113875.fb2 ТАЙНА ПРИКОСНОВЕНИЯ - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 56

ТАЙНА ПРИКОСНОВЕНИЯ - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 56

Три года назад они обедали на кухне у Зиночки, и Санька рядом со своей та­релкой положил хлебную корку. Он почему-то не ел корки.

- Кто это у нас хлеб не доедает? - неожиданно раздался над его ухом громкий напористый голос Галины Павловны.

Санька зажал корку в кулак, и когда грозная тётя Галя отвернулась, засунул её в карман курточки. К концу обеда у него их набралось несколько...

На улице Свободы дома оказался только Георгий. Зиночка уехала в срочную командировку, а Галина с Олегом ушли в магазин. Жорж выглядел неважно: его короткие белые волосы заметно поредели, посиневшие губы на бледном лице го­ворили Паше о том, что бывшего боевого лётчика мучают спазмы сосудов. А ведь каким красавцем был! Перед немцем не спасовал, а этой официантке - сдался! Паша знала, что несколько раз по вызову приезжала скорая помощь и полковника увозили в больницу. Жорж предложил чаю, но Паша заторопилась. Уже перед дверью, уходя, она повернулась к нему, взяла за руку:

- Жорж, что происходит? Почему ты всё так близко принимаешь к сердцу?

- Ты же слышала, как она орёт на моих детей! Мне стыдно перед Зиночкой! Она приютила нас, а всем командует эта баба, как будто у себя дома! Но вот-вот обещают квартиру.

Через час мать с сыном уже были на Студенческой улице, У Мильманов. Здесь их встретили с распростёртыми объятиями.

. На следующий день Паша с Санькой поехали в радиотехникум. На пере­крёстке четырёх несчастий - улиц Плехановской и Донбасской, где приютились и мирно добрососедствовали военкомат и загс, больница и тюрьма, Паша прово­дила глазами стены, в которых она промучилась два с половиной месяца. Надо обязательно на обратном пути заехать, навестить врачей... Работают ли они ещё?

Техникум располагался напротив известного на всю страну завода имени Ко­минтерна. Жёлтое здание с белыми колоннами пряталось за густыми зарослями акаций. Паша отправила сына переписывать расписание экзаменов, а сама стала изучать на стенде объявления о сдаче комнат студентам. Рядом пожилая дород­ная женщина с добрым лицом приклеивала на свободное место листок с адресом. Какой-то шелест прошёл над ухом Паши, и она даже обернулась, словно кто-то невидимый шепнул ей: «Доверься ей! Это хороший человек.»

- Извините, Вы сдаёте комнату? - обратилась Паша к своей соседке.

- Да, и очень недалеко! Всего лишь одна остановка трамвая и пять минут пеш­ком, - приветливо ответила женщина.

Через минуту они познакомились, и Паша решила пройтись с Анастасией Пе­тровной посмотреть её комнату в частном секторе. Быстро ходить её новая зна­комая не могла, и за то время, пока они добирались, Паша узнала, что живут они с мужем вдвоём, детей никогда у них не было, на постой предпочитают брать мальчишек - с ними проще. Во время войны Лука Антонович, муж Анастасии, работал на оборонном заводе, а теперь на пенсии... Дом на улице Байдукова, уто­пающий в зелени, показался Паше вполне подходящим. Окна светлой комнатки выходили в старый сад.

Паша объяснила, что собирается пожить с сыном, пока он сдаёт экзамены, и в ответ получила согласие. Оставалось съездить за чемоданом к Мильманам.

. Две недели прошли незаметно, сын сдал экзамены на пятёрки и был принят. Все волнения остались позади - Паша не стала дежурить под дверями аудитории, как это делали многие родители, она предпочла помочь по хозяйству Анастасии Петровне. Лука Антонович - большой грузный мужчина - страдал болезнью ног, сад и огород полностью лежали на плечах его жены.

Настало время отправляться домой. Пашу провожал сын. Она смотрела на него и вспоминала себя, малявку, вынужденную жить без родителей, чтобы учиться. Саня был похож на неё - те же голубые глаза, тёмные, чуть выгоревшие за лето волосы. Вот только ямочка на подбородке - Ванина. Кажется, ничуть не сму­щён, что остаётся один в большом городе, и даже наоборот, Паша чувствовала, как он стремился к этому - остаться вольным, без родительской опеки. Но она знала по себе, как быстро потянет его под родительский кров, как станет он ску­чать по дому.

Они стояли у вагона. Паша, незаметно смахнув слезинку, взяла из рук сына сумку с городской провизией для дома:

- Ну вот, сынок, ты и начинаешь свою жизнь. Успехов тебе! Пиши почаще, мы будем волноваться за тебя.

- Хорошо, мама! Ты знаешь, Стасик Крутских из моего класса, что вместе со мной сдавал экзамены, наверное, будет жить вместе со мной. Он тоже поступил, а Анастасия Петровна сказала, что возьмёт второго мальчика. Так я предложил ему.

- Что ж, вдвоём веселее, будете помогать друг другу. Я знаю его родителей. Отец был вторым секретарём в Анне, а сейчас работает директором десятилетки. Ну, давай прощаться!

Паша смотрела из вагона на перрон, где стоял её ребёнок, и вспоминала ту жуткую февральскую метель и стаю волков, несущихся по их следу.

Она разревелась, когда фигурка сына с прощально поднятой рукой стала уда­ляться.

* * *

- Кто это шевелит здесь занавески морозным воздухом? Амелия! Неужели ты?

- А ты как думала? Вот решила слетать на часок, поболтать с подружкой. Одной целыми днями - скука смертная. Ну, рассказывай, что тут у тебя?

- Да ничего хорошего! Вернее, сами люди - хорошие, но жизнь складывает­ся не для них.. Ныне другие преуспевают - те, кто приспосабливаются. Иван - идеалист. Он целыми днями переживает по поводу идиотских директив. Теперь, когда Хрущёв слетал в Америку, все хозяйства должны сажать «королеву полей» кукурузу! А ещё генсек ввёл налог на домашнюю скотину и фруктовые деревья. Народ принялся вырубать яблони и резать домашний скот. Иван всё близко при­нимает к сердцу. Он может восторгаться вместе со всеми первым космонавтом, запущенным в космос его Родиной, а вечером забивает себе голову мыслями о земле, до которой никому нет дела. Что ж поделаешь: на его Родине не могут одновременно смотреть и в небо, и под ноги.

В общем, состояние духа нашего мужа скверное, недаром вновь стали одоле­вать Марчукова болезни. Осенью заболел пневмонией, с высокой температурой. Положили в больницу. Когда он лежал там, Паша получила в один день две теле­граммы - по поводу смерти её отца и смерти Лиды, жены Володи. Вот, поди ж ты! Умерли в один день! Паша отправилась хоронить отца, вернулась - и опять к кро­вати мужа. В этом смысле ей легче - она работает в больнице. А новую больницу уже вовсю строят, в том месте, которое выбирал Иван. Паша выходила Ивана, по­том поехала поддержать брата. Тот принялся пить, никого к себе не подпускает, кроме сестры. Вот такие дела, подруга моя! А как твоя жизнь, городская?

- Да она городская полдня, пока мой студент учится. А потом начинается хуже сельской. Ну и райончик выбрала Паша! А Саньке - всё до фени! Паше пригляну­лись сад и зелень вокруг, а запашок она отнесла за счёт навоза, лежащего на гряд­ках у Анастасии. На самом деле по Рабочему проспекту течёт открытый сброс городских вод. Эту мутную речку, протекающую в канаве, поросшей лопухами, - поэтому её и не видно! - местные зовут «Вонючкой». Через «Вонючку», напротив пересекающих улиц, названных в честь героев-лётчиков - Белякова, Байдукова, Водопьянова, Чкалова, перекинуты мостики. Так вот, наш дом как раз на углу улицы Байдукова и Рабочего проспекта. Так что полная идиллия! Ты у нас увле­каешься историей. По названиям улиц ты можешь сложить себе представление.

Например, Рабочий проспект выходит на улицу Плехановскую, к заводу имени Коминтерна.

- Ну, а как наш студент?

