— Ерунда! Приемник в кармане. Ведь бывают же маленькие приемники?
— А блокировка диагностеров в госпитале?
— Аппаратура дрянная, сломалась вся сразу, я тут ни при чем.
— Да наша аппаратура, чтоб ты знал…! А сломанные диафрагмы? А чудеса в бою на базе Седьмого заградотряда?!
— Ну… чего не сделаешь со злости?
— А в глаз? — прохрипел он — и успокоился.
— Вот как это понимаю я, — сообщил он почти что буднично. — Есть на Асторе чудесная женщина, Рона-сан. А у нее — любимица дочь. Никто ведь не может слышать Хранилище, верно? Никто, кроме артов. И что мешает артам самим придумывать, о чем там вещает Хранилище? Рона-сан сказала, что ты человек. А ей сказала дочь. А я, дурак, слушаю.
— Пусть так, — мягко соглашаюсь я. — От этого что-то изменится?
— Нет, — с трудом признал Санго Риот. — Я не смогу пойти против воли Роны-сан, потому что… Но знай — я тебе не верю!
— А кому ты веришь?
Разговор потерял цель и стал мне неприятен. Но это игра, а игру положено доводить до конца. Или не положено? Опять рельсы…
— Я верю себе! — загремел Санго Риот. — Я верю своим глазам! Я …
— Каким своим глазам? Желтым или красным?
Санго Риот цепенеет в замешательстве, и я добавляю:
— Желтым глазам и я верю. Но у тебя сейчас — красные. Так не пора ли Совету Асторы уточнить, кто именно из нас киборг?
— Меня пропускает барьер Асторы!
Я с иронией смотрю на него, и он синеет от стыда. Лучше отвернуться, такое зрелище не по моим нервам. Гигант долго мнется, но все же решается объяснить кое-что объяснить.
— Страшна великая Гоэма! — торжественно вещает он. — Не военной техникой, ибо нерушимый барьер Асторы сильнее ее и выше понимания гоэмских инженеров; не числом бойцов — армии Голубой Вего, Арктура и Бугаса гораздо многочисленней; и уж тем более не ядерным оружием — ядерная бочка Желтых планет была куда как мощнее, светлая им память! Великая Гоэма страшна духом своих бойцов. Они — воины! Они исполнены ярости, они не ведают страха! Все мирные планеты дрожат при виде черного десанта Гоэмы, потому что все они — его лакомая и законная добыча! А еще… еще из века в век идут предания о том, что воины Гоэмы, величайшие духом, могут вызывать из неведомого мира энергетических симбиотов. Эти создания могучи сами по себе, а объединенная мощь гоэмского воина и симбиота имеет поистине космические масштабы! Именно так были сметены Желтые планеты… Симбиот, вызванный из иного мира, без слияния с носителем быстро угасает, но слияние грозит опасностью уже гоэмцу — тот рискует потерять контроль над силой и стать безумным демоном разрушения…
— Уголовники, — подвел я итог. — Паразиты на теле мирных планет. А симбиоты ваши — просто дурь, которую вы на себя нагоняете перед боем. Думаю, просто жрете дешевые наркотики. И вся ваша великая Гоэма наверняка паразитирует на каком-нибудь беззащитном обществе.
— Мы давно отделились от Асторы и существуем самостоятельно!
— А, так вот почему именно Гоэма с таким идиотским упрямством атакует рубежи Асторы! Кушать хочется?
Санго Риот застыл.
— Я поклялся, — глухо сказал он, — никогда больше… не вызывать симбиота. Моей совести хватит груза Желтых планет… и твоей ненависти. Там погибли твои друзья? Желтоглазого Санго Риота больше не увидишь. И только поэтому останешься жив. Уж я бы ответил тебе! В прах-х-х-х!
Санго Риот убыл. Его вызвали по тревоге: опять бой в секторе Седьмого заградотряда, опять Гоэма атакует рубежи Асторы. Санго Риот отправился крушить своих земляков. Мне тоже пора на работу, но перед уходом назначена еще одна встреча.
