Зазывают как-то Саадию к военному коменданту.
- Давай, - говорят, - оформим в войско.
- Нет! - говорит Саадия.
- Как "нет"? - говорят. - Обязан.
- А у меня криза!
- Когда же пройдет твоя криза?
- Дайте мне чанс!
Или вот, к примеру, нудники из бюро социального обеспечения. Приставали. Ругали. Примерами глупыми запутывали.
- Посмотри, говорят, - дорогой Саадия. Все соседи твои уже полицейскими стали. Уважаемыми людьми стали, - говорят. - В мэрии служат чиновниками и инспекторами на базаре. Очень уважаемыми людьми стали соседи твои. Поголовно. Ты же на пособии сидишь и не хочешь стать уважаемым человеком.
- А у меня криза! - говорит Саадия. - Дайте мне чанс...
Ко времени нашего знакомства с семейством Хамами Саадия успел "нашмокать" Ауве пятерых детей.
Ко времени нашего знакомства оружейных дел мастер из Йемена превратился в известного в квартале Шаарим лекаря. Косметолога, можно сказать. Народного косметолога...
Приходили соплеменники во двор Саадии пожевать сочнозеленые листья гата, чтоб исчезли морщинки на хую. Приходили выпить стопочку арака и пососать табачного с придурью дыма из наргиле.
Все со спиралями длинных жестких волос впереди ушей и все, как один, в черных беретах бронетанковых войск Армии Обороны Израиля.
Мода у них такая. Мнение.
Красивые бабки зашибал Саадия за свою терапию. Очень красивые бабки!
Так говорил мне Саадия в вечер нашего знакомства.
- Красивые деньги и почет, - говорил Саадия. - И ты, сосед мой Муса, имеешь в глазах моих почет. Только машина твоя очень длинная. Как сороконожка, машина твоя, и в брюхе ее десять маленьких сороконожек.
- Ты прав, господин мой Саадия, - говорю я пожилому тайманцу, и мне не очень хочется толковать об этом.
- Машина твоя пьет твои соки, яа Муса, - говорит Саадия. - Не должен мужчина так рано вставать и так поздно работать.
Саадия берет коричневыми морщинистыми пальцами с желтыми ногтями щепотку листьев гата и запихивает за щеки, плотно набивая рот.
- Бери, яа Муса. Листочки от дерева жизни отведай, - угощает Саадия от своего изобилия. - Юсиф, - зовет кого-то, - принеси для русского арак.
- Я водку пью, - говорю я господину своему Саадии. - Исключительно водку.
- Плохо, - говорит господин мой Саадия. - Иноверцы могут пить водку. Она им не во вред, а у еврея от водки в мошонке всплывают яйца и высыхает мужская сила. У еврея яйца не должны плавать сверху...
"Да, - думаю, - тот еще "лепила" мне тюльку гонит. Скользкую тему бухтит мужик. Некрофилию. Где ж это видано, чтобы на трезвую голову живую бабу шмурыгать?" Но молчу. Я у него в гостях.
- Сколько детей у тебя, господин мой Саадия? - ухожу я от нездоровой темы и думаю: "На хрен я вообще сюда приперся? В растительный мир и фольклор?"
- Два сына у меня, яа Муса, два леопарда! Самцы! - говорит Саадия, и зубы его процеживают зеленую жижу наркотика. - Иосиф и Биньямин.
Я гляжу, как по двору бродят три полураздетые бабенки в папильотках. Чернокожее голодное мясо выпрыгивает из допустимого приличием.
- ?
- Дети Аувы, - отвечает господин мой Саадия презрительно. - Бзаз!
К нам, сидящим за столом в тени дерева гуява, подходит высокий широкоплечий парень. Открытая хорошая морда. Улыбается по-доброму. Сабра, а наглости придурочной, вседозволенности - нет. Сколько их у нас в народе лиц, осененных Господом!!! Исключительно в боевых частях получают в награду солдаты такие лица. Только в Сионе.
Вспоминаешь службу свою в береговых частях Черноморского флота. Урки в погонах. Ссученные. Только и мечтали: что бы где спиздить и пропить. Самогон. Одеколон "Бузок". Порошок зубной разводили. Анашу смолили и кодеином двигались. А рожи у всех - монголоиды!
Лучший полк Черноморского флота...
Теперь-то, оглядываясь издалека, вижу, что служил я в полку "кризионеров".
Только "шанс" мы не просили. Обходились гауптвахтами. Да нам бы "шанс" и не дали.
Вот и пришло время послать подальше господина моего Саадию, косметолога, и полк мой приблатненный, и рассказать вам о моем друге Иосифе Хамами. Родственнике моем духовном и "крестном отце" сына моего Йегонатана-Залмана.
Убивался я, братья мои, голову ломал, с ума сходил, а придумать сыну имя достойное не мог.
"Фьюзы" сгорали, а придумать сыну имя достойное не мог. Даже в Новом завете имя достойное сыну искал - и хоть ты тресни!
Как назвать сына в честь отца моего, если отца звали Зяма? Как?
Родился я в Комсомольске-на-Амуре. Назвали меня Моисей Зямович. Самое обычное имя и отчество. И место рождения. Кому-то могла прийти в голову насмешка? У кого-то возникали сомнения: как жить ребенку с таким именем? Нет! Родился Моисеем Зямовичем - живи себе Моисеем Зямовичем.
А вот попробуйте в Сионе выжить с именем Зяма! Когда кругом Игалы и Алоны! Вы меня понимаете?
Сижу один в квартире в квартале Шаарим. Пью водку. Жена, Маргарита Фишелевна, в больнице имени Фани Каплан. В родильном отделении. Двухэтажный трейлер мой, что новые машины перевозит, на пустыре за окном валяется. Не до него. Вдруг - звонок и стук в дверь. Сижу и недоумеваю, кто ко мне, сироте, может ломиться на исходе субботы? Кто? Мусора, кто же еще?...
"Ох, - думаю, - как я вас ненавижу! Даже еврейский мент - это Мент. Выблядки Каина!"
- Заходите, кричу. - Заходите, бензонаим...
И надо же - Йоська заходит. Иосиф Хамами. Старший сын косметолога.
- Ахалан, Юсуп! - встречаю я гостя нежданного и дорогого.
- Шалом, Моше, - говорит вежливый Иосиф. - Шабат шалом! Почему ты пьешь один, как собака?
- Сирота я, Йосенька, - отвечаю. - Чего уж там. Привык... И горе у меня, большое горе...
- Брось все и пошли ко мне, - говорит мне в ответ Иосиф. - Я помогу твоему горю.