Ничего себе! У нас они гораздо меньше. Лагерю они никак не угрожают?
- Нет, охотятся они далеко отсюда на птиц и мелкую живность. На людей не бросятся, если не лезть к ним в пещеры.
- Не полезем, - успокоил я его. - Нечего нам там делать. А такие пещеры с солью еще есть?
- Здесь поблизости есть немного меньшие по размеру. А в дне пути отсюда есть еще и обитаемые, и брошенные пещеры. Но это все, других пещер в этих краях нет.
- Думаю, что нам и этих пока хватит. Соберем все налеты, а если потом понадобится больше, то обыщем другие пещеры или начнем получать эту соль из остатков помета. Долго, но там ее несравненно больше.
В этот день мы собрали только восемь мешков, после чего спустились мыться и обедать или, скорее, ужинать, если судить по времени. Последующие дни слились в нудную, грязную и однообразную работу. Мы очищали зал за залом, собирая в день мешков по десять. Еще в первый день я опробовал кусочек отложений в костре. Ярко вспыхнувшие угли показали, что это все-таки селитра, а не какой-нибудь другой минерал.
Все-таки нужное количество селитры мы здесь не набрали, и пришлось переносить лагерь к другой группе пещер. Удобного для стоянки места там не нашлось, но нам осталось работы на пару дней, так что это было не страшно. За все время работы никто из братьев не задал ни одного вопроса, для чего мы собираем эту гадость. Раз сам глава молчит и ползает на коленках по мышиному дерьму, значит, так надо. Отличный инструмент для себя я получил в лице ордена, созданного в основном стараниями моих друзей. Без него браться за реализацию моих идей даже не стоило. Наконец, к исходу шестнадцатого дня с момента нашего отбытия из столицы, все работы были закончены. И вовремя: продуктов для людей в лагере осталось на пару дней, а овес для лошадей закончился сегодня утром, и вечером их пришлось отогнать попастись на пару лиг от лагеря. Масло для ламп тоже подошло к концу.
Утром следующего дня, закрепив на каждой свободной лошади по четыре сумки с селитрой, мы свернули лагерь и покинули горы, двинувшись в обратный путь. Несмотря на то, что продуктов осталось совсем мало, поселок горняков мы обогнули и остановились только у одиноко стоящего постоялого двора. Не к чему нам было лишний раз светиться со своим грузом, лучше немного потерпеть. Становиться на постой мы не стали, рассчитывая до темноты еще немало пройти, просто поели и закупили провизию и весь овес, который хозяин согласился нам продать. Дотемна дойти до следующего места ночевки не получилось, но дорога была хорошей, а все братья владели сумеречным зрением, так что мы еще двигались часа три, пока не увидели у дороги постоялый двор, ни одно из окон которого не светилось. Постояльцев на нем не было, а хозяин и немногочисленные работники крепко спали. Пришлось долго стучать в ворота, прежде чем нам открыли. Мы сняли все комнаты, в одну из которых перенесли все сумки с селитрой. Пока мы возились с грузом и обихаживали лошадей, нам приготовили ужин.
Когда я после еды зашел в свою комнату, единственная кровать в ней была уже занята.
- И как это понимать? - спросил я у Лаши, отведя глаза в сторону: смотреть на то, что и как мне демонстрировала бывшая жрица, у меня просто не было сил.
- Я очень устала, мастер, - сказала девушка. - И мне очень тоскливо. Через несколько дней вы уже будете дома в кругу семьи. Я уже один раз помогла вам, пусть и против вашей воли. Помогите и вы мне хоть однажды. От вас не убудет, а я клянусь, что больше ни разу вас не побеспокою. В отличие от вас, у меня семьи нет и не предвидится, разве что считать семьей созданный вами орден.
- А почему вам не создать свою семью? - удивился я. - Вы замечательная девушка и можете сделать счастливым любого мужчину.
- Я могу любого мужчину довести до изнеможения и подарить ему радость, которую мало кто из женщин способен доставить. Но это не любовь. Кому я нужна, кроме как для постельных утех? Никто не выращивает дерево в саду, если оно не способно цвести и давать плоды. Я вижу, что вы не знаете, что всех жриц Лакриши делают бесплодными.
На последних словах ее лицо жалобно скривилось, и из глаз полились слезы. Вот почему я не могу выносить женских слез?!
Этой ночью я существенно расширил свой опыт и заснул только под утро совершенно без сил. Тем удивительнее было то, что я проснулся с рассветом, полный сил и без малейшего желания поспать. Лаша сдержала слово и больше за все время пути на меня не покушалась, хотя я иногда ловил на себе ее взгляды, от которых сердце сжималось от жалости к этой девушке.
За три дня пути на нас не пролилось ни одного дождя, и первый закапал только тогда, когда местность начала сильно понижаться, а дорога постепенно превращаться в болото. Этот участок пути вымотал и людей и лошадей, которым теперь пришлось идти без отдыха, так как все заводные лошади шли под грузом. Последний день был самый тяжелый. Некоторые лошади просто отказывались идти, и приходилось лупить несчастных животных плетьми. Слава богу, что в столицу мы успели добраться дотемна, да еще дождь надолго прекратился.
- Привезете груз в орден, - сказал я Мишану, который у нас в отряде был и проводником, и старшим группы. - А потом переправьте его в замок и сложите во флигеле. И будьте осторожнее с огнем.
До дворца я добирался долго, Зверь вымотался и еде передвигал ноги, а начавшийся холодный дождь бодрости ему не прибавил. У ворот я соскочил с коня и несколько раз стукнул в ворота сапогом, пока из караульного помещения не появились гвардейцы, которые ушли туда от дождя, ошибочно полагая, что сегодня уже никого не принесет.
Я отдал им Зверя, который от усталости даже забыл укусить взявшего повод гвардейца, и пошел в казармы. Первым, кто мне там встретился, был Глан.
- Милорд, вы приехали! - радостно вскричал он.
- Я только с коня. Глан, мне нужно где-нибудь помыться и сменить одежду. Не могу я заявляться к своим весь мокрый и в грязи, жен перепачкаю. Кстати, во дворце все в порядке? А то, может быть, парни на воротах меня просто пожалели и не стали ничего говорить?
- С вашими все в порядке, милорд. А вот одного из ваших магистров вчера подстрелили, не насмерть, правда, только ранили.