Последнее объятие, последний взгляд, последняя ободряющая улыбка.
– Скажи маме… что я люблю ее, – мягко проговорил Гил.
Он судорожно сглотнул. Затем отвернулся и пошел прочь от отца, чтобы предстать перед белой чародейкой. Она произнесла заклинание, и оба исчезли.
Не оглядываясь назад, Танис пересек границу. Слезы слепили его. Но Полуэльф высоко держал голову, как и должен гордый отец, чей сын только что стал Правителем целого народа.
Он так и держал свою голову высоко и гордо, пока не опустилась ночь, тьма. Пока Танис не вернулся домой. Пока ему не пришлось сказать Лоране, что она, быть может, никогда не увидит своего любимого сына…
– Итак, – сказал Даламар, стоящий в тени дубов, – тебе так и не удалось уговорить Гилтаса отправиться с тобой?
– Я и не уговаривал его, – резко ответил Танис. – Он дал слово чести, что вернется назад.
Какое–то время Даламар внимательно смотрел на друга, потом сказал:
– Дал им слово…
Темный эльф покачал головой и вздохнул:
– Как я уже сказал, сын Таниса Полуэльфа – тот, кого Такхизис хотела видеть на эльфийском троне. Но ее Темное Величество совсем не желала таких глобальных изменений. Она очень печалится о том, что мы потерпели неудачу.
Танис подумал, что эти новости должны были бы утешить его.
По слову Даламара исчезли и скатерть, и подушечка, и вино, и хлеб, и сыр. Руки темного эльфа скользнули в складки черной мантии.
– Ну что, дружище, ты решился на что–нибудь? Куда пойдешь?
– Я знаю, что должен делать, – произнес Танис. – Я не могу позволить Рашасу погубить Портиоса. И когда Портиос окажется на свободе, надо остановить его и не дать погубить Рашаса и остальных квалинести–хотя кое–кто из них этого и заслуживает.
Он вышел на тропу, ведущую обратно в Квалинести. Танис смотрел на дом своего детства, где В солнечном свете трепетали листья осин.
– Столькому я хотел научить тебя, Гилтас, – тихо произнес Танис, – столько хотел рассказать…
Даламар положил руку Танису на плечо:
– Ты мог бы и не говорить вслух, друг, я думаю, что твой сын слышит тебя.
Танис отвернулся от осин Квалинести и всмотрелся в темноту. Он возвращался в дом, который вне зависимости от количества народа, собравшегося там, теперь всегда будет пуст.
– Пойдем, – сказал он.