сила. Ты можешь склониться перед тем, кто сильнее тебя, или возвыситься
над ним, и тогда он скажет: "Это благо, а это грех",- исполняя твою волю".
Я сказал: "Как я могу сказать о своём желании: "Оно моё",- когда не знаю, исполняю ли
я свою волю, или служу чужой, ведь когда раб послушен воле своего
господина, желание властвовать в нём заменяется желанием служить, и он
не чувствует себя несчастным, и даже рабом. Так кто же я, раб или господин?"
И он сказал: "Вот главный вопрос жизни, но жизнь сама - ответ. Ведь жизнь есть
воплощённая воля. Не жизнь и смерть, а воля и её отсутствие. Убей того, в
ком ты подозреваешь господина, мёртвый он не сможет повелевать. Убей
его в своём сознании, и ты избавишься от подозрения, что служишь его
воле. Убей его, если не можешь представить, что он мёртв".
И я сказал: "Так значит, вполне повелевать можно лишь мёртвыми! Когда все в мире
мертвы, и ты единственный, кто наделён волей, а значит, жизнью, и вокруг
тебя мертвецы, предназначенные служить тебе..."
И он сказал: "Ты всегда знал это".
И я сказал: "Я всегда искал жизнь. Я знал, что жизни должно быть больше".
И он сказал: "Мир предназначил тебе роль мертвеца, и ты бежал от него это был бег от
смерти".
И я сказал: "Да".
Он сказал: "Ты бежал, потому что ты был слабым и не умел властвовать".
И я сказал: "Я бежал, чтобы не чувствовать страх, потому что страх означает смерть, а я искал вечной жизни. Но я всегда возвращался".
И он сказал: "Нет, потому что ты никогда не уходил, а лишь засыпал на время. И всегда
просыпался и называл это возвращением".
И я молчал.
И он сказал: "Тебе некуда бежать больше, и если ты уснёшь теперь, ты умрёшь".
А потом я увидел Леди.
И она сказала: "Почему ты здесь? Ты же совсем замёрз!"
И я сказал: "Он был здесь. Только что. И теперь он во мне".
- Кто?- спросила она.
Он всегда был во мне.
Я всегда бежал, Леди. Даже когда изгонял из себя чудовище, я бежал от него.
Когда я вошёл в распахнутую комнату, а ветер терзал её как пёс, который обгладывает кость с последними следами мяса на ней, а она уже мёртвая, пустая, но ему не даёт покоя даже запах жизни, там, на кровати, накрытое простынёй, лежало тело, и холод отнимал у него последнее дыхание тепла, я понял, что эта смерть предназначалась мне.
Я должен был уехать.
Я был накрашен не хуже Элизабет Тейлор, когда мы стояли на пирсе и вот так же смотрели в глаза друг другу, во мне невозможно было узнать мужчину.
И Каролина сказала: "Я подумала, что ты девушка".
Я больше не мёрзну, Леди, посмотри. Что ты сделала с моим страхом? Я больше не боюсь тепла.
Прости меня, я был глупым. Ребёнком и, наверное, злым.
У меня никогда не было того, чего мне хотелось. Или просто не хотелось того, что было. Я всегда был в плену обстоятельств, необходимости, условностей, наконец, в плену своей слабости, и всегда был не там, где я должен был быть, чтобы жить своей, настоящей жизнью. А тут вдруг захотелось, так захотелось на море, и что-то произошло со мной, как будто что-то сломалось, какой-то замок, и двери открылись.
Мне говорили: "Куда ты поедешь! Февраль ведь". А мне даже радостно было, что они не понимают. Так бывает ранней, ранней весной, предчувствие жизни.
Они не знали об этом, а я знал, и это была моя тайна.
Время моей тюрьмы истекло, я был свободен, и было радостно - этот мир остался тем, кто останется в нём, я вырвался из него...
Но у меня совсем не было денег.
А без них - ничего. Ничего нельзя, с места не тронешься без них, ничего без них не сделаешь, как ни изворачивайся, без них ты даже не можешь взять того, что твоё, ты покойник!
Я позвонил ей из общежития.
Она сказала: "Привет",- мы иногда перезванивались, но встречались редко, она мне не нравилась. Такая заученная-переученная, вечно озабоченная. Гипатия Синий Чулок, тема для диссертации.
Она сказала: "Привет".
А я сказал: "Может быть, встретимся?"
- Ой, я так занята сейчас. Правда.
- Ты всегда занята. Могла бы и не