113875.fb2 ТАЙНА ПРИКОСНОВЕНИЯ - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 52

ТАЙНА ПРИКОСНОВЕНИЯ - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 52

- Знаю, это Ефрем. Он живёт в старом Курлаке, проповедует свою веру, но ничего нового не придумал, всё это было на Руси и поросло быльём. Хотя имеет глубокие корни, и эти корни уходят во времена раскола - времена народного бо- готворчества, когда пророков и новых толкователей христианства стало больше, чем попов.

Например, в восьмидесятых годах семнадцатого века в Воронежском уезде появился пророк Василий Желтовский. Он отрицал всякую молитву в храме - ибо бог не в храме, а на небесах. отрицал церковные таинства. Крещение, про­изведённое в церкви, считалось наложением печати антихристовой; её нужно было смыть вторым крещением в чистой речке, и занимались этим обычно мест­ные пророки наподобие Ефрема. Таинство брака тоже было отвергнуто, доста­точно было простого благословения. Большая часть этого крестьянского раскола объясняется неприятием официальной власти и церкви, считавшимися «анти­христовыми».

Вы понимаете, у всех на слуху бунт Стеньки Разина, но это лишь капля в море по сравнению с повсеместным духовным бунтом крестьянства, продлившимся три столетия, - этот бунт изучался узким кругом учёных, и только специалисты знают, что ввергло Россию в нищету. Не междоусобица, не татарское иго стали причинами той пропасти, в которой оказалась Русь. Извините, Иван Петрович, эта тема для меня наболевшая, и я, может быть, увлёкся!

- Что Вы, что Вы, Степан Николаевич! Я слушаю Вас с огромным удоволь­ствием, и сам о многом стал задумываться. Былой оптимизм из меня давно ис­парился! Вы как раз говорите о важном: по части истории у меня значительные пробелы.

- Так вот. Величайшая смута, продлившаяся более трёх столетий, началась сразу после смуты официальной, зафиксированной во всех учебниках истории. И эту многовековую смуту узаконил ряд правительственных актов, которые увен­чало «Соборное уложение» 1649 года. Оно окончательно ликвидировало дого­ворные отношения с властью и превращало крестьян в быдло, в рабочий инвен­тарь помещика. Это и послужило причиной массового бегства крестьян с осёдлых мест проживания в глухие незаселённые места. «Бегуны» и «Самосожженцы», «Хлыстовцы», «Духоборцы», «Молокане» - это творцы собственной крестьян­ской веры, для которых не столь важен был сам обряд - «старый» или «новый». Важнее был способ независимой жизни и веры, отвергающей власть «Каина», т.е. официальную; отвергающей веру церковную, веру «антихристову», прислуж­ницу власти. Бездомные и беглые, калики и нищие наводнили Русь по всем её пределам. Если бы меня попросили нарисовать Россию тех столетий, то у меня получился бы образ нищей старухи с клюкой, стоящей перед монашеским скитом, затерявшимся в тайге! Русская вера - ноша тяжёлая! Не так важно было верить в лучшее, о чём проповедовал Христос, как важно то, что Христос страдал, а оттого и мы страдаем, - нам необходим был его постулат о жизни-страдании. Русский человек слишком долго уповал на Бога - иного просто не оставалось, - оттого мы до сих пор убогие и нам до сих пор тяжко возвращаться оттуда, где мерилом духовности триста лет был способ «убожеской жизни».

Иван вспомнил, как совсем недавно слово «убогий» пришло ему в голову, и как кстати этот милейший человек расставил всё на свои места! Иван буквально впитывал каждое его слово. Степан Николаевич продолжал:

- Надо сказать, что коммунистический дух, зерно которого так обильно про­росло в России, - не изобретение Карла Маркса, идеи которого так и не прижились на Западе, а итог сознательного, трёхсотлетнего коммунистического сектанства крестьян в общинах духоборцев и молокан, имевших общинную землю и свою веру. Крестьянин-собственник, начавший нарождаться после Столыпинских ре­форм, только послужил причиной новго раскола и новой кровавой драмы. Иван Петрович, ещё раз прошу прощения, что я так пространно! Может, чаю?

- С удовольствием!

- Тогда пойдёмте ко мне в кабинет!

Они просидели за беседой с чаем долго. На прощание Степан Николаевич ска­зал доверительно:

- То, что я скажу сейчас, я не сказал бы даже Вам в году, допустим, пятьдесят третьем. Вот Вы сетуете на то, что люди не хотят иметь приличных жилищ, не хотят хорошо трудиться. Хоть я и учитель, я хорошо знаю, что такое труд на земле. Он изнуряет не только физически, но и морально! Страхи сопряжены с непогодой, с неурожаями, со всем тем, что в любую минуту может сделать твой труд напрасным. Человек в буквальном смысле распят на земле - он не может её оставить ни на минуту, даже в своих мыслях! Когда он работает на барина - он ни за что не отвечает и работает только по принуждению. Вы считаете, что сейчас у нас нет барщины? Но ведь колхозник не имеет никакого интереса хорошо рабо­тать, он отбывает эту самую барщину, он батрачит в четверть своих сил! Краси­вые дома, крытые железом, крестьянин станет иметь только тогда, когда станет работать на себя, делясь излишками с обществом. Жаль, Иван Петрович, что в эту прекрасную пору жить не придётся ни мне, ни тебе! Страшный тихий бунт крестьянина, продлившийся три столетия, - продолжается! Но если в прошлом его держала вера, то, растоптанная, она умирает в пьяных конвульсиях народ­ного тела. Самый убийственный для огромной страны протест - это тот, когда человек сложил руки, не хочет ничего делать, а просто «отбывает положенное», наблюдая из своей хатки за происходящим, забыв, что такое любовь к труду, по­грузившись в алкогольный дурман!

Даже накануне отмены крепостного права, столетие тому назад, протест зем­лепашца мог быть страшен, а сегодня таких форм нет: они просто не желают тру­диться, хотя и живут в грязи! Вот пример начала века девятнадцатого: доведён­ный нуждой крестьянин Владимирской губернии Никитин решил, что всё горе ему ниспослано за грехи, что искупить он их может, только принеся в жертву соб­ственного сына, как это сделал Авраам. Он сжёг свой дом, взял двух малюток де­тей, пошёл в сопровождении жены на соседнюю гору; там жена читала молитвы, а он собственноручно зарезал обоих детей. Осуждённый, он оказался в Сибири. И здесь уже он решил пожертвовать собой за грехи мира. В лесу он установил крест, надел на себя терновый венец, в сильный мороз разделся догола и распял себя на этом кресте. Его успели снять живым, и на допросе он поведал свою грустную историю жизни. В каком-то смысле он, как и Христос, считал себя мессией и хотел пострадать за всех униженных. Больше чем в крестьянской среде, нигде не было святых мучеников и пророков. Теперь таких совсем мало осталось. Вот Ефрем да Таня - на всю округу. Но протест их тихий, смиренный, этих «божьих» людей у нас просто не замечают.

Всё это время, пока Степан Николаевич говорил тихим глуховатым голосом, Иван напряжённо слушал не перебивая. Он начинал понимать, что, к стыду свое­му, знает о России очень мало, или почти ничего не знает. До сих пор он жил как парус на ветру, и этим ветром был его оптимизм, его желание улучшить жизнь крестьян. Теперь он словно наткнулся на высокую стену, проходов в которой не предвиделось .

- Степан Николаевич, но всё-таки почему так? Почему земельный вопрос в России всегда приводит в тупик? В иных странах, я слыхивал, по-иному.

- Дорогой Иван Петрович! Ответ на этот вопрос может лежать только в пред­положительной плоскости. Несомненно одно: грабительские отношения между властью и чернью на Руси выстраивались тысячелетие. Почему так, а не иначе? Дух кочевников, долгое время владевших русской равниной, предполагал брать силой, отбирать урожаи у оседлых, владеющих оралом, при помощи меча. В суровом климате проще было воевать, чем возделывать землю. В летописях со­хранилось обращение дружинников к своему князю, они призывали его к похо­ду, напоминая, что одёжка поизносилась, нет корма для коней и т.д. Привычка взять силой у людей труда, постепенно переросла в систему поборов и насилия на государственном уровне. Люди, которые возделывают землю, не должны быть «чернью», они станут трудиться только на собственной земле, на себя. И, пред­ставьте себе, оттого, что мы знаем ответы на некоторые вопросы, нам, увы, легче не станет! Как я говорил, нашей с Вами жизни не хватит, чтобы увидеть иные результаты. Нами движет парадокс: дух коллективизма в стране сильнее нас, но он же рождает «тихий протест» неимущих, люмпенов, пагубный, как медленная проказа. Как посторонние на празднике жизни, они наблюдают за всем, берегут силы, обзаводясь самым минимальным. Если ничего не менять, протест труже­ников способен развалить великую державу!

Глава 28

ПУТЬ ИЗ БЕЗДНЫ

- Человек погружен в бездну собственного сознания. Представьте себе тём­ную пропасть, из которой ему приходится выбираться без света: редкие звёзды за­свечиваются в необозримой дали, он стремится к ним, но они неожиданно гаснут, и загораются уже другие звёзды, непохожие на те, которым он поверил. И весь свой путь человек должен осмыслить сам, без моей помощи!

Так говорил Создатель своим спутникам, которых он пригласил на очередную прогулку по своей лаборатории. Ум, Воля и Долг ещё минуту постояли перед во­ротами, рядом с которыми на огромном гранитном постаменте стояли грубо вы­сеченные из камня буквы, складывающиеся в слова: ПУТЬ ИЗ БЕЗДНЫ, - затем двинулись вслед за своим предводителем.

Ландшафт и природа за воротами приятно удивляли. Путники увидели внизу перед собой небольшое лесное озеро с необыкновенно спокойной водной гладью, окаймлённой зелёной цепью невысоких гор. Две типично итальянские деревень­ки, погруженные в дрёму на берегу озера, дворец с садами, резкими уступами, спускающимися к берегу озера.

- Это реконструкция лесного озера Неми среди Альбанских гор, «зеркала Диа­ны», как называли его древние. Под отвесными утёсами северного берега озера находится священная роща и святилище Немийской, или Лесной, Дианы, - рас­сказывал Создатель. - Теперь мы спустимся вниз, и вам предстоит увидеть захва­тывающее зрелище! В священной роще день и ночь, с обнажённым мечом в руке, охраняет священное дерево убийца-жрец. Тот же, кто сможет убить этого жреца, становится на его место - таков закон святилища! Должность жреца приносит с собой царский титул, но этот титул становится предметом невыразимых мук, на которые обрекает себя человек, лишённый отдыха и сна, обречённый постоянно охранять дерево.

Прекрасный италийский пейзаж с голубым небом плохо сочетался с кровавой драмой, которая должна была разыграться перед их глазами, но - так или ина­че - все последовали за старцем. Он остановился в метрах пятидесяти от дерева, «золотая ветвь» которого освящает кровавый ритуал Дианы Таврической.

Под деревом, опираясь на меч, полулежал измождённый пожилой человек с седыми волосами. Его пересохшие губы давно не знали влаги, но глаза лихора­дочно всматривались в рощу, туда, где прятался вооружённый тщедушный че­ловек, ожидавший исхода, надеющийся получить царскую власть и титул Царя леса без боя.

Но, видимо, терпение его иссякло, и, подняв в руке свой меч, он приблизился к жрецу. Жрец, шатаясь, встал, но должного сопротивления оказать не мог: он про­махнулся, по инерции упал и был пронзён врагом, прежде чем успел подняться.

