Молодой экстрасенс в прохорях и с бандитской челкой омоновца гадал на окрошке. Он хавал бациллы из пяти мисок палехской работы через борт единовременно, хотя на столе стоял прибор - заточенная под приблуду железная ложка.
Набив кишку до отвала, колдун бросил миски на пол и присел над ними в зековской манере отрицания.
- Садись, браток. В ногах мозгов нет!
Так мы сидели на корточках и бросали в посуду горящие спички барнаульской промзоны. Спички с шипением гасли в помоях, ложась то рядком, то вповалку, то - как ангелы - крылом крестообразно.
- Понял?
- Понял.
- Блядует?
- Ага.
- Замочи!
- Жалко.
Колдун пригорюнился, чесал яйца, действуя мне на нервы, и думал. Думал, думал и удумал.
- Потеряй ее.
- Как?
- Через забвенье! Пей неделю ссаки дикого вепря, упаренные на четверть урины, и посыпай головку проросшими зернами конопли. На седьмой день воскреснешь. И вообще: если что-то хочешь сделать - делай не медля. Понял? Ведь если ждать до времени, оно никогда не наступит у лоха. Тогда уход в монахи не пополнит мудрости, а свадьба прибавит хлопот. С пизды сдачу не берут! Понял? Уходя - уходи!
За тридцать пять баксов отпустил меня чародей на все четыре стороны, но только не вспять.
"Ведь вспять безумцев не заворотить". Правильно? "Они уже согласны заплатить. Любой ценой и жизнью бы рискнули, чтобы не дать порвать, чтоб сохранить волшебную невидимую нить, которую меж ними протянули". Легко сказать "уходя - уходи" за тридцать пять баксов. Одному пастись на Дальних пастбищах и дрочить на Тулю до самозабвения? Концептуальная блядь с перемотанной колючей проволокой шейкой матки. Ее незабвенное изречение: "Жизнь заставит и сопливого любить!"
Отлэкала промежность зубопротезному алкашу и похорошела необычайно в фарфоровой улыбке.
- Тебе нравится, Мишенька?
- Да, Тулинька, да! До слез.
Ее проклятые афоризмы: "Любовь приходит и уходит, а хавать хочется всегда!" Киевская котлетка под коньячок с сутенером в "Аленушке" плюс интимный пудинг на десерт под столом за обе щеки.
- Я получила ссуду, Мишенька!
- Да, Тулинька, да!
Тьфу ин аль маркетинг джаляб! Во веки веков!
Если бы не Олежек, вымпел моей команды, я бы наверняка рехнулся. Для меня это было спасение - явление отрока из Ашдода. Значит так: призывного возраста московский хомячок с бегающими от культурной мамы глазами, целка и молокан. Месяц я, как проклятый, приучал его надевать перчатки. Только наладил - он стал бояться боксировать с собственной тенью. Ебнет исподтишка и прячется за мешок. Копия я в детстве - до первого привода в милицию. И вот этого нихуя с ушами мне надо было сделать бойцом. Аккордно!
Помню, мы со всей командой примеряли протекторы для защиты паховой области двум залетным ссыкухам. Господи, что с ним творилось! Стоял и плакал... Малахольный!
- Вот вы, дядя Миша, смеетесь, а я - СТРАДАЮ!
Дядя Миша...
Сто раз ему говорил: "Не называй меня дядей и не еби мою тетю". Хоть кол на голове теши - дядя Миша!
Вот я вас спрашиваю: как поставить киндеру базедовые глазки? Не принуждайте меня открывать матюгальник высокого штиля. Тюрьма никого не исправила. Макаренки и мичурины еврейских гуманоидов рыхлого возраста!
Сами до смерти блядуют перепуганными глазами и детям жить не дают. К примеру, взять рыженького Нафти. Семь лет мальчонке. Чалится с папой и мамой в институте Вейцмана ни за что. Папа свил гнездо на бетонной залупе циклотрона и целыми днями кнокает в пространство. А мама-геодезист ищет внизу то, чего не потеряла. Естественно, мальчонка отбился от рук.
Привели.
Я только чуть-чуть подрегулировал сетчатку, как поперли слухи, что папа уже взял академотпуск и стоит в углу на коленях. А мамку шнуром от утюга порет семь пятниц на неделе, чтобы не портила блаженство в шаббат. Теперь клянчат, чтобы я чуток открутил.
Однако - Олежка. Юношу нужно было брать в оборот. И срочно.
Надвигался турнир в Азарии - первенство колхозов Арика Друкмана.
Крупный турнир, а мальчик еще крещение барахолкой не прошел.
В глаза не видел олимовский бомонд.
Крутнулись туда-сюда, и я ему говорю:
- Видишь вон ту, в красненьком, а головка беленькая?
- Которая очкастенькая и интеллигентненькая?
- Да-да! Здоровенькая, красивенькая и умненькая!
- Что ей сказать, дядь Миш?
- Скажи, мол, так и так. Можем выправить амнистию. А если душевно подмахнут, выведу из Египта!
И вот уходит мальчик весь в мандраже, а возвращается - хам в душевном порыве с инфракрасными глазами негодяя. И тащит, как волк агнца, милашку. Ленинградский гонор филигранной структуры и с попкой на отлете.
Северная пальмира!
- Вы знаете? И, во-первых, кто этот наглый тип?
Я смотрю на Олежку и сам впервые вижу. Женщина, понимаешь, на исходе, а Олежек прямо ей в лицо похабно лижет пломбир на палочке.
Ребенок еще... Что с него взять...
- Я спрашиваю - кто этот тип? - пристает нахалка.
Отвечаю ей спокойно и ненавязчиво: