- Тем более.
- Да он хороший парень! И ему нужно заработать.
- Это другое дело. Ведите!
13
По пути Баррис успел сообщить журналисту, что Николас Батейн - добрый парень, невероятный эрудит, но человек со странностями. А кто из нас без странностей, явных или тайных? Представив их друг другу, Баррис тут же испарился, сославшись на некие неотложные дела.
- Садитесь, - вяло сказал Батейн, - и будьте как дома.
Он как сидел в кресле, так и остался сидеть. Длинные ноги в туфлях, наверное, сорок шестого размера были вытянуты почти на середину комнаты, руки как плети свисали с подлокотников кресла и согнутыми пальцами касались ковра. В большом костлявом и нескладном Батейне было что-то от доброго послушного коняги, который однако же себе на уме и время от времени выкидывает разные фортели.
- У меня сиеста, - грустно уведомил Батейн, глядя на Хойла доверчивыми, какими-то детскими глазами. - Но если уж вам так приспичило, мы можем поговорить.
- Благодарю, мистер Батейн.
- К черту мистера и к черту Батейна, зовите меня просто Ник, - лениво проговорил геолог и так же лениво полюбопытствовал: - Бадервальд ваш родственник или вы поймали его на каком-нибудь жульничестве - он мастак на такие дела - и теперь шантажируете?
Рене рассмеялся:
- Ни то, ни другое. Просто-напросто я друг детства его младшей невестки Элизы.
- Понятно, шерше ля фам, как говорят французы. - Батейн показал на дверь, причем поднял руку так, словно на ней лежал тяжелейший груз, а потом бессильно уронил на ковер. - Думаете, почему Арт спихнул вас мне и тут же улетучился?
- Понятия не имею, - ответил Хойл, решая, что Баррис прав: этот Батейн действительно оригинальный человек.
- По той же самой причине - шерше ля фам! - Геолог оживился, насколько это было вообще возможно при его темпераменте. - У него интрижка с Нинон, очаровательной сотрудницей океанографического музея. Пока я разглядывал ее, оценивал достоинства и недостатки, изучал характер и разрабатывал подробный план атаки, Арт налетел как коршун и уволок ее у меня из-под носа. Вы знаете, о чем я жалею?
- Наверное, о том, что сейчас не мушкетерские времена и что Барриса нельзя вызвать на дуэль? - предположил Хойл.
Батейн засмеялся и отрицательно помотал своей лошадиной головой. Смеялся он заразительно, сотрясаясь всем телом, но негромко, не смеялся, а хихикал.
- Наверное, в ваших жилах течет и французская кровь, угадал? Вот видите! Галлы всегда были драчливы, а вот у меня совершенно отсутствует комплекс кровожадности и мести. - Батейн шумно вздохнул. - Я жалею о том, что я не мусульманин. Богатый мусульманин, какой-нибудь там хан, эмир, халиф, султан, купец, - несущественно. Все дело в гареме, полном красивых, веселых, послушных и всегда готовых к твоим услугам жен. Никакой никому не нужной любовной игры, всех этих обезьяньих ужимок, призывных взглядов, никаких журавлиных танцев и петушиного соперничества. Все очень просто, ясно и рационально, как теорема Пифагора. Я не кажусь вам старомодным?
- Что вы! Для эпохи сексуальной революции ваши идеи весьма оригинальны. Особенно с женской точки зрения.
- Женщины! - Батейн подобрал с пола руки, сначала одну, потом другую, и удобно сложил их на животе. - Что мы о них знаем? Я, например, знаю только то, что это существа кошачьего типа. Они не любят фамильярности, но сами очень нахальны, они терпеливы, но в то же время и несносно капризны, отличаются постоянством привычек и взрывной неожиданностью. Например, есть мороженое на морозе, предаваться любви в знойной духоте и обсуждать кухонные проблемы на концерте вагнеровской музыки способны только женщины.
- Вы проштудировали Грея Уолтера?
Геолог так удивился, что приподнялся и принял сидячее положение, разглядывая Хойла, однако флегма взяла свое, и он снова упал на спинку кресла.
- Феноменально! Вас можно экспонировать в этнографическом музее как редкий образчик образованного журналиста. - Он еще раз бесцеремонно, но весьма благосклонно оглядел Хойла. - Вы хотели проинтервьюировать меня?
- Нет, расспросить и просветиться. Меня интересует апейрон.
- Может быть, аперитив?
- Нет, апейрон. Не в древнегреческом смысле, а в аспекте гипотезы русских ученых-геологов об апейронном ядре Земли.
Батейн снова принял сидячее положение да так и зафиксировался в нем. Корпус он подал вперед, локтями оперся о колени, кисти рук и длиннющие пальцы при этом бессильно свисали вниз, как стручки адамового дерева.
- Слушайте, вы в самом деле журналист?
- В самом деле. Но попутно я и представитель фирмы Невилла.
- Бадервальды, Невиллы, журналистика и апейрон. Невероятнейший коктейль. Почему бы вам не заняться каким-нибудь настоящим делом, наукой например?
Рене улыбнулся:
- Пробовал, учился в Массачусетсе, в технологическом. Но меня вышибли оттуда.
- За непочитание официальной науки?
- Нет, за участие в движении против вьетнамской войны.
- О-о! Да мы с вами родственные души. У меня тоже были некоторые неприятности по этому поводу, хотя до прямых репрессий дело не дошло.
Батейн некоторое время вопросительно смотрел на Рене, а затем проникновенно спросил:
- Слушайте, дружище, вы уже обедали сегодня?
- Нет, не успел.
- Почему бы нам не пообедать вместе? Ученые разговоры всегда вызывают у меня аппетит. В этом отношении я счастливый человек.
- Охотно, но я не одет.
Батейн сморщил свое доброе лошадиное лицо в презрительной гримасе.
- Не будьте снобом. Мы не в Британии и не в Бразилии. И идем не на званый обед к Бадервальдам.
На платной стоянке возле отеля Батейн подошел к "кадиллаку". Рене вежливо похлопал ладонью по благородному белому боку машины.
- Привезли из Штатов?
Геолог презрительно фыркнул, сложившись пополам, забрался в машину и не сразу, по частям, разместил себя на водительском месте.
- Прошу, - сказал он, распахивая дверцу. - Я не сумасшедший и не миллионер, чтобы ездить по белу свету со своей машиной. Позаимствовал на недельку у друзей.
Они ехали вокруг порта через Ля-Кондамин мимо всех официальных достопримечательностей "Государства червонных валетов", как иногда называют княжество Монако; мимо национального музея искусств, дворца принца, рынка и муниципалитета. Батейн вел автомобиль на большой скорости, с небрежной непринужденностью, которая изобличала в нем бывалого и лихого шофера.
- Черт бы побрал эту дорожную неразбериху нашего мира! В Штатах правостороннее движение, в Англии - левостороннее, в Швеции - тоже левостороннее, а вот во Франции - опять правостороннее.
Когда "кадиллак" вырвался на набережную и дорожная обстановка несколько разрядилась, Батейн спросил: