— Ага, — сказал Майкл. — Вот, меня запер…
— Ревность — страшная вещь, Майкл.
— Джордж, надо действовать быстро! — встрял Пол Комфри, и Майкл впервые пристально взглянул на его душу.
В ней было что-то странное. Она тоже была драконья, но только частично: очертания ее выглядели размытыми, как будто из-под них проступал другой образ, ныне стертый. И еще она была не такая черная, как душа Кливера. К черноте примешивался грязно-желтый оттенок, особенно по краям. И Майкл впервые за весь день вспомнил, что кричал ему мистер Кливер накануне, когда Майкл в ужасе удирал от него по коридору.
«Ты тоже станешь тем, что видишь!»
В душе Пола Комфри было что-то настолько половинчатое, настолько смятенное, что Майкл поневоле задумался, что же это значит на самом деле. Да, несомненно: душа Пола Комфри находилась в процессе превращения. Прежде она была чем-то другим: возможно, крысой или мышью какой-нибудь, судя по очертаниям, — теперь же превращалась в рептилию. У Майкла скрутило живот от ужаса. Он едва не утратил самообладание, но потом сделал над собой усилие и выбросил это из головы.
Ну какое ему дело до того, что происходит с душой этого слабака? И что такого, если то же самое случится с его собственной душой? Он ведь уже знает, что облик — не главное. Главное — что он будет силен и могуществен и станет выше всех прочих людей. Может быть, Пол Комфри просто слишком слаб, чтобы пройти превращение как следует. Ну а уж он-то, Майкл, не какой-нибудь слабак! Будь что будет.
— Совершенно с тобой согласен, Пол, — говорил тем временем мистер Кливер. — Завтра вечером, если все пойдет как надо. Но сперва надо кое-что устроить. И прежде всего познакомить Майкла с Джозефом.
Они медленно шли через холл и теперь очутились перед большой дверью. Кливер отворил ее, но входить не стал.
— Майкл, — сказал он, — я хотел бы, чтобы ты подождал здесь. Мистер Хардрейкер желает с тобой познакомиться, но ему нужна помощь, чтобы одеться, так что я ненадолго уйду. Когда он выйдет к тебе, пусть его внешность тебя не обманывает! Пол, ступай, стереги дверь. Скоро должна подъехать Ванесса, а там и Джеффри пожалует…
Он отступил в сторону, Майкл вошел в дверь и очутился в огромной гостиной. Здесь стояли диваны с высокими спинками, которые считались старинными, еще когда его бабушка была девочкой. Потолок был отделан лепниной, на стенах бугрились покоробившиеся от старости обои, не украшенные ни картинами, ни фотографиями. На окнах висели портьеры, толстые и тяжелые, как ковры. Майкл отодвинул портьеру и выглянул в окно. В глаза ударил солнечный свет. Мальчик только теперь обнаружил, что в комнате было темно, как ночью, и что он все это время пользовался своим особым зрением. Это сделалось для него почти естественным — даже странно было возвращаться в обычное состояние.
За окном ничего интересного не наблюдалось. Майкл подошел к дивану и растянулся на нем, положив руки под голову. Ждать пришлось долго — насколько долго, он определить не мог.
Майкл погрузился в мрачные размышления о Стивене, так что скрип отворившейся двери заставил его вздрогнуть. Он смущенно вскочил на ноги. Мистер Кливер вошел и окинул его взглядом.
— Отдерни занавеску, Майкл, — попросил он. — И на твоем месте я бы не стал использовать зрение в присутствии мистера Хардрейкера. Иначе он может произвести чересчур сильное впечатление.
Майкл отодвинул тяжелую старинную портьеру. В комнату хлынул солнечный свет. Мальчик послушно перефокусировал взгляд. По спине поползли мурашки, все более ощутимые с каждой секундой. Предвкушение, смешанное со страхом.
Наконец мистер Кливер отступил в сторону, и в гостиную явился мистер Хардрейкер. Майкл ощутил, как в дверь ворвалась мощная волна жара, в мгновение ока заполнившая комнату. В инвалидной коляске, которую катил бледный и потный Пол Комфри, восседало дряхлое существо. Оно было одето в легкие голубые брюки, не скрывавшие чудовищно иссохших ног, и толстый розовый свитер, над которым покачивалась старческая голова. Голая кожа была желтой и сухой, как пергамент, белесые глазницы смотрели не мигая. У Майкла скрутило живот от страха, но он совладал с собой.
