Глядя на мистера Момпелльона, я забеспокоилась, что он тоже может свалиться от усталости. Прошлой ночью ему не удалось сомкнуть глаз, он, верный своей клятве, ходил от одного умирающего к другому.
— Сэр, вы не должны заниматься этим, — сказала я. — Давайте я пойду в таверну и позову кого-нибудь из мужчин.
— И кто, ты думаешь, согласится прийти, Анна? Все и так трудятся с утра до ночи. Как же я могу заставлять их делать еще и эту работу?
И он продолжать копать, пока не стемнело. А потом послал слуг обойти дома умерших и передать, что они могут приносить своих родных. Это была ужасная процессия. Никто уже не думал о гробах, люди просто несли или волокли за собой своих близких и бросали их в могилы. Мистер Момпелльон прочел над каждым молитву при зажженных свечах, а потом помог забросать могилы землей. Пока он рыл могилы, его попросили посетить еще две семьи. Когда похороны закончились и он пришел домой, Элинор принесла ему горячей воды и чистую одежду, а я приготовила ужин. Он быстро поел, надел плащ и отправился выполнять свое обещание.
— Так больше продолжаться не может, он этого просто не выдержит, — сказала я, когда стук копыт затих вдали.
— Я знаю, — ответила Элинор. — Он силен физически, но воля его еще сильнее. Он может заставить себя делать то, что ни одному человеку не под силу. Ты уж мне поверь.
В ту ночь пастору удалось поспать совсем немного, да и следующий день не принес облегчения. Утром я пошла с ним на ферму Мерриллов, где лежал при смерти Джейкоб. Брэнд, который жил в его доме, увел маленького Сета на пастбище, чтобы проверить овец, но в основном чтобы тот не видел, как мучается его отец. Черити уснула на матрасе в углу. Пока я пекла овсяные оладьи для детей, пастор разговаривал с Джейкобом. Он спросил, не хочет ли тот что-то сказать, пока болезнь не затуманила его мысли.
Лицо у Джейкоба было красным, его била лихорадка.
— Мистер Момпелльон, я знаю, что недостойно бояться смерти, но я все-таки боюсь. Из-за детей. Я не хочу, чтобы Черити рано вышла замуж, как ее мать… И маленький Сет… Я так боюсь, что он попадет в приют для бедных, ведь за ним некому ухаживать. Черити, конечно, трудолюбивая девочка, но нельзя же требовать от десятилетнего ребенка, чтобы она растила брата и делала все дела на ферме…
Мистер Момпелльон положил руку на лоб Джейкоба:
— Не волнуйся, Джейкоб, я понял, что тебя беспокоит. Но разве ты не понимаешь, что Господь Бог уже позаботился о твоих детях? Он послал тебе Брэнда, и ты принял его и обогрел, когда тот в этом очень нуждался. Разве ты не видишь в этом Промысел Божий? Сейчас, когда ты в нем нуждаешься, он здесь, с твоими детьми. Брэнд очень хороший молодой человек, ему некуда идти. Сделай его членом своей семьи, Джейкоб, чтобы он здесь остался и стал старшим братом для твоих детей. Он о них позаботится.
Морщины на лбу Джейкоба разгладились, он сжал руку пастора и попросил его составить для него завещание. На составление завещания ушло много времени, так как Джейкобу становилось все хуже и хуже, и ему трудно было говорить. Однако терпение пастора, казалось, было безграничным. Он подозвал меня, чтобы я засвидетельствовала подпись Джейкоба Меррилла: еле различимый кривой крест. Только когда я взяла бумагу, чтобы промокнуть ее и положить на место, я, глянув в текст, поняла, насколько пастор устал.
«Во имя Господа нашего, аминь. Я, — здесь мистер Момпелльон в момент умственного помутнения поставил свое собственное имя, а потом зачеркнул его и написал правильно, — Джейкоб Меррилл из графства Дерби, в этот день, — пастор не проставил дату, может быть, потому, что не мог ее вспомнить, — находясь при смерти, но в полном сознании, заявляю о своей последней воле. Я оставляю все свое имущество, дом, землю, домашнюю утварь моему сыну Сету, моей дочери Черити и Брэнду Ригни, бывшему слуге из Бредфорд-Холла, которого назначаю своим наследником наравне с моими родными детьми в надежде, что он останется жить с ними и будет их опекуном».
