Так что ж, друзья, коль наш черед, -
Так будет сталь крепка
Пусть наше сердце не замрет
Не задрожит рука…
И что положено кому
Пусть каждый совершит.
«В лесу прифронтовом».
Вот и прошло два месяц после нашего прибытия в Помары. Да, время за работой пронеслось как-то незаметно. Наконец-то мы полностью сформировали подразделения и теперь можем приступить к крупномасштабным учениям. На полигоне армейский инженерно-саперный батальон создал кусок настоящей передовой, с противотанковыми препятствиями, минными полями, снаряженными трофейными немецкими минами, позициями артиллерии. Работали они почти три недели, старательно имитируя настоящую оборону фрицев. А мы с сегодняшнего дня начинаем тренировки в ее преодолении. С утра наши саперы разминировали проходы, а артиллеристы пытались уничтожить оборонительные сооружения и артиллерию противника. Это было нечто. Давненько я такого не видывал. Стреляли сразу наш артдивизион и часть корпусного самоходного артполка. Кстати, кроме обычных для нашей армии штурмовых самоходок с орудиями в рубке, я впервые увидел в деле новые, переделанные из КВ-15. Башня другая, зато с большим углом обстрела по вертикали, позволяющая стрелять как обычному полевому орудию. В увеличенную башню без крыши и с более тонкой броней воткнули такую же, как на КВ-2 стопятидесятидвухмиллиметровую гаубицу, но с дульным тормозом. Так что стреляет она теперь, как полевая гаубица М-10, на целых двенадцать километров и всей номенклатурой зарядов.
Боеприпасов для стрельб нам выделили не жалея, а для имитации огня противника использовали взрывчатку из тех же трофейных мин, которые в изобилии были захвачены во время Вяземско-Козельской и Киевской операций.
Вот, теперь пошли в атаку наши новые КВ. Жаль всего батальон таких машин получили. КВ-5 называются, со стомиллиметровой пушкой, новым дизелем, ЛОМОвскими и английскими прицелами. Изюм немцы захватили и сразу с оптикой напряженка стала. Пока ЛОМО и англичане выручают, но ЛОМОвское стекло все же похуже изюмского будет. Говорят, скоро новый завод на полную мощность выйдет, тогда и для танков начнет прицелы делать. Хм, интересно, а не в Гусь-Хрустальном завод этот? Помнится, там великолепную стеклянную посуду в восьмидесятые делали.
Что ж они делают, черти! Ну кто же так воронки искусственные преодолевает? Все, застряли. Если бы это была настоящая атака — все застрявшие танки были бы уже уничтожены. Эх, саперы-то как радуются. Умеем мол такие препятствия делать, что и наши танки не проходят, не только немецкие.
— Кузьма, ты как, готов показать, на что способен КВ?
— Так точно товарищ полковник. Разрешите приступить?
Молодец Нечипоренко. Сумел таки вернуться в нашу часть, а за эти месяцы еще и все танки, которые у нас в бригаде есть освоил. Так что не зря ему старшину присвоили. Глядишь, скоро на курсы младших лейтенантов можно посылать будет. Жалко правда, такого механика— водителя терять, с курсов его наверняка в другую часть отправят.
Вот, молодец, правильно! Первый из застрявших танков, рыча мотором, вылез из воронки. Ага, так им. Вот, ехидные усмешки у саперов с лиц исчезают. Вперед, Кузьма, покажи им кузькину мать!
Во, молодец. Мало того, что танк из воронки вывел, теперь земляной вал преодолевает. Прошел? Прошел, без клевка. Не хуже чем на тридцатьчетверке. Так, что дальше? Ага, качающиеся надолбы. Свалил, обошел, преодолел с разгону… Есть! Теперь эскарп. Увы, фашин нет. Не взял. Ну, ничего. Сейчас второй танк подойдет, с фашинами. Эге, а Кузьма ждать не стал. Молодец, хорошо маневрирует, бок под обстрел практически не подставил. Что же он, решил по готовой груде фашин эскарп взять? Точно. Тэк-с, а ведь тут хуже, чем на колейном мосту, надо точно на не раздавленные фашины попасть. Ага, попал! Ну, а контрэскарп он вряд ли возьмет. Там, думаю, только тридцатьчетверка сможет пройти, да и то если водитель достаточно опытный. Да, не стал. Но все равно отлично. Придется его к Люшину прикомандировать, пусть дополнительно мехводов погоняет.
После увиденного настроение саперов резко изменилось. Теперь уже никто не усмехался и не пытался подшучивать, как до того. Повернувшись к ним, спрашиваю:
— Ну, что вы теперь скажете?
— Жаль напрасно потраченного времени, — кто это сказал? А, лейтенант, командир взвода саперов. Как его зовут-то? Вспомнил, Аркадий Рыбаков, точно. Он еще с нашими саперами вместе учился растяжки ставить. Толковый командир, неплохо бы к себе в бригаду перетащить.
— Нет, товарищи не зря. Ваш труд даром не пропал, могу сказать точно. Для немецких танков такие препятствия непреодолимы. Так что, Аркадий, не расстраивайтесь.
— Товарищ полковник, ваше приказание выполнено. Вот контрэскарп взять не смог. Понял, что не пройду, — докладывает подошедший Кузьма с расстроенным видом.
— Молодец, товарищ старшина! Объявляю вам благодарность! А контрэскарп на нашем танке, увы, не взять, так что не расстраивайся.
Нет, все же месяца нормальной подготовки маловато. Вот опять танки вперед вырвались, а мотострелки отстали. А на правом фланге вообще под огонь противотанковой артиллерии подставились. Тэк-с, а КВ-2 и СУ-152 почему не реагируют? Если они сейчас огонь не откроют, все эти танки можно считать потерянными. Ага, обстреляли. Плохо, очень плохо.
— Семенов, передайте. Отставить атаку, отойти на исходный рубеж.
Сейчас разберем ошибки и повторим снова. И так до тех пор, пока все нормально не начнет получаться. Ну, вперед.
«Закончившая формирование к 12 октября 1942 года Вторая механизированная армия включала два механизированных корпуса — 3-й гвардейский и 4-й, 1-ю гвардейскую тяжелую танковую бригаду, 39-ю мотострелковую бригаду, 10-ю зенитно-артиллерийскую бригаду, 1814-й тяжелый самоходно-артиллерийский полк, 124-й гвардейский минометный полк, 2-й мотоциклетный батальон и … (другие части обеспечения и обслуживания). Командующий армией — генерал-лейтенант бронетанковых и механизированных (бтмв) войск Прокофий Логвинович Романенко, член Военного совета — генерал-майор бтмв Гайк Лазаревич Туманян, начальник штаба армии — генерал-майор Алексей Ильич Данилов.
На вооружении армии числилось …танков и САУ, …орудий и минометов, … гвардейских минометов, … бронетранспортеров, … автомобилей. Таким образом, укомплектованность основными видами вооружения и техники достигала 96%, за исключением БТР и автомобилей, некомплект которых составлял шестнадцать и тридцать процентов соответственно. Личным составом армия была укомплектована на 99,7%.»
«Боевой путь Второй Механизированной армии», ЦАМО, оп. 198199.
— Внимание! Командирам рот прибыть к командиру батальона! — «Ничего себе голосище у бойца», — подумал Сергей и поморщился от внезапного рева двигателя почти у самого уха. Похоже на этом танке глушитель вообще отсутствовал, как класс. Сергей посмотрел в сторону стоящего неподалеку майора Люшкина, но тот никак не отреагировал на доносившийся рев, продолжая что-то втолковывать своему собеседнику в форме железнодорожника.
По всей пристанционной площади и ближайшим улицам сновали бойцы, танки, ревя моторами, собирались в колонны, на стоящие у вагонов и платформ автомобили грузились самые разнообразные грузы. Гвардейская тяжелая танковая бригада разгружалась одновременно на нескольких станциях, так же как и вся Вторая механизированная армия. После трех месяцев подготовки два механизированных корпуса, тяжелая танковая бригада, мотострелковая дивизия получили приказ скрытно сосредоточиться в тылах Юго-Западного фронта. Пока до командования, а тем более до личного состава бригады ничего не доводили, но среди бойцов уже вовсю ходили слухи о готовящемся большом наступлении.
Иванов вздохнул, еще раз посмотрел на занятого комбата, что-то усиленно втолковывающего командирам рот, и подумал, что его вмешательство здесь будет излишним. «Не стоит дополнительно нервировать командиров присутствием высокого начальства, судя по расчету времени и темпам выгрузки, батальон успевает до рассвета выйти в район рассредоточения» — подумал Сергей и, отпустив сопровождающего его по приказу начштаба батальона бойца, направился к стоящей за углом машине. Однако дойти до ее он не успел, его перехватил посыльный с вызовом на станционный узел связи.
В небольшой комнатке с установленными на столах телефонами и телеграфом уже сидел начштаба батальона, капитан Квакин и читал ленту, со стрекотанием выскакивающую из аппарата «Бодо». Увидев входящего Иванова, он собирался встать, но остановленный жестом, опять уставился на вытекающую из рук телеграфиста ленту.
— Что там, Алексей Геннадьевич, — спросил у него Сергей. Оторвавшись от ленты, капитан доложил, стремясь перекричать стрекот телеграфного аппарата:
— Вызывают вас, товарищ полковник. Пока получено указание, ускорить выгрузку и в обязательном порядке замаскировать всю технику, не успевающую достигнуть заданного района. Передали, что вчера первый батальон танковой бригады четвертого корпуса опоздал с выгрузкой, не успел достичь указанного его места рассредоточения и был засечен на марше немецкой авиаразведкой. Батальон попал под удары авиации, понес большие потери. Сегодня весь день немцы летали на разведку в том направлении, в результате чего приостановлено сосредоточение остальных частей корпуса. Требуют принять меры по недопущению подобных происшествий. Ну, и с вами хотят переговорить.
Переговоры по телеграфу были не слишком длительными, поэтому Сергей вскоре уже ехал на соседнюю станцию по узкой, петляющей среди сугробов дороге, слабо освещаемой фарами «козлика». До комбата два он ситуацию довел, отдал необходимые распоряжения и сейчас спешил проверить дела в первом и мотострелковом батальонах. Командиры там конечно толковые, но свой глаз, он лучше видит. Дорога, обычная расчищенная и накатанная в снегах колея, бросала машину из стороны в стороны, подкидывала ее на ухабах, но спать хотелось все равно. Да, все же возраст, уже с полвека, это не возраст Христа, и фронтовая обстановка переносится все тяжелее и тяжелее, подскакивая вслед за скачками машины, мелькали в голове Иванова мысли.
«Интересно, если бы не военный стресс, то после такой ночи я бы наверняка дня три отходил и высыпался, а то еще и заболел», — подумал Сергей и в этот момент очередь трассирующих пуль пересекла дорогу прямо перед автомобилем. Водитель резко затормозил, машину развернуло в сторону, воткнуло радиатором в сугроб, и Сергей вместе с тремя сидящими на заднем сиденье охранниками резко вывалились из машины прямо в снег. Тут же сзади полыхнуло пламя, идущий сзади броневик охраны, получив прямо в бак зажигательную пулю из противотанкового ружья, весело запылал, освещая окрестности неровным, мигающим светом.
Слева из-за заснеженных, еле различимых в темноте кустов полыхнув огнем, затрещали автоматы. «Засада, и очень грамотная» — мелькнула, тут же пропав, мысль. Иванов, сняв с предохранителя МР-40, дал короткую очередь в сторону выдавших себя огнем выстрелов диверсантов и сразу же перекатился влево. Как он и ожидал, пули взрыли снег в покинутом им месте и чуть правее. Справа от него огоньками и треском очередей проявили себя бойцы охраны, а откуда-то со стороны машины сухо громыхнул выстрел водительского карабина. Пока, похоже, все были целы. Но долго сопротивляться грамотной засаде лежащим в снегу будет трудно, немцы вполне могут расстрелять их из пулемета или забросать гранатами. Пока Сергей быстро перебирал варианты дальнейших действий, ситуация внезапно и резко переменилась. Откуда-то с заснеженного поля гулко загрохотал крупнокалиберный пулемет, поливая кустарники и сугробы, за которыми пряталась засада, пулями величиной с сосиску, вполне способными при попадании напрочь оторвать руку или ногу. Одновременно с нескольких сторон бесшумно, выдавая себя только огоньками, обстреляли засаду прибывшие на помощь неизвестные бойцы. Лежащий в снегу Сергей лишь осторожно покачал головой. Похоже на действия группы осназа, но осназ в тылу наших войск? Что они здесь делали, неужели следили за ним? Пока подошедшее подкрепление вместе с двумя уцелевшими бойцами охраны добивали диверсантов, проверяли окрестности и искали живых немцев, чтобы взять их в плен, Сергей неторопливо подошел к машине, с которой уже возился, матерясь сквозь зубы, шофер. Сбоку раздался странный звук и вплотную к дороге, отсвечивая в пламени догоравшего броневика, прямо по снегу подкатили, отсверкивая кругом пропеллера, аэросани. Бронированный корпус, с расположенным на крыше, за щитком, крупнокалиберным ДШК, вращающийся со звуком, похожим на шум пролетающего вертолета, пропеллер выглядели весьма внушительно и, пожалуй, даже фантастически. Сбоку, из открытой дверцы, выглядывал человек в белом маскхалате и танковом шлемофоне необычного белого цвета. Увидев стоящего у машины Иванова, он выскочил из затормозивших аэросаней и подбежал к Сергею.
— Здравия желаю! — приветствовал он Сергея, бросив взгляд на автомобиль: — Лейтенант Кактусов, отдельная аэросанная рота осназ НКВД.
— Здравствуйте. Инженер — полковник Иванов, командир танковой бригады.
— У вас все в порядке товарищ полковник?
— Похоже машину нам эти диверсанты раздолбали. Не подкинете до станции …, -ответил Иванов.
— Могу взять вас и одного бойца охраны в аэросани, мы как раз двигаемся в эту сторону. Позаботьтесь об охране и раненых, машину с шофером сопровождать до станции, — мгновенно развернувшись, бросил он подошедшему откуда-то из полутьмы похожему на него, как близнец, бойцу.
Забравшись в аэросани, Сергей, поудобнее устроившись на сиденье, кстати, более комфортном, чем у «козлика», задремал, пользуясь подвернувшейся возможностью.
Сказать, что Яков Григорьевич был зол и одновременно напуган, было бы таким же преуменьшением, как назвать климат в Антарктиде слегка прохладным. Да, он был практически в панике, ему казалось, что история опять повторяется и его снова ждет арест. А по ночам ему снились кошмары, казалось, что его выводят на расстрел, ставят перед уже вырытой могилой на колени и сзади ему в шею упирается холодное дуло пистолета. Просыпаясь в холодном поту, он вскакивал, шел на кухню отведенной ему служебной квартирки и выпивал рюмку водки или коньяка. Только после того, как спиртное начинало действовать, он засыпал снова.
Причиной его расстройства была совместная комиссия от Наркоматов Госконтроля и Обороны. Она работала на заводе уже третью неделю, с невиданной дотошностью проверяя все, от расходов на канцелярию, до технических чертежей и расчетов, новых разработок и технологической документации. Такой всеобщей, как сказали бы позднее, тотальной, проверки не мог припомнить ни один из работников КБ или заводоуправления. Причем в комиссии были не только представители двух наркоматов, обострившимся за время следствия чутьем Таубин засек по крайней мере двух представителей органов, один из которых, что было не совсем типично, проверял как раз инженерные расчеты и технологические цепочки производства гранатомета.
Так что основания для столь глубокого расстройства чувств как у самого Якова Григоьевича, так и у остальных работников завода были. Комиссия уже раскопала несколько случаев мелких хищений инструментальных сталей рабочими, более крупную аферу с продуктами, в которой участвовали начальник ОРС (отдела рабочего снабжения), бухгалтер того же отдела, несколько работников заводской столовой и даже два человека из городской торговой сети. Теперь эти дела расследовала милиция, а комиссия продолжала копать и копать дальше с прежним упорством и непонятной целью.
Сегодня наконец должно было состояться подведение итогов работы комиссии, поэтому Таубин волновался еще больше обычного.
В просторном зале совещаний собралось совсем немного народу. От завода пригласили только директора, главного инженера и главного бухгалтера, от КБ присутствовал только Таубин. Проверяющие пришли втроем — председатель комиссии и два его зама, полковник от НКО и молодой, но очень подготовленный представитель от госконтроля.
Вопреки страхам Таубина, выводы комиссии оказались очень и очень неплохими. Отметив ряд недостатков (ну, куда же без них!), комиссия в своем акте основной упор сделала на успешной работе завода по созданию и производству нового, перспективного образца вооружения, на внедрении рационализаторских предложений по уменьшению стоимости гранатомета, на новых разработках КБ. Таким образом, неожиданно для заводских работников, акт напоминал скорее отчет о достижениях, чем документ по проверке. Естественно, при подписании такого документа никаких трений между представителями комиссии и заводчанами не было.
Вечером, проводив поезд с отбывающими в Москву членами комиссии, заводское руководство, руководство КБ, военпреды и представитель восьмого отдела собрались в заводской столовой слегка, по русскому обычаю, отметили успешное окончание этого непонятного и неприятного дела. Но даже после нескольких бутылок разобраться в нем они так и не смогли. Впрочем, уже на следующий день никто, кроме сидящих в КПЗ по делу о хищении продуктов, о комиссии и не вспоминал.
И никто из заводчан, никто из конструкторов, да по большому счету и большинство работников комиссии и не подозревал и, что подобные проверки прошли сейчас по всей стране. Проверялся завод по производству так называемых РСБ или «радиостанций специальных боевых», среди специалистов называвшихся «рациями Семы Бридмана», проверялась деятельность лаборатории Лосева, проверялись отзывы с фронтов об эффективности гранатометов и постановщиков помех, новой конструкции радиоаппаратуры и новых тактических приемов бронетанковых и механизированных войск. Ни товарищ Берия, посвященный в некоторые подробности дела, ни товарищ Мехлис, абсолютно ничего не знающий о реальной подоплеке этой грандиозной проверки, не хотели докладывать самому товарищу Сталину недостоверных сведений о заинтересовавшем его вопросе. Нет, конечно, во все дела так скрупулезно товарищ Сталин не вникал. Но сейчас, по каким-то известным только ему, а если быть точным, то ему и Берии, мотивам требовал предоставления точных материалов по всем подробностям рассматриваемых вопросов. Получившиеся несколько десятков томов были переданы в новую, организованную вначале при НКВД, но теперь решением Самого, переподчиненную ЦК Особую аналитическую группу. Работники этой группы днями и ночами работали, изучая, оценивая и подводя итоги. Полученные выводы тут же отпечатывались в двух экземплярах и докладывались в Кремле лично главе Государственного Комитета Обороны, причем первый экземпляр документа сразу же передавался в секретариат и подшивался в Особую папку за номером один. На основании же вторых экземпляров в специальном отделе ОАГ готовился итоговый документ. О содержании этого документа знали только два работника этого самого отдела, широко известные в узких кругах специалисты-аналитики бывшего НКГБ Илья Бридман и Владислав Котов. Только они двое и начальник ОАГ имели все сведения о деле «Припять». Именно они предложили провести специальный отбор «волкодавов» для готовящейся на всякий случай группы по скорости реакции, отметив, что в отчетах описывается быстрота реагирования «гостей из будущего». Кто-то из них, кто — так и осталось не отмеченным ни в одном из отчетов, предложил, установить засаду не только на месте распотрошенного тайника, но и у лабораторий, изучающих артефакты.
Такие вот были они — простые русские парни, еврей и наполовину поляк, способные по оставленному на столе кусочку документа определить какой очередной исследовательский проект начали англичане или немцы, по полученному заданию — «сходи туда, не знаю куда» найти, куда надо сходить, и какое «не знаю что» там следует обязательно прихватить для дальнейшего изучения. Среди знающих их людей ходили неясные слухи о причастности их к разработке знаменитой операции «Трест» и другим громким делам двадцатых — тридцатых годов, но всё реальные дела этих двух человек всегда оставалось тайной за таким количеством нулей, что не хватило бы и двух листов стандартной бумаги для их распечатки.
«Совершенно секретно. Дело „Припять“
Приложение № 56. Экз. второй
Протокол осмотра прибора „Нокиа“.
Нами, …., в присутствии приглашенных экспертов …, произведено изучение прибора, полученного из отдела …. ГУГБ НКВД.
Прибор представляет собой небольшой квадратный, со скругленными углами брусок размерами… Материал корпуса — пластическая масса неизвестного состава. С условно-нижней стороны корпуса имеется съемная крышка, на условно-верхней стороне расположено прикрытое стеклообразной массой окно, предположительно выполняющее роль экрана и набор необычной формы кнопок управления. На этой же поверхности нанесено латинскими буквами слово „Nokia“, вероятнее всего являющееся названием прибора.
Наличие на кнопках рисунков, напоминающих условное обозначение телефонной трубки, […], а также маркировка большинства остальных кнопок буквами и цифрами позволяют предположить, что данный прибор является миниатюрным телефонно-телеграфным аппаратом…. […]
Отверстия в корпусе могут быть классифицированы как разъемы для подключения к телефонным и телеграфным сетям. […]
На этой же наклейке написано по-русски „Сделано в КНР“, что предположительно указывает на страну выпуска […]».
Привычно кивнув секретарю и не дожидаясь его ответа, майор Мурашов быстро вошел в кабинет ждущего его наркома. Да, последние несколько недель он и Меркулов, пожалуй, реже бывали в своих кабинетах, чем в этом. Сумасшедшие, фантастические находки и неожиданный поворот дела «Припять» превратили жизнь всех причастных в сплошную, практически без отдыха работу. Наряженный ритм диктовался особой важностью дела, фигуранты которого были посвящены в одну из важнейших тайн страны — подготовку к решающему наступлению на южном направлении. До его начала оставалось меньше недели, а любая утечка информации к противнику могла стать роковой.
— Докладывайте, — увидев вошедшего, сразу приказал Берия.
— Получены сведения от комиссии, обследовавшей завод ХХХ. Выводы положительные, акты переданы в Особую аналитическую группу. По остальным оставшимся комиссиям результаты ожидаем в течение суток. Предварительные выводы тоже положительные.
— Хорошо, что еще?
— Закончено расследование по делу «Славянский шкаф». Подозреваемые в работе на иноразведки и передаче дезинформации аккуратно изолированы от материалов по операции «Уран», им осторожно передается дезинформация. Подробности товарищ Меркулов доложит вам завтра в восемнадцать — ноль — ноль.
— Это хорошо. По самим фигурантам новости есть?
— Так точно, товарищ нарком. Лейтенант Кактусов докладывает, что Припять-два подвергся нападению группы немецких диверсантов, работавших в нашем тылу. Группе Кактусова пришлось вступить в бой. По его донесению, легенда прикрытия сработала, объект ничего не заподозрил. В настоящее время Припять-два продолжает готовить свою часть к наступлению. По докладам агентуры — использует любую возможность для повышения боевой силы своей части, недавно полузаконными путями выбил у интендантов пятнадцать американских бронетранспортеров «Уайт».
— Старается, значит. Интересно. А как его друг?
— Так же, готовит корпус к боям. Позавчера добился снятия как некомпетентного командира тридцать третьей бригады, тот не сумел наладить скрытый марш батальонов к месту сосредоточения. Утечки сведений к немцам не произошло, марш был засечен самолетом связи корпусной эскадрильи. Командир бригады является дальним родственником генерала Еременко и в связи с этим у Припяти-один возникли очередные трения с представителями НКО.
— Понятно. А почему он не снял этого… типа раньше?
— Пытался, докладывал, но ему не дали. Сейчас же он воспользовался тем, что все произошло в боевой обстановке.
— По этому вопросу соберете все подробности — кто, когда, возможные мотивы и причины действий всех причастных лиц. Срок — неделя. Понятно?
— Есть, товарищ нарком. Разрешите доложить по артефактам?
— Что, появились какие-то новости?
— Так точно. Частично установлены материалы, из которых они изготовлены. Изоляция провода изготовлена из синтетической резины на основе полихлорвинила. Вещество известное, выпускается в Германии с 1936 года, но по сведениям из доступных источников этот материал твердый и непригоден для изоляции кабелей. Материал, из которого изготовлен рюкзак — полиамид, похоже изобретенный в САСШ «найлон». Однако имеются сведения, что американский материал не настолько прочен. Подробности в папке, документы 44 и 45.
В лаборатории Сифорова сумели подобрать необходимые параметры источника питания и подключить один из приборов. После переборов многочисленных вариантов вчера наконец-то найдена кнопка включения питания. Подробности также изложены в папке, я же могу только доложить, что устройство оказалось не просто телефонно-телеграфным аппаратом. Установлено, что оно является еще и миниатюрной радиостанцией. Во включенном состоянии она непрерывно испускает кодированный радиосигнал очень высокой частоты — девятьсот миллионов герц.
— А дальность действия этой радиостанции выяснили?
— Да, по расчетам не более нескольких десятков километров. Так что для дальней связи ее использовать невозможно. Появилась гипотеза, что данные устройства могут быть чем-то вроде радиомаяков, аналогичным используемым в настоящее время приводным радиомаякам в авиации, а большой прибор — либо самой машиной времени, либо частью дистанционного управления ею. По предложению аналитиков ОАГ лаборатория взята под дополнительную охрану специалистами группы Колыванова.
— Хорошо. Оставьте папку у меня, я просмотрю.
Закончив с текущими делами, Берия открыл и внимательно изучил документы в принесенной Мурашовым папке, после чего попросил секретаря записать его на прием к «товарищу Иванову». Через полчаса, он уже садился в «паккард», через несколько секунд устремившийся по пустынным в столь позднее время улицам Москвы к Кремлю.
«Совершенно секретно. Дело „Припять“
Приложение № 56. Экз. второй
Отчет об исследованиях прибора „Нокиа“.
[…]Перебирая различные комбинации кнопок и время удержания их во включенном положении, мы установили, что для включения прибора необходимо продолжительное нажатие на кнопку, обозначенную символом разорванного круга с чертой. […] В результате на экране появились надписи на русском языке и непонятные рисунки. Таким образом, подтвердилось предположение, что окно, закрытое стеклообразной массой является аналогом телевизионного экрана.[…]».
Капитан ГБ Абраменко несколько минут недовольно смотрел на полученное донесение. Он давно уже чувствовал, что появление московских «гостей» не сулит ничего хорошего. И его предвидение оправдалось. Нет, ну надо же, диверсанты по тылам тучами бродят, готовящееся наступление от них еле скрывать успевай, приходится днем и ночью работать всем как проклятым, чтобы немцы ничего не заподозрили, а тут еще и шпион выявился. И ладно бы просто в штабе, а то ведь в аппарате самого ЧВС. Ну и что теперь делать?
Капитан естественно не стал вспоминать, что шпион обнаружен был не просто так, а с подачи Москвы, приславшей список подозреваемых, за которыми нужен особый надзор. Да и сейчас конкретные факты получены с помощью московских «варягов», сумевших проследить связника. Жаль, что только до станции, пришлось его там втихую брать, иначе бы сведения о предстоящем наступлении ушли к немцам. Взять то его взяли, зато дальнейшую цепочку отследить теперь не удастся. К тому же сейчас не сорок первый, за такой «успех» Москва всем выпишет по такой «благодарности», что долго на попе сидеть не смогут. Это в прошлом году арестованный или убитый шпион удачей считался. Даже лозунг был соответствующий. А сейчас прежде всего связи вычисли, дезой покорми, «игру» красивую многоходовую с ним проверни — вот тогда работу оценят. Так что просто арестованный шпион чуть ли не в минус идет. Не доработали значит, не смогли…
Так, а здесь у нас что? Материалы наружного наблюдения, понятно. Бл.., а как же он это-то упустил. Так, срочно секретчика сюда…
В знакомом кабинете в здании на площади Дзержинского все также успокаивающе горела настольная лампа с зеленым абажуром, а стоявшие на прежних местах вещи напоминали, что есть в этом мире что-то стабильное…
— В соответствии с полученными сведениями к объектам «Припять» проявляет повышенное внимание третий секретарь-рефрент товарища «Белого», на которого получены компрматериалы, изобличающие его в шпионской деятельностью. Местным работникам не удалось установить является ли этот интерес просто сбором разведывательной информации, или попыткой выхода на связь. Поэтому становится крайне необходимым выяснение истинных мотивов действий объектов «Припять».
— Понятно. Дело ясное, что дело темное. Так, кажется, в свое время Припять-три говорил? — хозяин кабинета блеснул стеклышками пенсне, наклоняясь к лежащим на столе бумагам: — До момента «Уран» осталось всего четыре дня, — задумчиво проговорил он, внимательно вглядываясь в лицо докладчика: — Что предлагаете вы?
— Товарищ нарком, я считаю, что необходимо действовать по мягкому варианту. Всех возможностей этих «гостей» мы, увы, не знаем, но можем с достаточной долей уверенности предполагать, что они будут с нами сотрудничать. Воюют они на нашей стороне, большинство имеющихся на артефактах контрольно-распорядительных надписей — русские. Так что подозрения о выходе с ними на связь агента немецкой разведки могут оказаться всего лишь подозрениями местных товарищей.
— Хорошо. В принципе я согласен. Какие конкретно действия планируете?— нарком внимательно прослушал предложенный план, немного подумал и недоуменно спросил: — На первый взгляд абсолютно непрофессионально. Думаете, может сработать?
— Понимаете, товарищ нарком мы из этого и исходили. Если они подготовленные агенты, то наверняка знают уровень нашего личного состава, а возможно и персонально наших людей в лицо, и наверняка ждут от нас профессиональных действий. А тут такая неожиданность…
— Теперь я понял, да. Может получиться. Начинайте подготовку, а я сейчас запрошу возможность приема у товарища Иванова. Готовность операции предварительно на четырнадцатое, к пятнадцати ноль-ноль. Код начала операции — позывной «Синий». Действуйте.
— Есть, товарищ маршал госбезопасности. Разрешите идти?
— Идите.
Через несколько часов с аэродрома в Чкаловском взлетел борт Ли-2-ОН с номером «Два». Сопровождаемый тремя парами новейших Як-7Б он взял курс на юг, в сторону Сталинграда. Заместитель председателя ГКО вылетел для проверки готовности мероприятия «Уран».
«[…]Гитлер, объясняя причины, побудившие германское верховное командование начать наступление в направлении к Волге, говорил: „Я хотел достичь Волги у одного определенного пункта, одного определенного города. Случайно этот город носит имя самого Сталина. Но я стремился туда не по этой причине — город мог называться совсем иначе. Я шел туда потому, что это — весьма важный пункт. Через него осуществлялись перевозки тридцати миллионов тонн грузов, из которых почти девять миллионов тонн нефти. Туда стекалась с Украины и Кубани пшеница для отправки на север. Туда доставлялась марганцевая руда. Там был гигантский перевалочный центр. Именно его я хотел взять…“ […]
Таким образом, в наступлении в сторону Волги, вопреки первоначальным намерениям немецко-фашистского командования, были втянуты в затяжные и изнурительные бои огромные силы: немецкие 6-я и 10-я общевойсковые и 4-я танковая армии, которые являлись главной ударной силой немецко-фашистских войск, 3-я румынская, 8-я итальянская — всего 50 дивизий, не считая большого количества специальных частей. Это была одна из главных и самая активная группировка противника […]»
«История Великой Отечественной Войны Советского Союза», т.2, М, 1965 г.
— Нет и еще раз нет, — понятно, что ночная работа никого веселым не делает, но и нервничать так из-за подписи: — Нет, товарищ капитан госбезопасности, ордер я вам не подпишу. Не вижу причин для ареста.
— Товарищ прокурор, вы понимаете, что дело секретное?
— И что, товарищ капитан, это требует нарушать наш советский закон? Вы не помните, к чему это все привело при Ежове? Дайте достаточное обоснование — и я подпишу ордер. Пока же, ознакомившись с предоставленными материалами, оснований для ареста вышеуказанных лиц не наблюдаю.
— Ну что же, товарищ Горелик, мы вынуждены будем информировать Москву.
— Информируйте. Ваше право, — военный прокурор Юго-Западного фронта, он же прокурор Сталинградского гарнизона Александр Яковлевич Горелик ответил спокойно и невозмутимо. Высокий, с мускулистой фигурой бывшего молотобойца, с лицом рабочего интеллигента, украшенным лопатообразной бородой, делающей его похожей для стороннего наблюдателя на послевоенные портреты академика Курчатова, прокурор поднялся из-за стола и прошелся по кабинету, попыхивая лихо заломленной папиросой и иронически поглядывая на явно не ожидавшего такого отпора особиста. Помрачнев, замначальника особого отдела фронта посмотрел на прокурора и спросил, иронично и зло выделяя слова:
— А вам не кажется, что вы саботируете важное расследование? Мы ведь можем подумать и обратиться к вашему начальству? Вы, надеюсь, понимаете, чем это может вам грозить?
— А вы не боитесь, что с такими методами работы вы партбилет на стол положите? — ничуть не испугавшись, Александр Яковлевич остановился напротив сидящего «особиста» и по-прежнему весело посмотрел на него с высоты своего роста, одновременно засунув руки в карманы галифе и слегка покачиваясь с носков на пятки: — Я ведь могу вам в этом и посодействовать. Сейчас не тридцать седьмой, чтобы Героев и фронтовиков по одному подозрению хватать. Если же вы этого до сих пор не понимаете, то тем хуже. Значит так, — в голосе хозяина кабинета внезапно прорезался металл: — Вы, товарищ капитан, свободны!
Капитан Песах Исаакович Абраменко инстинктивно встал, постоял, глядя на хозяина кабинета, но, видимо, поняв что дальнейший разговор ничего не изменит, развернулся и не прощаясь вышел. Дверь, несмотря на предыдущее, он закрыл аккуратно и тихо.
Оставшись один, Александр Яковлевич несколько минут стоял и смотрел на закрытую дверь, о чем-то размышляя, затем снова сел за стол. Прочитав еще раз лежащие на столе документы, он убрал их в папку, украшенную множеством печатей и штампов, еще немного подумал и поднял трубку одного из телефонов.
— Дайте мне «Прикрытие», — сказал он и, дождавшись соединения, попросил связать его с номером три-шестьдесят два.
— Петр Иванович? Приветствую, это Александр Яковлевич. Ты мне то, что я просил, разузнал? Так, отлично, сейчас иду к связистам. Давай примерно через пятнадцать минут.
Собрав бумаги со стола и закрыв их в сейфе, он поправил форму перед зеркалом и, весело насвистывая какой-то мотивчик, отправился по коридорам в полуподвал, где располагались телеграфисты.
В это время капитан Абраменко, сидя в своем кабинете, пытался найти выход из ситуации, в которую загнал себя сам. Начальник Особого отдела, ложась в госпиталь, оставил на него это мутное дело. Но Песах сразу понял, какие оно сулит перспективы. Ага, если дело на контроле Москвы, а он сумеет доказать, что это действительно шпионы… И теперь, из-за упрямства прокурора все разваливалось. Хотя… можно попробовать копнуть под самого прокурора. Нет, слишком опасно. Человек он предсказуемый, упрямый и честный. К тому же бесстрашный. Что он собственноручно расстрелял вора по кличке Хавчик, который руководил бандой, кравшей продовольствие, знал весь Сталинград. Да и адвокатом до войны он был известным, множество полезных знакомств имел. С таким связываться — себе дороже. Но что же делать?
Мучительные раздумья капитана прервал внезапно появившийся секретчик, принесший телеграмму от самого Меркулова. Прочитав ее, Абраменко облегченно вздохнул. Жаль конечно, что такая возможность ускользнула, зато теперь эти проблемы пусть решают московские «гости».
«Посмотрим, как прокурор с наркомом будет тягаться», — подумал Абраменко, вызывая к себе лейтенанта Кактусова.
Я конечно не Андрей с его интуицией, но даже мне в последние дни становится немного не по себе. Кажется, что ничего особого не происходит, но неприятное ощущение непрерывной слежки никак не проходит. Бл…, что такое, не пойму? Неужели немцы все же устроили за командованием бригады охоту? Или персонально за мной? Что ни говори, а разведка у них серьезная была. Помнится, где-то читал, что даже планы составляли с учетом доставленных разведкой данных о характере командующих противостоящими войсками генералов. Так что могли и мы с Андреем в какую-нибудь особую папку абвера попасть. И еще не идет у меня из головы нападение на Андрея в Славянске. То, что он мне рассказал, на всякие мысли наводит. Например, мы кому-то из высшего руководства дорогу перешли, или в НКВД кто-то все же получил сведения о нашем истинном лице и решил нас изолировать «чисто для сэбэ». А что, вполне вероятно. Имея наши сведения о будущем можно такого натворить…
Ну, вот, накаркал. Антон телефонограмму приволок: «Срочно прибыть в штаб фронта». В Сталинград значит. Интересно, зачем. Хотя вырисовывается одна идейка — если Андрей тоже приедет, значит предки нас раскусили. Черт, а ведь судя по всему, наступление начнется буквально через несколько дней, уже и запасы практически все подвезены, сильно не достает только стадвадцатимиллиметровых мин, да патронов к ДШК и ПТР. Но это и понятно, потеря Харькова все же сказывается. Что же, придется все Махрову передавать. Как то он с бригадой справится? Хотя может рано я панику поднял. Ну, прокачусь до Сталинграда и обратно, а там и в наступление. «Рыжий» вон опять застоялся, пора бы и повоевать.
Нет, ну точно что-то не так идет. Мурка от меня не отходит, мяучит и мяучит, как заведенная да когтями за форму цепляется. Взять, что ли с собой? А ладно, возьму:
— Антон, приспособь-ка Муркину корзинку в машину, да в хозвзводе возьми для нее поесть на денек.
Так, пока машину готовят, да Антон собирается, у «Рыжего» спокойно посижу. Сроднились мы с ним. Иногда мне кажется, что он живой. Странно, в прежней жизни никогда к танкам так не привязывался. Может потому, что менял их один за другим?
Ну все, пора. Едем до станицы, а там нас самолетик ждет. У-2 транспортный. Почти лимузин, на троих пассажиров, так что мы с Антоном и Муркой вообще с комфортом поместились. Ну что, полетели? Эх, Мурка, ты же танкист, чего ж так испугалась-то? Ладно хоть не меня или Антона, а свою корзину обоссала. Ну, кошатина, ты даешь…
Честно говоря, я бы лучше на «Рыжем» по пересеченной местности на полной скорости проехался, чем на этой летающей этажерке. Растрясло как ни разу в жизни. А уж воздушные ямы — это ощущение, не передаваемое даже «большим боцманским загибом». Хорошо, летели не слишком долго, всего-то часа два и ни одного немецкого самолета не встретилось. Если бы летчик еще и маневрировать начал, я бы точно не выдержал, да и Антон тоже. Он и так весь полет бледный сидел.
Прилетаем мы к Сталинграду уже ближе к вечеру и садимся где-то на окраине. Нас уже машина ждет, ага. Причем не обычная «эмка», а трофейный «хорьх». Генеральская, блин, машина. С чего бы? Или просто меня уже всякая мелочь беспокоить начинает? Ладно, сопровождающий один, обычный армейский сержант, похоже. Да и водитель ничем не выделяется. Ладно, поехали.
Так, вот и штарм, благо я тут уже раз бывал, здание знакомое. Хм, вроде все спокойно. Тэк-с, а Мурку с Антоном куда? Ага, сержант проведет. Ладно, пошел.
Вхожу в ярко освещенный, прямо таки сияющий светом коридор и после сумрака на улице невольно зажмуриваю глаза. И тут же меня мягко но цепко хватают несколько человек, выдергивают из кобуры ТТ, а из кармана — «Вальтер» ППК. Так… вот и допрыгался. Стою спокойно, стараясь не спровоцировать оперативников на жесткие меры. А ведь угадали, черти, что я на своих сразу не кинусь, мелькает в голове мысль.
Все-таки нас раскрыли. Интересно, куда нас теперь? На Лубянку, на какую-нибудь закрытую дачу или прямо, ха-ха, к товарищу Сталину, а тот нас расспрашивать станет, как ему «обустроить Россию».
Меня легонько подталкивают — ведут по коридору куда-то вглубь здания. Наконец-то мои глаза адаптировались к освещению и я узнаю в одном из арестовавших меня лейтенанта Кактусова. Интересно, интересно. Получается, что нас ведут давно? А почему тогда раньше не задержали? Стоп, стоп. А ведь у нас наступление под Сталинградом как раз девятнадцатого началось. Может и здесь также? Тогда, если нас вели, то как раз получается вовремя арестовывают, чтобы командный состав до наступления сменить.
Тэк-с, вот и комнатка. На окнах решетки, что-то за ширмой спрятано. И три стула. Для меня и Андрея? Похоже. Ага, вот и Андрея привели.
Андрей, прибывший по вызову в штаб армии, вошел в гостеприимно распахнутую незнакомым посыльным по штабу дверь. Ленг, хитрюга, успел прошмыгнуть в тепло мимо его ног и уже стоял в коридоре, внимательно принюхиваясь и присматриваясь к обстановке. Похоже, он тоже что-то чувствовал, как и Андрей, чья интуиция прямо-таки выла об опасности пожарной сиреной. Но в коридорах штаба внешне все выглядело, как обычно, то есть как пожар в борделе во время наводнения. Сновал разнообразный штабной люд, из открытых дверей доносился стрекот пишущих машинок, прямо напротив входа, у окошка дежурного по штабу приветливо улыбался знакомый по прошлым визитам посыльный. Мысленно нажав на кнопку «Отбой тревоги», Андрей попытался успокоиться.
— Собаку, как всегда, оставите в дежурке, товарищ генерал-майор?— спросил посыльный. — Да, конечно, — ответил Мельниченко. Они прошли к дежурке, где в небольшой комнатке, до революции, видимо, бывшей чем-то вроде привратницкой, Ленг, как обычно, устроился на заранее приготовленном адъютантом коврике, дожидаясь возвращения хозяина. Но в отличие от обычного ритуала он постоянно пытался пройти вместе с Андреем и остался неохотно, только после категорической команды.
Андрей с адъютантом успели зайти за угол коридора, ведущего к залу для совещаний, когда все внезапно изменилось. Видимый отрезок коридора был пуст, а сзади и сбоку внезапно появились несколько особистов с расстегнутыми кобурами. Характерные плавно-текучие движения и явная готовность к применению оружия, сразу замеченные Мельниченко, подсказывали, что это профессионалы высокого класса. «Чистильщики — волкодавы», — подумал Андрей, вспомнив одну из любимых своих книг о войне.
— Прошу сдать оружие и следовать за нами, — сказал один из них, со знаками различия лейтенанта ГБ.
— Мы арестованы? — холодно спросил Мельниченко, отдавая одному из особистов пистолет, в то время как другой, подойдя со спины, быстро, но качественно обыскал его: — Тогда прошу предъявить ордер.
— Ну что вы. Никакого ареста. Нам просто нужно поговорить с вами в спокойной обстановке. А товарищ младший лейтенант пока подождет вас у нас в кабинете, — с этими словами лейтенант повернулся, жестом предлагая Андрею пройти вперед.
— Побеседовать мы могли бы и без таких мер. Требую предъявления ордера или встречи с прокурором, — Мельниченко понимал, что все уже решено, но по привычке трепыхался, как та лягушка в сметане.
— Пожалуйста, с прокурором вы увидитесь. Позже. А сейчас прошу следовать за мной.
Подчинившись неизбежному, Андрей пошел за новоявленным Вергилием. «А хорошо, что Ленга я оставил. Убили бы его эти чекисты», — подумал Мельниченко, внимательно разглядывая своих спутников. Когда же его завели в комнату, он ничуть не удивился, увидев сидящего на стуле Сергея.
Едва Мельниченко сел, как по незамеченному им сигналу открылась вторая дверь и в комнату вошел тот, кого наши друзья меньше всего ожидали увидеть здесь и сейчас — майор ГБ Стонис. «Это уже интересно. Нас что, давно „пасут“»? — примерно такие мысли пронеслись практически одновременно у Мельниченко и Иванова, удивленно переглянувшихся между собой.
— Здравствуйте, товарищи, — вежливо поздоровался Стонис и, присев на третий стул, добавил: — Товарищ Меркулов просил с вами побеседовать.
— По поводу аналитической группы? — удивленно-настороженным тоном спросил Андрей: — А зачем тогда такие сложности?
— Насколько я посвящен, для дезинформации имеющегося в штабе немецкого агента, — холодно улыбнувшись, ответил Стонис. Друзья переглянулись. «Врет?» — спросил взглядом Сергей. «Не похоже, скорее, и сам ничего не знает», — так он расшифровал выражение лица Андрея.
— Ну, и что же вы хотели у нас узнать? — спросил Андрей.
— Аналитической группе потребовались сведения по прошлому году. Ваши. По началу войны, отношению мирных жителей к армии, ошибкам наших военачальников.
— Спрашивайте,— ответил официально-безличным тоном Мельниченко.
— Начнем с предвоенных дней. Кто-нибудь из ваших знакомых ожидал нападения немецко-фашистских войск?
«Вот мы и влипли», — подумал Сергей, слушая ответ Андрея. Тот отвечал практически точно по повести Бакланова «Июнь сорок первого». Сергею, перечитывавшему эту повесть незадолго до попадания, это было видно. Но насколько точно она совпадала с реальностью, сказать он не мог, как, впрочем, и Андрей. Потом последовали другие вопросы и переживать приходилось уже Андрею, слушавшему уверенные ответы Сергея. Только один Стонис, да стенографирующий вопросы ответы сержант, расположившийся за столом, оказавшимся за частично отодвинутой ширмой, выслушивали все абсолютно невозмутимо. Закончив задавать вопросы, Стонис примерно минуту помолчал, потом внезапно спросил:
— Ну и что вы наконец нам расскажете?
— О чем? — деланно-удивленным тоном спросил Мельниченко.
Однако ответить Стонис не успел. Снова открылась дверь, и словно неведомая сила подбросила его со стула. В комнату вошел или, вернее, почти вбежал знакомый им по фотографиям в книгах и здешних газетах, поблескивая знаменитым на весь мир пенсне, он — «кровавосталинский оберпалач», «лучший кризисный менеджер мира», лучший друг пионеров, нарком (с 1938 года) внутренних дел, товарищ Лаврентий Павлович Берия, в сопровождении старого знакомого наших друзей подполковника ГБ Музыки. Вот тут-то Андрей и Сергей по-настоящему обалдели. «Ну и ну. Сегодня праздник у ребят, ликует пионерия. Сегодня в гости к нам пришел Лаврентий Палыч Берия. Это уже интересно. Нас что, искали сразу после переноса? У аборигенов есть какое-то оборудование для отслеживания таких как мы попаданцев?» — примерно такие одинаковые мысли пронеслись одновременно у Мельниченко и Иванова, удивленно переглянувшихся между собой. Они попытались встать со стульев, но были вежливо, но твердо удержаны стоящей сзади охраной.
Остановившись напротив сидящих друзей, Берия несколько томительных минут пристально разглядывал их и наконец спросил:
— Товарищ Стонис, и что рассказывают наши ГОСТИ?
— Ничего нового, товарищ маршал. Сказки.
— Сказки? Это интересно. Еще интересней, когда они становятся былью, — сказал Берия и сделал знак рукой. Один из сержантов отдернул ширму до конца. На спрятанном за ней втором столе лежали рюкзак и несколько патронов к охотничьему ружью. Сергей и Андрей опять переглянулись.
— Разрешите, товарищ маршал госбезопасности? — взял инициативу в свои руки Сергей.
— Говорите,— ответил Берия, с интересом разглядывая Иванова, словно редкий экспонат краеведческого музея.
— По найденным вещам вы, наверное, уже определили, откуда мы. Но я сразу хочу заметить, что не просто из будущего. Мы из будущего другого мира, хотя и очень похожего на ваш, — Сергей посмотрел на обалдело глядящих на него чекистов и добавил: — Еще в начале шестидесятых годов нашего мира американский физик Эверетт выдвинул гипотезу о существовании миров, существующих параллельно нашему в одной и той же вселенной. Как видите, она оказалась верной. Мы выехали в своем мире на охоту в июне 200.. года и, попав в непонятный туман, перешли из нашего мира в ваш, отстающий от нашего на … лет.
— Минуту, — Берия, пока Сергей рассказывал, успел вместе с Мурашовым дойти до стульев, но вдруг приостановился: — Лейтенант Кактусов, выведите товарища Иванова в соседнее помещение. Пусть он там продолжит свой рассказ под запись.
— Есть! — раздалось из-за спины Сергея, руки, прижимавшие его к стулу, ослабли. Поднявшись, он успел оглянуться на Андрея, но вежливо, но твердо направленный к двери идущими сзади чекистами, не успел больше ничего.
За дверью Сергея ждал такой же стол, за которым уже сидел стенографист и майор Стонис. Едва успевшего сесть на стул Иванова тотчас же засыпали градом вопросов, начиная от стандартных, про имя, фамилию и отчество, до неожиданных, типа фасона женского белья, называемого «колготками». Сергей отвечал, не подозревая, что сам стал невольным виновником такого любопытства, в пьяном виде проговорившись о колготках Клаве. Да, той самой, с которой познакомился в прошлом году и которая на самом деле была секретным сотрудником НКВД с оперативным псевдонимом Верный. Неведомо нам, как слово наше отзовется, точно. Нет, конечно, это был не единственный и отнюдь не самый главный вопрос, разговор или, если уж быть предельно точным, допрос, длился несколько часов.
Оставшиеся в комнате помолчали несколько секунд, потом Берия раздраженно спросил:
— Вы, товарищ генерал, ничего рассказать не хотите?
— Почему же не хочу. Хочу. Начну по порядку, если не возражаете, — ответил Мельниченко и начал, словно зачитывая невидимую анкету: — Я, Мельниченко Андрей Петрович, родился 12 февраля …
Сидевшие напротив него Берия и Мурашов внимательно слушали фантастическую историю трех людей, попавших в необычную ситуацию, не обращая внимания на скрип карандаша стенографиста.
Как ни странно, но с прокурором мы все же встретились. Едва закончился мой допрос и разговор Андрея с наркомом, только с нас взяли подписку о неразглашении и снова свели вместе, убрали со второго стола «вещдоки», как один из охранников подошел к Берии и что-то шепнул ему на ухо.
— Да?— весело-удивленно произнес Берия и разрешил: — Пусть войдет.
В комнату вошел, внимательно осматривая обстановку, крупный, мускулистый, что было видно даже в мешковатом обмундировании человек с курчатовской бородой, невольно заставившей меня вспомнить прозвище Курчатова и подумать, что и этого человека друзья наверняка тоже называют «Бородой».
Вошедший подошел и, поздоровавшись, представился Берии. О чем они разговаривали, мы так и не услышали, потому что нас попросили выйти в соседнюю комнату. Потом туда подошел и «Борода», оказавшийся прокурором фронта. Да, все же слишком мало мы тут пробыли, поэтому видимо раньше ни разу в штабе не сталкивались. Поговорили. Хороший человек, душевный. Узнал, что нас задержали без санкции и не побоялся самого «кровавосталинского опричника» потревожить. И что самое интересное — нарком! Внутренних дел! не расстрелял, а оправдывался перед прокурором! И думаете это только в этом мире? Нет, в том то и дело, что и у нас без санкции прокурора ни одного человека даже в тридцать седьмом не арестовывали. Вот так. Как римляне говорили: — Пусть погибнет мир, но торжествует правосудие.
Оказывается Андрей с ним вообще вместе из штаба ушел, а я моментом воспользовался и у чмошников для своего медсанбата немного дефицитных инструментов выбил.
А сегодня вот мотаюсь по бригаде. Все, точно ясно, что завтра наступление будет. Эх, покажем фрицам, где кузькина мать зимует. Если я правильно просчитал, планируется их в мешочек такой солидный загнать, на всю излучину Дона размером и горловинку мешка прочно нашей армией, а скорее всего и еще одной перехватить. Нам сейчас даже автомобилей дополнительных подкинули, причем автозаправщиков. Дефицит по нынешним временам жутчайший. Ну не справляется пока наша промышленность, не справляется. Подумать только от начала сплошной индустриализации всего-то десяток лет прошел. Это только у балаболки Грызуна наша страна все волшебным путем получила, а в реале, увы все намного хуже. Так что вторая держава мира, построенная к шестидесятым — это даже не подвиг, это вообще нечто запредельное. Спасибо «России, которую мы потеряли», ага. И слава богу, что потеряли. Иначе бы немцев во вторую войну так и встречали лихими козьмакрючковским налетами, да малочисленными французскими и английскими танками.
Да уж, а находится все время под охраной, даже и направленной на твою защиту — занятие малоприятное. Но уж лучше так, чем где-нибудь в тюрьме. Странно все же, что нас никуда не забрали с фронта. Хотя срывать командира части перед самым наступлением — это считай сорвать наступление. Заместитель есть заместитель.
Черт, а ехать то еще долго. Попробовать охрану разговорить, что ли?
— Товарищ лейтенант, а не скажете, откуда у вас такая экзотическая фамилия? Если не секрет конечно.
— Не секрет. Сам я из деревни Подмышки, что на Вологодчине. В деревне, по-уличному, нашу семью Картузовыми называли. Ну, я когда в училище поступал, писарь меня ошибочно Кактусовым и записал. Так и осталось.
— А менять не стали?
— Зачем? Хоть горшком пусть зовут, только в печь не ставят. Да и фамилию часто за псевдоним принимают, что при нашей службе, сами понимаете, неплохо.
— Скажите, Петр Иванович, а вы давно воюете?
— С начала войны. Первый выход 23 июня сделали. Может вы слышали про уничтоженный штаб корпуса и захваченные фрицев планы наступления? В той группе и я был. Только вот получили их наши поздно. До сих пор злость берет, как вспомню.
— Понимаю, — отвечаю, а сам поглядываю на водителя. Тоже ведь из той же конторы. А еще в штабе ждет специально приставленный новый адъютант — стенографист и вечером придется подробно надиктовывать ему снова все, рассказанное до этого вкратце. Вот еще одна заморочка. И с частью экипажа на «Рыжем» тоже расстаться пришлось. Теперь вместо Кузьмы у меня новый механик-водитель, лейтенант, правда подозреваю, что звание у него гэбэшное тоже. А сержанта Пушкина сменил сержант Плоткин. Такой накачанный детина, пожалуй, и Антон по сравнению с ним бледновато выглядит. Бл.., сам проверить и погонять их не успеваю, пришлось Люшкина попросить лучшего командира танка выделить. Кого уж он там выделил? А, вспомнил, старшего лейтенанта Коваленко. Ниче так, грамотный и умелый. Все равно вечером приеду, сам проверю.
Да, вот такая вот работа у командира — сделать в короткий срок из того что есть что-нибудь чудесное. Ага, подобрать людей, расставить на нужные места, проверить, как они справляются, найти решение на бой, довести, проверить как все поняли, потренировать по возможности в реальном исполнении маневров, и все это при жутком дефиците времени. Да, обычная армейская ситуация: — «На выполнение этой работы у вас есть неделя, которая вчера закончилась».
Тэк-с, вот и батальон майора Столярова. Посмотрим, посмотрим.
— Здравия желаю, товарищ полковник!
— Здравствуйте, Александр Михайлович. Ну, показывайте, как тут у вас дела.
— Предлагаю вначале пообедать, товарищ полковник.
— Пообедать? А впрочем можно. Нам еще к Политову ехать. Пойдемте, пообедаем.
Пообедали неплохо, а вот дальше… Немецкий разведчик, бляха муха. И как он проскочил через истребительный заслон? Ох, сейчас со штабом армии свяжут, я тамошнему представителю от летунов выскажу все, что я об этих крылатых залетчиках думаю. Третий случай, блин, за два дня. А как обещали, как клялись… Муха, мол не пролетит. Уууу, дармоеды.
— Товарищ полковник, разведчик поврежден огнем зенитной батареи и сел неподалеку от поселка …. Экипаж взят в плен отделением сержанта Туресибекова!
Ну, слава богу. Хоть так все решилось Ага, вот и связь…
— Семнадцатый? Это «Береза». Семнадцатый… твою мать, до каких пор «снег» падать будет? Ты сводку погоды изучил? Третья ошибка за два дня. А «снег» между прочим мне на голову падает, …т, холодно, … …ь! Понял?….ь!
Смешно, но почему-то самые различаемые по телефону слова — на «русском командном языке»…
Ночь на 18 ноября выдалась морозной, спиртовой термометр, чудом уцелевший во время вчерашнего обстрела, показывал пятнадцать градусов ниже нуля. Легкий снегопад, шедший с вечера, закончился и на землю опустился густой туман, затруднявший на фоне снега ориентировку на местности. Но все было уже решено и отменить начало наступления уже ничего не могло. Ровно в семь часов, утреннюю тишину разнес на клочья страшнейший, невиданный ранее грохот артиллерийской канонады, в туманной мгле сверкнули огненные трассы летящих в сторону противника реактивных снарядов «катюш». Грохот разрывов и гул выстрелов слились в один могучий гул, повисший над заснеженными придонскими степями.
Под прикрытием артподготовки все бригады Второй механизированной армии начали выдвигаться вперед, к переднему краю. В первом эшелоне шли первая гвардейская тяжелая танковая и тридцать девятая мотострелковые бригады, усиленные самоходками, которые должны были при необходимости усилить удар пехоты Десятой армии, прорывающей оборону противника. От этих бригад на участке планировавшегося ввода в прорыв, на командных пунктах сорок седьмой и семнадцатой стрелковых дивизий, усиленных отдельным танковым полком, находились заместители комбригов, следившие за ходом прорыва и изменениями в обороне противника.
Выбранный для прорыва участок фронта обороняли румынские дивизии. Наше командование поэтому надеялось на быстрый прорыв обороны. Но румыны, чувствовавшие себя чужими как для противника, так и для своего старшего союзника, защищались отчаянно и опираясь на сильно укрепленные пункты, сдерживали наступление пехоты. Преодолев первую позицию и подойдя ко второй, стрелки залегли, не в силах подняться под сильным пулеметно-артиллерийским огнем румын.
Тут и наступило время танкистов. Под грохот огня самоходных установок, ревя моторами, на опорные пункты обороны противника обрушились тяжелые танки КВ первой гвардейской тяжелой танковой бригады. Вот тут-то и пригодились навыки, наработанные долгими тренировками в Помарах. Умело маневрируя, уничтожая цели метким огнем с коротких остановок, танки в сопровождении пехоты устремись вглубь обороны. Такого удара румыны уже не выдержали. Да и как можно обороняться от уверенно ползущих русских танков, если снаряды сорокасемимиллиметровых противотанковых итальянских пушек, в девичестве австрийских «Бёлеров», на большой дистанции отскакивают от их брони как резиновые. А с небольшого расстояния стрелять уже не придется, потому что любое подозрительное место перепахивают разрывы русских «чемоданов», выпущенных идущими сзади монстрами. Да и румынская пехота, засыпаемая минами из автоматических минометов и огнем наступающих русских пехотинцев, выглядывать из окопов не рвалась, предпочитая прятаться в блиндажах. И оборона румын не выдержала, порвавшись под ударом тяжелых танков как разваленное на части ударом топора сучковатое полено.
Едва стало ясно, что танки вышли за линию обороны вперед устремились отряды разведчиков на полугусеничных бронетранспортерах, сопровождаемые танками Т-50 и легкими противотанковыми самоходками. Еще кое-где в окопах постреливали отдельные несдавшиеся группы вражеской пехоты, еще танки только собирались в колонны, чтобы идти дальше в предбоевых порядках, когда от одной из разведгрупп пришло известие об обнаружении позиций румынской артиллерии.
— Первый, я Береза. В квадрате двенадцать-пять обнаружена стая ворон. Принял решение разогнать. Прошу помочь движением в квадрат Сосны. Как поняли? Прием.
— Береза, я Первый. Вас понял. Сосна летит квадрат двенадцать-пять максимальной скоростью. Ориентировочно одиннадцать ноль ноль. Ворон разогнать без остатка. Прием.
— Первый, я Береза. Принял. Одиннадцать ноль ноль. Конец связи.
Оторвавшись от переговоров по командирской рации, Сергей Иванов пометил что-то по карте и передал сидящему рядом начштаба, после чего собрался выйти из кунга передвижного командного пункта на базе автомобиля ЯАЗ. Но далеко не ушел, у порога его перехватил новый командир роты охраны, капитан Кактусов и они о чем-то поругались несколько минут. Вернувшийся к столу Сергей мрачно осмотрел кунг и сказал:— Воюем, — после чего добавил малый боцманский загиб.
Стрелявшие по наступающим русским румынские артиллеристы ничего не успели понять, когда, окруженные волнами поднятого гусеницами снега, на них с трех сторон обрушились танки. Тяжелые солидные КВ, юркие легкие Т-50, подвижные средние Т-34, высадив десант, устремились вперед, стреляя с коротких остановок и давя орудия гусеницами. Большинство расчетов даже не развернули свои орудия.
— По полученным сведениям, частями тяжелой танковой бригады совместно с бригадой третьего гвардейского мехкорпуса уничтожены артполки пятой и седьмой румынских пехотных дивизий. Деморализованный противник ротами и батальонами сдается в плен. Продолжая наступление, передовые части третьего механизированного вышли в район Песчанного. Предпринятая с ходу атака успеха не имела. Разведчиками третьего мехкорпуса и тяжелой танковой бригады получены сведения о занятии в этом районе обороны сто восемнадцатой немецкой пехотной дивизии, усиленной дивизионом артштурм нового образца, — докладчик, генерал-майор Алексей Ильич Данилов и слушающий его генерал-лейтенант Романенко, глядели на карту весело. Армия выполнила задачу дня с успехом и, судя по всему, должна была ее даже перевыполнить.