Коляска остановилась. Майкл ждал. Остальные молча и бесстрастно стояли вокруг. Человек в коляске не шевелился и никак не показывал, что он в сознании или вообще жив. Майкл раздумывал, что бы такое сказать, когда ощутил, как чуждое ледяное присутствие легко обошло его защиту и вторглось в разум. Секунду спустя оно исчезло. Мальчик невольно содрогнулся, но ничего не сказал. Его собственная сила жарко всколыхнулась в ответ на вторжение и в гневе заметалась по комнате, бесцельно и бесконтрольно. Майкл с удовлетворением отметил, что Пол Комфри каждый раз заметно кривился, когда волна этой силы налетала на него. Однако мистер Кливер только улыбался, а фигура в коляске вообще никак не реагировала.
Майкл разъярился еще сильнее и сделал все, чтобы ответить достойно. Он собрал свой гнев, сам удивившись тому, как легко это вышло, в тонкую и острую, как рапира, молнию и метнул ее в сторону мистера Кливера. Когда Майкл выпустил молнию, перед глазами у него мелькнуло такое же сплетение огненных линий, как тогда, когда он прожег дверь своей комнаты, только теперь линии были тоньше и более управляемые. Улыбочка мистера Кливера вдруг куда-то делась. Ленивая снисходительность в его мыслях сменилась смятением и тревогой. Майкл почуял, что противник готовится обороняться, и стремительно отступил из разума мистера Кливера, снова принявшись изучать присутствующих со стороны.
Он был готов к какой-нибудь ментальной атаке в отместку за агрессивный выпад, но ничего не произошло. Мистер Кливер мало-помалу снова принялся улыбаться, а лицо Пола Комфри сделалось менее напряженным. В дверях послышались шаги, и вошла Ванесса Соукрофт. Рука у нее висела на перевязи, под обоими глазами багровели чудовищные синяки. Она в упор уставилась на Майкла, но, хотя он был уверен, что в последний раз видел ее, когда она проверяла сданные им книги за библиотечной стойкой, мальчик твердо решил ничему не удивляться.
Мистер Кливер сказал:
— Майкл, мистер Хардрейкер рад познакомиться с тобой. Он хотел бы пожать тебе руку.
Конечно, прикоснуться к этой вялой желтой клешне, кокетливо торчащей из розового рукава, было не слишком приятно. Однако Майкл заново исполнился уверенности в себе. Его подвергли некоему испытанию, и результат явно удивил его новых друзей. Похоже, он даже сумел использовать против мистера Кливера четвертый дар! Майкл был в восторге. И поэтому он подошел к существу в инвалидной коляске, стараясь не замечать мертвых рыбьих глаз, наклонился и взял его за руку.
Это прикосновение едва не убило его.
Рука была ледяная, холоднее льда, холоднее того смертельного холода, от которого кожа примерзает к камням, а дыхание обращается в облачка игольчатых кристаллов. Холод пробежал по руке Майкла, проник в его тело, заставив мальчика застынуть, заледенеть, умереть, остановив кровь и забив жилы колючим льдом.
На миг самый его мозг начал неметь от холода, но в тот момент, когда дух Майкла стал уже проваливаться в сладостное небытие, живущая в нем сила взъярилась и встретила лед пламенем.
Вокруг все взорвалось, обратилось в оранжевый огненный вихрь, и из-за двери послышались визг и вопли. Майкл почувствовал, как вспыхнула на нем одежда, услышал, как вылетают окна и трещит лепнина на потолке. А потом он, как во сне, ощутил, что бурлящая внутри энергия приподняла его, заставив ноги оторваться от пола.
В этот миг наивысшего наслаждения он отпустил руку, за которую держался, и почувствовал, как энергия внутри его успокаивается. Его ноги снова оказались на полу, с легким сухим хрустом коснувшись обуглившихся половиц.
Существо в коляске не шелохнулось — только рука теперь лежала на штанине ладонью вверх, как огромный раздавленный паук. Собственная одежда Майкла посерела и дымилась. Он пару раз кашлянул — кашель гулким эхом раскатился по разоренной комнате. В окнах не осталось ни одного целого стекла. Портьеры тоже пропали. Стены были разукрашены черными пятнами гари с широкими желтыми каемками. От стульев с высокими спинками остались одни остовы, с которых свисали черные клочья ткани. Мистера Кливера, госпожи Соукрофт и мистера Комфри было нигде не видно.
Майкл подумал было, что спалил их всех дотла, но тут из коридора послышалось оханье и хриплый кашель.
Оправившись от приступа кашля, Ванесса Соукрофт помогла мистеру Кливеру и Полу Комфри отнести коляску обратно наверх, в комнату мистера Хардрейкера. Ее костюм, как и одежда обоих мужчин, изрядно обгорел. С рукой, висящей на почерневшей перевязи, госпожа Соукрофт представляла собой довольно жалкое зрелище. У Пола Комфри сильно тряслись руки, и мистер Кливер сурово отчитал его за то, что он шатает коляску; сам же мистер Кливер, который, похоже, пострадал меньше всех, тем не менее слегка прихрамывал, поднимаясь по лестнице, и сквернословил чаще обычного.