Торжество нового Царя леса было недолгим. Через какое-то время из рощи вышел более молодой, более сильный муж и безжалостно расправился со слабым соперником. Он воздел руки к небу, оглашая окрестности гортанным криком, и все наблюдающие отметили гору рельефных мышц на его теле: этот мог продер­жаться возле дерева долго, если, конечно, не уснёт. Теперь со ствола священного дерева не будет сорвана ни одна ветвь! Создатель продолжал посвящать в под­робности своих спутников:

- По мнению древних, Золотая ветвь, которую Эней сорвал по наущению Си­биллы, пускаясь в опасное путешествие в страну мёртвых, оказалась роковой. Поединки жрецов - отголоски человеческих жертвоприношений, приносившихся Диане Таврической. Закон наследования власти по праву меча соблюдался вплоть до имперских времён. В своё время Калигула, решив, что жрец Неми остаётся на своей должности слишком долгое время, нанял для него убийцу. В первом и втором веках наследование титула Немийского жреца по-прежнему добывалось в поединке. Что ж, мы с вами здесь достаточно задержались, а увидеть нам пред­стоит ещё многое!

Создатель вызвал небольшой экранолёт, и все двинулись к небольшой пло­щадке среди скал. Солнце не щадило высокопоставленных путников, и вскоре они вздохнули с облегчением, оказавшись в удобной кабине с озонированным воздухом. Сегодня старец был не склонен задавать каверзные вопросы, он только рассказывал:

- Сейчас мы с вами увидим древний кельтский ритуал человеческих жертво­приношений богам плодородия. Считалось, что чем больше жертв, тем плодород­нее будет земля. В качестве жертв использовались преступники и пленённые на войне. Друиды, галльские жрецы, знали толк в устроительстве таких праздников!

. В этот насыщенный событиями день сопровождающим было о чём пораз­мышлять, сопоставляя способы человеческого восприятия мира, логику его умо­построений. На огромной поляне среди леса они видели, как кельты расстрели­вали стрелами людей привязанных к деревьям, сажали их на заострённые колья, сжигали заживо в чучелах, сплетённых из ивняка с сухой травой.

Вслед за этим они знакомились с более поздними временами в Европе, когда инквизиция пытала еретиков, сжигала женщин на кострах. Прежде чем сжигать жертву, отцы инквизиции обривали наголо всё тело: считалось, что нечистая сила кроется в волосах.

Тяжёлое впечатление оставляла в памяти зрителей Россия семнадцатого - девятнадцатого веков. И не столько жестокостью нравов, сколько тягостным блужданием человеческого духа, ищущего, необоримого и неподвластного го­сударству.

Крестьянское сектанство, его уход из мира в таёжные дебри, его боготворче- ство и религиозные искания - заставляли думать о мятежности порабощённого разумного естества. Филиповцы и бегуны, самосожигатели и хлысты, скопцы, духоборцы и молокане - секты, отвергавшие официальную религию и власть и сотворившие себе собственного Христа, - жили и умирали по собственным за­конам. Не желая подчиняться властям, они сжигали себя, не желая иметь потом­ства - оскопляли друг друга калёным железом.

Особое впечатление оставил тайный обряд хлыстовцев - радение. После об­щей трапезы собравшиеся хлысты садились на лавках, мужчины и женщины друг против друга, под председательством кормщика «корабля» - все в белых «радель- ных» рубашках до пят. После протяжной вступительной песни кормщик давал благословение по очереди всем присутствующим - один за другим последние пу­скались парами в пляску, с высоким подскакиванием, с пением, переходящим под конец в дикие выкрикивания; некоторые били себя в то же время жгутами, палка­ми, цепями. Пляска и самоистязание доводило сектантов до религиозного экстаза. Бешеное беганье по кругу приводило верующих в состояние высшей «духовной радости» - некоторые падали в полуобморочном состоянии на пол и начинали изрекать пророчества.

Показал своим гостям Создатель и редкий хлыстовский «обряд христовой любви», о котором сами присутствующие отзывались как о всеобщем «отрокам осквернении и девам растлении». В конце радения, когда участники доходили до состояния полного умоисступления, происходило беспорядочное половое смеше­ние участников и участниц. Нарушения обета целомудрия хлыстовцы здесь не ви­дели. С хлыстовской точки зрения, в такие моменты люди уже лишены своей воли: на них «накатил дух», заставляющий их гореть, - он в них говорит и действует.