Степное плато, горный заповедник Асторы. Над алым полыханием маков, над изумрудными волнами трав летит вместе с теплым ветром моя любовь, моя душа, моя Астора — глазищи в пол-лица, прозрачные крылья юности дрожат за спиной… Анико-сан, здравствуй!
Плоскость перехода мерцает. Значит, опять что-то случилось в глубинах Вселенной, и чуткая аппаратура нервничает.
За переходом в вечном безмолвии застыли серые стволы. Полынные джунгли Голубой Веги — суровый мир, пропитанный ядовитыми испарениями деревьев. Я невольно проверяю, на месте ли защитный фильтр. Жители побережий считают, что запах полынных джунглей смертелен, но это не так. Просто будет сильно болеть голова — пока не притерпишься. Человека непросто вытравить! И здесь тоже живут люди. Горные охотничьи племена спускаются сюда для охраны своих дальних рубежей. Полынные джунгли — спасительный барьер между двумя смертельно враждующими расами планеты.
Я оглядываю себя в последний раз, проверяю, все ли в порядке. Конечно, все в порядке. Я уже профессионал войны.
Эк! Пружинистый ковер серой хвои беззвучно принимает меня. Горький запах джунглей прорывается даже сквозь фильтры, напоминая о детстве: глинистый обрыв реки, жара и заросли полыни, в которых мы строили тайные убежища…
Фиолетовые небеса Голубой Веги пронзительно сияют сквозь узорные кроны полынных деревьев. Чистое небо — это хорошо. На Арктуре, так сказать, предыдущем месте работы, чистые небеса были редкостью. Планета-город, этим все объясняется. Удирать оттуда пришлось так быстро, что не успел сказать друзьям «пока». И причина не в том, что там я опять столкнулся с черными наемниками, скорее наоборот. Орден динго — боевые псы справедливости вообще-то. В исконном своем, доныне сохранившемся виде. Хотя основная масса — уже просто наемники. Наемники уже много веков. Но мне на этот раз повезло. На Арктуре я столкнулся с древней, незамутненной ветвью учения. И поэтому сейчас на мне черный боевой костюм воина ордена динго. Он прост на вид, как и все в ордене. На самом деле костюм — это скафандр с непонятным принципом действия, но подозреваю, что он живой. Костюм защитит меня даже в космосе. И еще — костюм как-то сумел подружиться с поясом зёгэна, что наводит на определенные размышления об их общей природе. В каждом изгибе костюма — оружие. Оно тоже простое на вид, и это тоже иллюзия. И мой вид городского бродяги в чем-то потрепанном, в меховых сапогах — это по жаре-то! — тоже обман. Я — пограничник Асторы, я разведчик, хотя теперь я прежде всего — воин ордена динго, воин справедливости. Но — хватит об этом. Как и любое вероучение, религия ордена — глубоко личное дело, посторонним туда ходу нет, да простит меня Санго Риот.