Я ничего не сказала пастору о пропущенной дате, ведь я не имела права читать личное завещание Джейкоба Меррилла. Когда я складывала бумагу в коробку, на которую указал Джейкоб, я заметила, что Черити зашевелилась в своем углу. Я подогрела ей еду, рассказала, как доделать жаркое, которое тушилось на плите, и ушла вместе с мистером Момпелльоном.
Элинор встретила нас с озабоченным видом. Еще два тела ждали могил. Мистер Момпелльон вздохнул, сбросил плащ и сразу пошел на кладбище.
Тогда я решила забыть о своей гордости и, не сказав ничего Элинор, отправилась к отцу, надеясь застать его трезвым. К счастью, Афра и дети были здоровы, хотя младшие очень исхудали.
Я принесла травы и объяснила Афре, как сделать настой. Мой отец, который еще не поднялся с постели, зашевелился, услышав наш разговор, и встал, проклиная головную боль.
Разговаривая с ним с почтением, которого я не испытывала, я объяснила ему тяжелую ситуацию, которая сложилась с похоронами, и попросила его о помощи. Как я и ожидала, он начал ругаться и говорить, что у него и без того полно работы и что моему «болтуну священнику» полезно заняться настоящим делом. Тогда я предложила ему выбрать из моего стада овцу к воскресному обеду и пообещала ему еще одну в следующем месяце. Это было щедрое предложение, и, хотя он продолжать сквернословить, мы в конце концов договорились.
Холодная зима совсем измотала меня, я стала похожа на привидение. У меня не было ни одной свободной минуты, спала я урывками — либо у изголовья умирающих, либо сидя на табуретке в доме пастора. Рождество прошло незаметно, мы его даже не праздновали. На Масленицу я принимала роды у Кейт Толбот. У нее родилась здоровая девочка, и я надеялась, что теперь она не будет так скорбеть по погибшему мужу. Неделю спустя настала очередь Лотти Моубрей. Эта бедная, простая женщина родила без единого крика. Это были самые легкие роды, которые мне довелось принимать.
Каждый день нам было за что благодарить графа: он продолжал снабжать нас всем необходимым, как и обещал. Каждый день нам привозили продукты и оставляли их либо у Межевого камня, либо у родника, который мы стали называть источником Момпелльона. А вот от Бредфордов, сбежавших в благополучное графство Оксфордшир, мы не получили ни материальной помощи, ни слова сочувствия.
Кухня в доме пастора теперь напоминала жилище алхимика. На деревянном столе, который раньше я тщательно отскребала, теперь постоянно были разложены нарезанные травы, отчего столешница покрылась зелеными пятнами. Элинор ходила с красными глазами, она не отрывалась от книг, пытаясь выискать в них еще что-то новое. Но в основном мы учились извлекать полезные вещества из растений опытным путем. Одни листья мы заливали маслом, другие спиртом, третьи водой, чтобы проверить, какой из этих способов даст лучшие результаты. Из сушеных трав мы заваривали различные чаи. Если настой был слишком горьким, мы добавляли в него мед, и получался сироп. А потом я опять принималась измельчать травы и корни, которые мы выкапывали из промерзшей земли. Когда я видела, что мы уже извлекли из растения все, что можно, я брала оставшуюся после переработки кашицу и мешала ее с пчелиным воском, пока не получалась лепешечка, которую можно было прикладывать к ранам. Мы ставили перед собой две цели: облегчить страдания больных и найти средства, которые укрепили бы здоровых.
Мы с Элинор раздавали всем наши снадобья, но сами прекрасно понимали, что могут пройти недели и даже месяцы, прежде чем болезнь пойдет на убыль. Дни становились длиннее, и мы все больше времени проводили в садике у дома Гауди, пытаясь разобраться, что и где они сажали, изучая свертки с семенами и подготавливая почву для весенней посадки.
Мы прекращали свою работу только по воскресеньям, чтобы пойти в церковь. И именно там становилась особенно заметной вся бесплодность наших попыток остановить чуму. Ряды прихожан все редели. Правда, среди нас появились и новые лица. Мистер Стенли начал посещать службу с того дня, когда мы приняли Воскресный обет, а позже к нему присоединилось семейство Биллинг и другие нонконформисты. Они не пели вместе с нами некоторых гимнов, но то, что они вообще приходили в церковь, было уже чудом.
В первое воскресенье марта мистер Момпелльон объявил о закрытии церкви. Он стоял на кафедре и, стараясь держаться ровно, так вцепился в нее, что у него побелели костяшки пальцев. Элинор настояла, чтобы я села рядом с ней в первом ряду, так что мне хорошо было видно, как он дрожит от усталости, какие глубокие морщины избороздили его лицо.
— Мои дорогие друзья, — начал он. — Господь послал нам тяжелое испытание в эти месяцы. Вы мужественно встретили его, и Бог вас за это вознаградит. Я осмелился понадеяться — все мы надеялись, — что оно не будет таким тяжелым и длительным. Но кто может проникнуть в замысел Божий?
Он сделал паузу, пытаясь собраться с силами.
— Друзья, Господь посылает нам новое испытание, может быть, самое суровое из всех, что нам пришлось пережить. Скоро будет тепло, а чума, как известно, распространяется в тепле гораздо быстрее. Мы можем только молиться о том, чтобы она потеряла свою силу, но мы не можем на это рассчитывать. Дорогие друзья, нас могут ожидать худшие времена.
Отовсюду послышались стоны. Кто-то разрыдался. Когда мистер Момпелльон объявлял о том, что закрывает церковь, у него на глазах тоже стояли слезы. А потом, пытаясь улыбнуться, он произнес:
— Не отчаивайтесь, ведь церковь — это не только здание! У нас будет церковь среди природы, которую сотворил Господь Бог. Мы будем собираться и молиться вместе в Каклетт-Делф, и церковным сводом для нас послужит свод небесный. Там мы можем находиться на безопасном расстоянии друг от друга, чтобы никто из больных не заразил здоровых.
А потом он заговорил на самую больную тему:
— Любимые мои прихожане, мы должны закрыть не только церковь, но и погост, так как стало невозможно хоронить всех умерших вовремя и так, как подобает. А с наступлением жаркой погоды это станет и очень опасным. Так что придется нам хоронить умерших где-то поблизости от деревни…
Теперь уже отовсюду раздались крики ужаса: «Нет!»
Он поднял руки, призывая всех к спокойствию:
— Дорогие мои! Я знаю, вы боитесь, что Господь не найдет ваших близких, если они будут лежать в неосвященной земле. Но я говорю вам: вы уже сами освятили землю вокруг нашей деревни тем, что согласились пойти на жертвы. Бог видит все!
Напряжение оказалось слишком для него велико. Он попытался схватиться за перила кафедры, но руки не слушались его. Обессиленный, он соскользнул на пол, потеряв сознание.
Мы с Элинор поспешили к нему, а зал взорвался криками и рыданиями. Брэнд тоже кинулся на помощь пастору, помог ему сойти со ступенек и повел к выходу.
С помощью Брэнда мистер Момпелльон кое-как добрался до дома. Элинор сбегала в спальню и принесла несколько одеял, чтобы уложить его в гостиной. После того как Брэнд помог ему лечь, пастор наконец уснул как убитый.
На следующий день он проснулся только к обеду и сразу отправился к двум больным, находившимся при смерти. Мы с Элинор договорились не сообщать ему о другой новости, которая касалась живых. Когда вокруг тебя смерть, трудно думать о будущем, но мне не давала покоя судьба девятилетней Мерри Уикфорд.
Джордж и Клит Уикфорд, молодые квакеры, у которых было трое детей, поселились в заброшенном доме на краю деревни лет пять назад. Они жили очень бедно. Но как-то летней ночью Джорджу Уикфорду не спалось, он ходил взад-вперед по комнате и вдруг увидел в окне падающую звезду. У нас существует поверье, что падающая звезда указывает на место залежей свинца, так что Уикфорд, не дожидаясь рассвета, побежал в то место, над которым, по его расчетам, пролетела звезда. К утру он уже вырыл там землю в виде креста, чтобы застолбить свое право на жилу. По закону любой человек может предъявить свое право на месторождение, независимо от того, на чьей земле оно найдено. У него есть девять недель на то, чтобы добыть меру свинцовой руды и предъявить ее собранию. После этого никто уже не может отнять у него его шахту, пока он добывает свинец.
Джордж Уикфорд со своей женой Клит и тремя детьми неутомимо копали землю в том месте, которое он отметил. Шахтеры над ним подсмеивались, потому что никаких признаков свинца на этом клочке земли не было. Однако Уикфорд все-таки нашел свинец, и до истечения девятинедельного срока добыл не только полагающуюся меру, но и еще сверх того. Оказалось, руда залегла в русле пересохшей подземной реки. Все считали Уикфорда счастливчиком.
Но это было до того, как чума обрушилась на нас. Джордж заболел одним из первых. Затем смерть унесла их старшего сына. Клит с двумя младшими детьми — сыном и дочерью — продолжала работать на шахте. А потом мальчик заболел, и в течение трех недель она не работала. Их сосед Дэвид Бертон сделал первую зарубку на заявочном столбе штольни. Все в деревне обсуждали, правильно он поступил или нет. Эти разговоры возобновились, когда, еще через три недели, он сделал вторую зарубку, как раз в тот день, когда Клит хоронила своего второго сына. Страдания ускорили ее смерть. Утром она похоронила сына, а к ночи уже была мертва.
Дочка Уикфордов осталась совсем одна. Положение ее было ужасным, так как у отца практически ничего не было, кроме штольни. Если кто-то не добудет для нее в течение недели обязательную меру руды, то у нее отнимут штольню. Я упрашивала шахтеров сжалиться над ней и помочь. Но они считали, что должны поддержать притязания Дэвида Бертона, ведь он был для них своим. И вот срок подходил к концу, остался всего один день.
Наверное, мне не следовало рассказывать об этом Элинор. Я должна была предвидеть, что она мне на это ответит.
— Ты ведь разбираешься в шахтерской работе, Анна. Мы можем с тобой достать оттуда эту меру свинца.
От неожиданности я растерялась — совсем как тогда, когда она предложила мне принять ребенка у Мэри Дэниэл. Я всегда боялась шахты, еще до того, как она погребла моего Сэма. Я не могла себе представить, как можно работать в темноте под землей, почти без воздуха. Но, взглянув на Элинор, я увидела на ее лице знакомое выражение решительности и поняла, что мы полезем под землю, хочу я того или нет.
Мы вышли рано утром, так как штольня находилась довольно далеко от деревни. Я слышала, как Элинор разговаривает с мистером Момпелльоном в библиотеке. Она сказала ему, что мы идем собирать травы. Когда она вышла ко мне, лицо у нее было раскрасневшееся.
— Да, Анна, давай возьмем с собой мешочки и по дороге наберем трав. Если бы я сейчас сказала ему правду, он отправился бы туда сам, а этого ему делать нельзя.
Сначала мы отправились к Мерри Уикфорд, чтобы рассказать ей о том, что мы задумали. Когда мы поднимались по дороге к ее дому, она уже выбежала нам навстречу. Глядя на нее, я думала: в какое же странное время мы живем, что такую маленькую девчушку оставили совсем одну. Но она каким-то образом управлялась. Даже сейчас у нее были розовые пухлые щечки с ямочками, ее темные кудряшки так и прыгали по спине, когда она радостно крутилась вокруг нас. На столе я увидела остатки ее завтрака: кусочек сала, скорлупу от яйца, которое она выпила сырым, проделав в нем дырочку, и надкусанную луковицу. Пища, может быть, и грубоватая, зато сытная.
Она сразу же начала убирать со стола и очень вежливо, как взрослая, предложила нам сесть. Должно быть, ее родители были прекрасными людьми, если смогли привить дочке такие манеры.