- Ой, Розенфильда! Спокойной жизни с ним нет и не предвидится! Снова влю­блён, но без взаимности. Особа старше его на три года и попросту играет с ним. Он понимает это и ударился в спорт. Из спортзала не вылезает. Бокс и баскет­бол. Юрий Андреевич Касьянов, мастер спорта, его тренер по боксу, во время отработки удара «двойки» с защитой врезал ему «лапой» по глазу, чтоб держал защиту, - ходил с синяком, но тренировки не бросил. Но всё-таки позже бокс оставил - ради баскетбола. Вольяно, маленький толстый армянин, - даже непо­нятно, как он сам когда-то играл в баскетбол, - ему: «Ну, Марчуков, ты и пижон! И отец твой был пижоном! Что ты водишься, отдай пас, наконец!» После тре­нировки Саня подошёл к тренеру: «А вот насчёт моего отца - это вы зря. Вы не знаете моего отца!» Тренер смутился: «Так это цитата из книги, мил человек!» «Но эта цитата не про моего отца!» - отрезал он.

Приходят после тренировки домой поздно, голодные, таскают с тарелки у бабы Насти оладьи, блины. в общем, что попадётся. Она делает вид, что не замечает, и даже специально стала оставлять на столе еду.

- А с учёбой у него как?

- Первый курс учился на пятёрки. Потом спорт, соревнования. Появились четвёрки и даже тройки. Не лежит у него душа к радиотехнике! Хотя по пере­датчикам у него стоит пять. Но там преподаватель - Марк Израилевич Шапи­ро, доцент. У того только три оценки - кол, двойка и пятёрка. За первые занятия в группе выставлял по двадцать двоек. Ты бы его видела! Низенький, толстый, лысый. Но как он ходит! В аудиторию буквально влетает, ещё от двери швы­ряет журнал группы на стол, а сам к доске, мелок уже в руках, записывает тему: «Передатчик по схеме Шеббеля». А пальцы у него на правой руке изуродованы, видимо от рождения. Знаешь, как сардельки такие бывают, перевязанные тугим шпагатом, и там где перевязано - там кожа у самой кости. Так он этими паль­цами начинает писать на доске с такой скоростью, что трудно за ним успеть. Но надо! Потому что он никого не ждёт, а спросит потом всё, что давал. Одарённый человек, ездил с делегацией в Японию. Ещё, пожалуй, у Сани любимый пред­мет - история. Её читает «Филин» - так они зовут преподавателя за крючковатый нос и жёлтые глаза. и ещё - у него немыслимые вихры на голове, закрученные в разные стороны и не поддающиеся расчёске. Его глухой, неторопливый, надтрес­нутый бас завораживает слушателей. Впечатление - как будто он сам стоит рядом с эшафотом, на который заводят Емельку Пугачёва. Тебе, Розенфильда, крайне интересно было бы взглянуть на этого человека!

- Ну, а как же с литературой, за которую Саньку когда-то хвалили?

- Практически никак! Здесь ему не повезло. «Фифочка» - их руководитель группы - особа крайне поверхностная, её больше занимает, как одеваются её сту­денты, чем то, о чём они думают. «Ах, Марчуков! Какая у тебя сегодня рубашка! Прямо под цвет твоих глаз! А брюки опять не глажены!» Она считает себя от­ветственной за внешний вид каждого, а также уверена, что обладает непревзой­дённым вкусом, она приторна, манерна и неестественна. Санька терпеть её не может, а вместе с ней и её предметы - русский и литературу. А ещё - он пишет, как слышит, и потому делает кучу ошибок. У него патологическое неприятие пра­вил правописания, он просто не желает их запоминать. Поэтому по сочинениям у него одни тройки. А книги читать перестал совершенно!

- Так чем же он занят в свободное время кроме спорта? Ты не забыла, что тебе через годик надо представить полный отчёт об этом мальчишке Создателю?

- Не забыла! И с ужасом наблюдаю, куда несёт этого пострела неожиданно об­ретённая вольница! Этим летом я с трудом спасла его от неминуемой гибели!..

- А ты мне всё про учёбу! Лучше рассказывай, как в нашем мальчике скалит зубки зверёныш. Что, попал в стаю?