Забеременевшая после такого обряда девушка становилась «богородицей». Если у неё рождался сын, то он объявлялся «христосиком», если дочь - «про­рочицей».

Подводя итоги дня, Создатель сказал своим помощникам:

- Вы вправе спросить меня: «Почему печальная история человеческого безу­мия длилась на Земле так долго?» И я отвечу: история мысли не может быть ско­рой. Живой организм - это вселенная, где программы отрабатываются, меняя уровневые взаимоотношения нейронов в мозгу человека. Поступательное движе­ние человеческой мысли от магии через религию к науке - процесс не короткий и не длинный, это тот период времени, который необходим, скажем, для строитель­ства какого-то моста или здания. Процесс познания для человека является бес­конечным движением к цели, которую мы с вами знаем: создание совершенного космического разума, способного управлять Вселенной.

Ум решился задать вопрос, который тут же возник одновременно у всех:

- Великий, но разве такой разум уже не существует - в лице нашего Создателя?

- Не обольщайтесь, уважаемые! Мы - всего лишь строители. Мы формируем предтечу такого разума. Я сказал: «Управлять Вселенной!». А это значит - соз­давать искусственные звёзды и светила, выстраивать космос, потребный разуму! Будьте скромнее!

Глава 29

ПРИЮТ СКИТАЛЬЦЕВ

Рабочий посёлок Анна - районный центр в ста километрах от Воронежа, когда- то вотчина князей Борятинских. Железнодорожная ветка от областного центра здесь и заканчивалась - рядом со станционными строениями и складами стоял маслозавод, распространявший на всю округу запах подсолнечного жмыха, здесь же неподалёку сваливали с железнодорожных платформ лес для небольшой ме­бельной фабрики. Сахарный завод перерабатывал свёклу, которая в районе дава­ла неплохой доход.

Улица Почтовая располагалась рядом с небольшой площадью и райисполко­мом. Если двигаться на запад, то через километр попадёшь на железнодорож­ную станцию, а в противоположном направлении дорога спускалась вниз, мимо треугольного парка, где когда-то возвышалась гипсовая фигура Сталина (после развенчания культа личности фигура была сброшена, и на постаменте ещё долго стояли гипсовые сапоги как символ былой власти), далее дорога шла через плоти­ну пруда и поднималась к действующей церкви, внушительной, со многими купо­лами. Против церкви располагался базар, а вправо уходила дорога к княжескому парку. Столетние исполины сосны обрамляли периметр парка: собственно, всю эту территорию и занимало имение. На месте давно сожжённого барского дома стояла больница, дальше - на самом обрыве, открывавшем пойму Битюга, - рас­кинулось кладбище.

Теперь Марчуков, если какая-то надобность приводила его к этому обрыву, мог наблюдать обширную пойму с противоположного от Курлака берега доисто­рической реки. Отсюда, со старого кладбища, где было много цыганских могил, в солнечную погоду можно было видеть село Курлак, откуда они приехали, - этот берег был намного выше противоположного...

На улице Почтовой, рядом с самой почтой, и разместилась в двухкомнатной квартире семья агронома. Одноэтажный дом, как и в Давыдовке, имел два входа и двух хозяев. Только здесь на улице была вместо колодца колонка, и Санька те­перь часто бегал с вёдрами за водой.

Сын пошёл в шестой класс, дочка - в четвёртый. Паша на этот раз сама сходи­ла в школу, познакомилась с учителями и директором. Директор школы Климов - небольшого росточка горбун, имел интеллигентное лицо, любил детей, и дети, чувствуя это, даже за глаза не звали его горбуном, а так как его имя было Павел, звали Пашей. Она улыбнулась этому странному совпадению.

В первый же вечер хозяйка разложила все вещи по шкафам и полкам и посе­товала:

- Ваня, а здесь тесновато! Попроси другую квартиру, пока Евсигнеев не уе­хал!

- Ну что ты, Паша! У друга просить неудобно...