Тот, привычный мне Санго Риот закончил свою буйную жизнь единственно достойным для него способом — погиб в одном из боев, защищая рубежи Асторы. Но перед смертью он сделал очень рискованный и необычный поступок — вызвал симбиота и уступил ему свое тело! Убийцам пограничника жизнь после этого повернулась весьма неприятной стороной, если, конечно, так можно говорить о пыли, рассеянной по орбите…
Я встречался с ним, желтоглазым Санго Риотом. Мы оба безмолвно решили, что тайна его происхождения должна оставаться тайной. Может, Асторе был нужен в новой жизни именно такой — жесткий, решительный, рациональный — Защитник. И Астора обрела такого Защитника, даже не подозревая об этом. Кроме, может быть, Роны-сан…
Новый Санго Риот взялся за Границу весьма жестко. Для меня он сделал то, что не догадался — или не захотел — сделать Санго Риот прежний. Он зачислил меня в Высшую разведшколу Границы, прежде очень закрытое, очень элитарное учебное заведение. Для этого пришлось изменить правила приема, программу обучения, сменить руководство и практически всех преподавателей. Симбиот это проделал в один день, даже не задумавшись. Зато сейчас школа готовит настоящих разведчиков, способных пролезть в любую дыру, а не прежнюю изнеженную элиту, обретавшуюся при дипмиссиях и свалившую всю грязную работу на корпус наблюдателей. Я — выпускник новой разведшколы. Профессионал. Сейчас я могу позволить себе жить в Границе, а на Голубую Вегу ходить как на обычную работу — вроде как в командировки. Для этого у меня имеется личный нуль-переход. Я могу иметь в Границе все, что полагается высокооплачиваемому профессионалу. Собственно, остальные разведчики все это имеют, и на работу ходят, как банковские служащие — каждое утро, через личный нуль-переход. Да и работают они в комфорте звездных цивилизаций, а не на дикой, в общем-то, Голубой Веге. И я бы мог так же. Мне даже предлагали перед выпуском. Почему отказался? Может, потому, что помню, что такое чашка еды в корпусе наблюдателей. И что такое жизнь на моей несчастной, голодной родине. Может, потому, что считаю, что это и моя жизнь тоже. Или, может, потому, что я — воин ордена динго. Но это — очень личная, неоглашаемая часть моей жизни, и мой наставник, древний Болдуин, пусть так и остается для всех миров сказочной личностью.
… В поселке охотников синие сумерки. Мальчишки бесшумно носятся между костров, воруют запеченные плоды сладкого дерева, дарующие ночную зоркость и спокойное сердце. Посвистывают стрелы — идет игра в войну с карабинерами. Девчонки играют в свое, но поглядывают с интересом. И все вместе они удирают от Буби, молодой жены вождя. Сумерки прячут их. Отчаявшись поймать сорванцов, Буби взывает к авторитетам. Вождь выходит из хижины, озирает темноту и рявкает. В поселке почтительное оцепенение.
— Кто победил? — вопрошает вождь.
Робкие фигурки воплощаются из темноты и докладывают.
— Молодцы! — царственно оценивает вождь. — Разрешаю горный поход. Достойны.
Собираются стрелы, поспешно доедается уворованное. Мыть ноги — и спать. Горный поход не шутка, если не выспишься — поплачешь кровавыми слезами. Вождь страшно занят, но мальчишек поведет сам, и будет играть с ними — за карабинеров.
Счастлив мир, где вожди с мальчишками. Они вырастают в отважных воинов, неспособных обидеть беззащитного или предать. Вождь среди детей — начало и суть воспитания в охотничьих племенах Голубой Веги.
— Что драгоценность? — неспешно говорит мне вождь. — Моя земля. Тропы, которые мы пробили в горах. Мосты, наведенные нашими предками. Дети, идущие нашими тропами по мостам наших предков.
Что драгоценность? Тайный родник в сухом лесу, отрытый руками разведчиков…
Поэтому я — с охотниками. И соответственно против зверских режимов карабинеров в приморских государствах-городах. Они нас норовят убить и земли захватить, а мы не даемся. Вождь — его имя ни на бумаге, ни моим языком не воспроизвести, и я зову его Банту — не удивлен моим участием в судьбе его племен. Может, ему знаком облик воинов ордена динго. В сказках Голубой Веги орден динго считается защитником справедливости. Вождь, правда, отпирается, да так натурально, что я прикидываю, а не есть ли и он тоже любимый сын Болдуина? Хотя любимый сын Болдуина — личность еще более сказочная, чем сам Болдуин.