Майкл следовал за ним бодрым, пружинистым шагом.
После того как мистера Хардрейкера водворили обратно в его комнату, мистер Кливер и остальные разошлись умываться и искать, во что переодеться. Майкл остался в комнате с крестом. Он с рассеянным интересом разглядывал чертежи и наброски. Опознать Яму ему труда не составило, однако прорисовки изображений на кресте поставили его в тупик.
— Ну что, Майкл? — сказал ему вернувшийся мистер Кливер, переодетый в свежую рубашку и отмытый дочиста, но все еще хромающий. — Сегодня утром, когда ты ехал со мной сюда, думал ли ты, что способен на подобное?
— Нет. Нет, конечно. Но не думаю, что это все я сам. Это произошло как реакция на… на мистера Хардрейкера. Это было нечто вроде вызова. И если бы я не…
— И ты отреагировал просто великолепно! Ты совершенно застал нас врасплох. Конечно, мы ожидали чего-то подобного, но не настолько впечатляющего, иначе отошли бы подальше! Верно, Ванесса?
Он рассмеялся, но госпожа Соукрофт, которая только что вошла в комнату, даже не улыбнулась. Она опустилась на стул возле стола с крестом. Немного погодя Майкл с мистером Кливером тоже сели.
— Давай объясни ему, — сказала она.
— Я как раз собирался это сделать. Так вот, Майкл. — Мистер Кливер снова сделался серьезен. — Ты был совершенно прав относительно того, что мистер Хардрейкер приложил руку к этому маленькому инциденту, но дело совершенно не в том, что ты думаешь. На самом деле вы совершили это вместе, объединив ваши силы и его волю.
— Я использовал свою собственную энергию, чтобы отразить его! — возразил Майкл. — Он мною совсем не управлял!
— Управлял, управлял. А не то от нас с Ванессой остались бы только пятна гари на стенах той злосчастной гостиной. Мистер Хардрейкер отчасти защитил нас от неистовства твоего пламени. И более того — лишь благодаря его помощи ты сумел призвать такую силу.
Услышав это, Майкл насупился, и мистер Кливер добавил:
— Попробуй сделать это сейчас, если хочешь. Ты, конечно, сумеешь что-нибудь поджечь, но ничего настолько грандиозного, как тогда, не выйдет. Я вижу, тебя это огорчает, — напрасно. В тебе бурлит куда большая сила, чем во мне или в Ванессе, не говоря уже об остальных. Проблема лишь в том, что тебе пока не хватает воли, чтобы ею воспользоваться. А мистеру Хардрейкеру хватает. Ты просто вообразить не можешь, насколько у него могучая воля.
— Отчего же он тогда не применяет свои спецэффекты в одиночку? — осведомился Майкл.
Он тихо закипал: мысль о том, что этот жуткий старикашка попросту использовал его, была невыносима.
— А-а, этот вопрос затрагивает самый корень нашей проблемы. Это и твоя проблема, Майкл, так что постарайся выслушать меня спокойно.
Майкл глубоко вздохнул и поудобнее устроился на стуле.
— Все мы связаны между собой, — начал мистер Кливер, — потому что мы принадлежим дракону. Поначалу это делает нас счастливчиками, избранными, но в конце концов жизнь для нас превращается в подобие ада. Погляди на Джозефа Хардрейкера. Дракон призвал его еще подростком. В те времена, когда велосипеды были новомодной новинкой, а машин еще и не выдумали. Да-да, нашему Джозефу уже больше ста лет, и неизвестно, сколько он еще протянет таким живым мертвецом, прежде чем его сердце наконец перестанет биться. Он больше не двигается, не пьет и не ест — ему это не надо. Время для него уже ничего не значит, он уже весь выгорел, лишь единственный огонек неукротимой воли пылает в его мозгу. А хочешь ли знать отчего? Оттого, что Джозеф ушел туда, куда рано или поздно наши дары заведут нас всех.
— Мы становимся неподвижны, точно наш господин, — вставила Ванесса Соукрофт.
— Все наши дары — дары дракона. Это он дает нам свое зрение, свой полет, свое пламя и свою власть над умами людей. Мы можем использовать их в течение некоторого времени при условии, что остаемся в пределах нескольких миль от Уиррима. Если мы куда-то уезжаем, то быстро устаем. У нас болят глаза, боль терзает наши тела, и в конце концов мы умираем.