- Да! Практически в каждом районе города своя стая или их несколько. У всех есть главари, и все воюют за верховодство. И вот, скажи ты на милость, что дви­жет этим подростковым «зверинцем»? На танцплощадке завода имени Коминтер­на можно увидеть кучку плотно сбитых парней, среди которых особенно широки­ми плечами выделяются два брата-близнеца Мещеряковы - Колька и Славка. Они «авторитеты» района, и остальные ребята стараются походить на них, девчонки шепчутся между собой, показывая пальцами на братьев: «Вон Близнецы!» Каж­дая из девчонок мечтает заиметь такого парня, которого все боятся или уважа­ют, - они инстинктивно тянутся к лидерам, молодым сильным самцам. Колька появился на свет на несколько минут раньше брата и пытается руководить им, на этой почве у них возникают драки, бьются до крови, ни один не уступит другому, пока не вмешается отец. Но если они становятся плечом к плечу - мало кто от­важится потягаться с ними. Иногда они со своей бандой совершают вылазки на танцплощадки в центр города, в «Дзержинку» - парк имени Дзержинского - или «Карлуху» - на улице Карла Маркса. Здесь оркестры живой музыки на уровень выше, вживую исполняют джазовую классику: «Хэлло, Долли!» Дюка Эллингто­на - хит программ. Вечерами возле парков продают вино на разлив. Креплёная, по нашим понятиям, гадость, типа «Волжского», в лучшем случае - «Портвейн», продаётся из тех же стеклянных колб с краниками, предназначенных для газиро­ванной воды. Пара стаканов «гадости» по сорок копеек - и огни на танцплощадке под старыми деревьями кажутся мальчишкам райским светом в волшебной стра­не грёз, а все девушки - королевами.

Наш герой не смог избежать всего этого . В один из прохладных осенних ве­черов недалеко от дома, возле реки «Вонючки», пять подростков стащили с плеч нашего студента новый, только что купленный плащ. Его друг по баскетболь­ной команде, Виктор Дробченко, хорошо знал Близнецов, поскольку жил рядом с ними. «Пошли к Мещерякам! Братья помогут» - решительно заявил он. Колька со Славкой тоже учились в радиотехникуме и вопиющий грабёж в подконтрольном им районе оставить безнаказанно не могли. Лицом Близнецы были настолько схо­жи, что их путали даже родственники. Только Славка чаще улыбался, а его брат носил на переносице суровую складку - это был его имидж. Через день плащ был найден, грабители получили трепака, да ещё «проставили» вина пострадавшему и «судьям». Так завязалась дружба «нашего» с Мещеряками. Во дворе уютно­го дворика перед домом братьев собиралась молодёжь с гитарой послушать ла­герную лирику типа: «Дорогая, любимая! Как бы ни был мой приговор строг, я вернусь на родимый порог и в окно постучу.», «. .спецэтапом идёт эшелон, из Ростова в таёжные дали.».

Потом Санька был приглашён вожаками района на «дело». Нужно было поста­вить на место зарвавшегося Наглика. кличка у парня такая. Тот на улице Уриц­кого сколотил свою бригаду и посмел обидеть ребят, близких к Близнецам. Надо думать, что братья не посчитали момент серьёзным и подготовились к разборке плохо. Десять человек их «бригады» стали прочёсывать слабо освещённую улицу в холодный декабрьский вечер. Наглик вывел на свою улицу, которую знал, как свои пять пальцев, в два раза больше, вооружив своих «солдат» палками и пусты­ми бутылками. Вот одна-то из этих бутылок и угодила в голову нашему Саньке... Я не успела в темноте проследить её полёт, но шапка смягчила удар, парень упал на землю, к нему подбежали трое противников: пытаясь бить его ногами, они ста­ли падать, недоумевая, что с ними происходит. Я старалась как могла. Но всё- таки пару раз по лицу ему попали. Ватага понеслась дальше по улице, а Санька, шатаясь, с окровавленным лицом, постучался в первую же попавшуюся квартиру на первом этаже. Дверь открылась и тут же захлопнулась. Так, прижимая окро­вавленный шарф к разбитому глазу и носу, он и просидел в подъезде, пока не оправился от шока. Близнецы всё-таки восстановили свой поруганный автори­тет, Наглик был нещадно избит, а затем, попавшись за воровство, сел в тюрьму. Санька же рассказывал всем в техникуме, что его разбитое лицо - результат удара хоккейной клюшкой. С этого случая он не участвовал больше в «боевых вылаз­ках», но на танцах в обществе Близнецов появлялся регулярно .