Вождь, якобы никогда не покидавший своих гор, неплохо разбирается в жизни приморских государств. Он лично учит меня языкам приморья. По его мнению, воин ордена динго нужнее в качестве шпиона где-нибудь поближе к руководителям карательного корпуса карабинеров, а не в составе групп перехвата вторжений, где я пропадаю сейчас. Желтоглазый Санго Риот считает так же. Они с Банту словно сговорились. Поэтому я сейчас учу языка приморья, а с карабинерами дерусь в свободное от учебы время.
Эфемер — город, которого нет. Это его огни горят у бухты, его музыка гремит в теплой ночи; это его кафе, дансинги, клубы, людские водовороты, потоки и толчея; это он поет и танцует всю ночь. Но утром — где же он? Его нет. Вот хмурые размонтеры грузят на платформы модули, вот шумят столетние деревья-свечи в безлюдных парках; вот солидно белеют сквозь зелень садов виллы и дворцы района Белых Рук. А города нет. Он рождается вечером, живет ночь, а под утро разноцветные купола складных зданий увозятся на бесчисленные базы в подземный район Серых Рук. А люди? Богатым — отсыпаться на своих виллах до следующей ночи. Остальным — на работу, в районе Серых Рук. Там много работы, хватит на всех. Даже на изгоев из горных охотников, дико озирающихся на каждый грузовик. И я — среди последних.
Моя цель — карательный корпус карабинеров. Состоит он из сынков состоятельных родителей, изнеженных, субтильных, зачастую наркоманов. Между собой они практически не дерутся, мстят исподтишка и желательно в спину. Скандальные, занудные, наглые юноши заканчивают обязательную для лентяев высшую войсковую школу и комплектуют собой офицерскую часть корпуса карабинеров. Подходить следует к ним, ибо рядовой состав корпуса неинтересен — бандиты предгорий, бывшие охотники и золотоискатели мало что знают.
Я уже знаю, где отдыхают и развлекаются офицеры. В офицерском клубе, естественно. И в тире при нем. Неспособные к драке, эти выродки находят иные способы тонкого мучительства. Они все — отличные стрелки. Мишенями в их тире, поговаривают, служат животные. И частенько — люди. Санго Риот недвусмысленно намекает, что нет мне равных в стрельбе. Для него все просто: я должен как-то затесаться в офицерский клуб, а уж в тире я за счет своей стрельбы быстро стану для этих подонков своим. Потом — поступлю в корпус. Стану офицером — мне же это нетрудно после разведшколы? Ну, а уж потом информация потечет рекой. И Санго Риот вовсе не думает учитывать, сколько же зла я принесу, пробиваясь в офицеры. Ведь богатеньких родителей-покровителей у меня нет, и придется мне в офицеры выслуживаться. То есть очень хорошо служить. Хорошо — с точки зрения руководства карательного корпуса. Ходить в рейды против моих охотничьих племен. Брать пленных. Пытать их. Убивать бастующих, жечь их семьи. В стороне не отсидишься, в корпусе за чужаком будут очень пристально следить. Санго Риот считает, что разведчик не должен думать о цене. Вроде как начальство берет ответственность на себя. Но вот вопрос — перед кем ответственность? Вождь охотников помалкивает, но тоже явно нуждается в информации о противнике и тоже готов взять ответственность на себя. Печально.
И я иду. Но не в офицерский клуб. Ноги сами приводят меня к нужному месту, я его приметил заранее. Каменная белая ограда. Просторный двор с причудливой грудой валунов в центре. Шум, смех, крики. Что-то вроде местной школы, она же детдом, она же тюрьма для детей, она же больница…
Здравствуйте, дети. Извилистым путем шел я сюда. Теперь я знаю, чему вас учить. Знаю, как. И самое главное: знаю, что научить — можно. Вот моя рука. Вместе мы зашагаем к светлому будущему по дороге жизни. Столько, на сколько хватит моих сил. И самой жизни.
Но я не говорю этих поистине прекрасных слов. И дети носятся мимо меня, словно я — просто еще один камень-валун, черный, угрюмый и неподвижный.