- Слушать тебя интересно, Амелия. Подумать только, какой интересной жиз­нью ты живёшь! Так что, выходит, нет власти в городе, коль такое творится? В своё время, после войны, Жуков в Одессе разрешил переодетым и вооружённым офицерам отстреливать грабителей и бандитов на улицах. Он выпускал их в ноч­ное время, как приманку.

- Власть занята своим делом, а народ - своим. После амнистии Хрущёва, зна­ешь, сколько выползло на волю зэков? Это они несут в народ лагерную культуру, лагерный сленг и лирику. В каждом дворе можно увидеть парнишку с гитарой, которого окружает детвора, слушающая лагерный шансон и постигающая законы лагерного общака. Кажется, от вождей до вожачков, вся страна пропитана пре­зрением к нижестоящему, слабому.

- Ну ты и даёшь, Амелия! Откуда такие подробности?

- Из города, подружка, из города! Здесь всё это не так заметно. Ну, к примеру, видела ли ты кровавые драки в самом центре города, когда одна толпа идёт сте­ной на другую? Потом побеждённые убегают, вскакивают на ходу в едущий трам­вай, их догоняют и начинают добивать прямо в трамвае! Когда Хрущёв опомнил­ся, то предоставил возможность общественности навести порядок. Срочно стали создаваться народные дружины на предприятиях, в городских районах. И в них первыми пошли вчерашние бандиты. Оказалось, что с повязкой на рукаве можно усмирить любого своего соперника.

- Да чёрт с ними! Страна диких, испуганных чиновников когда-нибудь закон­чится, вот посмотришь. Начнётся страна бесстрашных и непуганых - и горе ей бу­дет до тех пор, пока вся чиновничья рать не станет людьми нормальными, работа­ющими на народ. Ты лучше скажи, какие Амуры посещают нашего подопечного?

- О! Здесь Санька совсем запутался! На Новогоднем праздничном вечере они со Стасиком Крутских, его товарищем, танцуют по очереди с Шурочкой Куприя­новой, весёлой хохотушкой, не совсем выговаривающей букву «р». У Саньки ока­жется её косынка, и он достанет ее ночью из кармана, положит на лицо и станет, засыпая, вдыхать смешанный аромат её тела, волос и духов. Стас начнёт от­нимать у него косынку, и завяжется борьба, они опрокинут все стулья. Глухой Лука ничего не услышит, а встревоженная баба Настя явится на пороге .

Затем у него появится некая Рита, миниатюрная блондинка с большими, пу­гающими глазами. Он познакомится с ней на танцах, будет провожать её до дома, боясь прикоснуться к лёгким, цвета льна волосам. А потом окажется, что она пьет всё, что ей нальют, что спит со многими и за его спиной насмехается над не­решительным кавалером.

А совсем недавно, в «Карлухе», он познакомился с Ниночкой, девочкой не­обыкновенной красоты. У неё глаза испуганной газели, чёрная коса. Я дав­но ничего не видела подобного! Они вечерами ходят по улицам города, болтают о всякой чепухе, причём наш студент не берёт её даже за руку. Только после месяца знакомства он первый раз поцеловал этот цветочек, и теперь они часа­ми целуются, и Саня приходит домой поздно, совсем разбитый, с болезненными ощущениями в паху. Розенфильда, он всё ещё девственник! Эх, хотя бы на ча­сок превратиться в плотное горячее тело, каким я была когда-то! Для меня это пытка - всё видеть, переживать за других и не иметь возможности почувствовать даже тысячной доли того, что чувствуют эти люди. Тебе не надоело быть этим сгустком воздуха, не знающим ни жизни, ни смерти, только взирающим на все происходящее, как посторонний наблюдатель?

- Амелия, ты не посторонний наблюдатель! Ты часть потока, что зовётся жиз­нью, ты опыт беспокойной души, вечно переживающей за подопечных людей. Неужели тебе будет интереснее топтать раздвоенными копытцами траву в Гель- сифанском саду?