— Значит, вы решили действовать по мягкому варианту? — разговор шел на грузинском языке, родном для обоих собеседников.
— Да, товарищ Сталин. Мы учли, что они абсолютно добровольно вступили в войну на нашей стороне и решили, что так будет легче установить взаимопонимание. И как вы видите, нам это удалось. Правда, товарищ Меркулов предлагает убрать их с фронта и изолировать от возможных контактов и опасностей.
— Понимаю, Лаврентий. Они конечно важны как носители чрезвычайно важных сведений. Но, как мы узнали, они из другого мира. Пусть почти совершенно похожего, пусть отличающегося в очень незначительных мелочах, но другого. И я не уверен, что их сведения будут чрезвычайно ценны для нас. При этом их военный опыт, их искусство ведения боевых действий, основанное на опыте будущих войн и показываемое на практике нашим командирам — весьма ценны для нас. Поэтому забирать их с фронта преждевременно. Да, печальное происшествие с третьим членом их коллектива надо учитывать. Твоим орлам необходимо обеспечить им максимально возможную безопасность.
— Слушаюсь, товарищ Сталин. Сделаем все возможное.
— Нет, Лаврентий. Не надо делать все возможное. Надо сделать все невозможное и даже немного больше. Понял меня?
— П…понял, товарищ Сталин.
— Вот и хорошо. Значит говоришь на охоту они ехали? Эх, если бы не Гитлер, мы бы тоже на охоту сходили… — закончив набивать трубку, Сталин с мечтательным выражением на лице несколько раз затянулся, окутавшись клубами табачного дыма. Берия терпеливо ждал, ничем не выдавая своего настроения. Он-то знал, что охоту Иосиф Виссарионович любил не слишком сильно, чтобы так из-за этого расстраиваться.
— Да, еще разберись, как получилось, что ни при приеме в кандидаты в члены партии, ни при проверке твоим наркоматом их не раскрыли.
— Уже разбираемся, товарищ Сталин. Хотел доложить, когда получу полные результаты. Предварительно — в первом случае чистая халатность. Анкеты подшили, не проверив записанных в них сведений. Мне доложили, что при внимательном чтении сразу обнаруживались несоответствия и даже фактические ошибки. Оригиналы моим ведомством изъяты, в дела вшиты правильно заполненные копии, практически им соответствующие. Во втором случае вина моего наркомата — при проверке не запрашивался архив НКО.
— Разберись, кто конкретно в партаппарате допустил халатность, передашь фамилии через Поскребышева. Так у нас скоро немецкие шпионы в партию вступать будут, в анкетах указав свои истинные данные. С работниками своего ведомства разберись своей властью.
— Слушаюсь, товарищ Сталин.
— И еще раз тщательно проверь силами своего наркомата, под любым прикрытием, легенду гостей. Нигде не должно быть не малейшей зацепки, ни малейшего сомнительного документа. Любой, самый подготовленный проверяющий должен видеть перед собой обычных советских людей. Никаких нестыковок, ты понял, Лаврентий? И никакой утечки. Ни противник, ни «союзники», ни наши люди даже в твоем наркомате не должны сомневаться ни в одной, самой ничтожной справке.
— Делаем, товарищ Сталин. В принципе они и сами неплохо замаскировались, при беглой проверке не обнаружишь. Мои работники сейчас так сказать дошлифовывают придуманные ими легенды, придают им полную убедительность.
— Хорошо, товарищ Берия. Именно так — нам нужна полная убедительность для любой проверки сведений об этих людях. Пусть даже сведения полученные от них, будут не всегда важны, уже один факт наличия параллельных миров, да еще настолько ушедших вперед от нас — информация чрезвычайной важности. К тому же у меня нет полной уверенности в том, что они именно из параллельного мира, а не прибыли из нашего будущего. Различия, отмеченные ими, могут объясняться просто плохими знаниями или забывчивостью гостей. Необходимо тщательно, используя все возможности проверить. Проверить, перепроверить и еще раз проверить. Не должно остаться никакого сомнения. Никакого и ни у кого.
— Понял, товарищ Сталин.
— Вот и хорошо. Теперь займемся делами, — и Сталин вызвал Поскребышева. Едва он появился в дверях, Иосиф Виссарионович коротко приказал:
— Приглашайте всех.
Очередное заседание Ставки началось с доклада о ходе наступления. Начальник Генерального Штаба генерал Василевский выглядел озабоченным и начал свое выступление с положения на Южном фронте:
— Наступление Девятой и Двадцать Шестой армий успеха не имело. Противник парировал удары, подтянув резервы. Отмечены части Четвертой танковой армии противника… Части Первой механизированной армии вовремя подойти не успели… Авиация использовалась неудачно и не смогла задержать резервы противника… Более успешно действовали войска Восемнадцатой армии, умелым маневром прорвавшие оборону противника севернее Ростова и ворвавшиеся на его окраины. По сведениям авиаразведки, противник поспешно эвакуируется из Ростова-на— Дону.
Поднявшийся со своего места Сталин прошелся вдоль стола, все больше окутываясь табачном дымом, потом внезапно остановился и спросил:
— А что дэлает представител Ставки, товарищ Жюков? Или он отстранился от помощы местным товарыщам?
— Товарищ Сталин, Жуков докладывает, что генерал Кирпонос не справляется с управлением фронтом…
— Он чито, туда просто наблюдат направлен? Мии направили его, чтобы он помогал товарищу Кирпоносу, а он вмэсто помощи шлет нам донэсения? — Иосиф Виссарионович зло осмотрел присутствующих, потом резко затянулся и выдохнул клуб дыма, на время скрывший его лицо. В наступившей в кабинете полной тишине слышны были только его легкие шаги:
— Ест мнэние, что товарищ Кирпонос не справляэтся со столь сложным выдом боевых дэйствий, как наступление. Ест мнение, что его надо заменит на товарища Жюкова. У кого будут возражения?
Молчание в кабинете стало почти физически ощутимым.
— Возражений нэт? Продолжайтэ, товарищ Василевский.
— На направлении главного удара Юго-Западного фронта частями Десятой и Второй механизированной армии разбиты первая и седьмая румынские пехотные дивизии, нанесены большие потери сто восемнадцатой немецкой пехотной дивизии. Введенные в прорыв части Второй механизированной армии продвинулись на пятьдесят километров и вступили в соприкосновение с частями сорок восьмого танкового корпуса противника…
Нет, ну и как теперь воевать, а? Никуда не лезь, сиди в штабе, на рекогносцировку лишний раз не выезжай, ближе полукилометра к фронту не приближайся… Вашу мать, я офицер или институтка?! Должен же я свою бригаду в бой водить, ё…! Неет, точно пожалуюсь самому товарищу Берии… или Сталину… ну, в общем, кому-нибудь повыше. Это же издевательство выходит, бл.., а не фронт. Сидит, понимаешь, этот Петя Кактусов и никуда не выпускает, даже на «Рыжем».
А тут, черт бы его побрал, кризис очередной. Немцы опомнились и против нас свой танковый корпус бросили. Усиленный, ё..ть. Две немецкие и румынская танковые дивизии, моторизованная дивизия, да еще и моторизованный полк эсэс, как разведка сообщает. Конечно сообщения разведчиков на два обычно делить надо. Ну, на полтора в крайнем случае. Но судя по всему, сейчас они не сильно ошиблись. Андрей ко мне чернее ночи приехал. Его передовой отряд сильно потрепали, да и одну из танковых бригад тоже. К тому же по донесениям выходит, что немцы опять тяжелые танки в бой пустили. Говорят и четвертому мехкорусу досталось.
Ну, посмотрим. Сейчас мои на позиции выходят, отступающих пропустят и тогда посмотрим, чье дуло ширше. Ничего, танковые засады мы отработали на отлично, местность здесь знакомая по прошлой жизни, разве что деревень поменьше. Поглядим, что там за звери с двух километров наших в лоб бьют. Т-34 может и бьют, а вот с КВ-5 обломятся. У нас «сотка» не хуже, чем их «восемь-восемь», если не лучше.
Тэкс, вот и первые донесения. Ну, тевтоны, рога на касках мы вам слегка обломили, ага. Олегович со товарищи ловко их прямо под пушки наших засад вывел. Они, конечно, заподозрили что-то, но все равно попались неплохо. Судя по донесениям полк, как минимум, мы потрепали. И вообще, даже контратаковать бы могли, если б не подошедшие немцам подкрепления. Ага, вот и тяжелые танки отметились. Необычное что-то. Если судить по донесениям, монстры натуральные. Так, скорость на глаз километров десять… пятнадцать, лобовая броня нашими сотками на километре не пробивается! Ну и ну. Сколько же там, интересно? «Отмечено три попадания без ущерба для противника». Очень интересно. Зато «зверобои» с ними справляются, судя по всему. Один подбили и один загорелся, тэкс. На сближение не пошли, вышли из боя задним ходом, еще чудесней. А пушка получается вроде нашей стодвадцатидвухмиллиметровой, ничего себе. Тогда, судя по всему весить-то они должны… насколько помню, обычный «тигр» где-то под шестьдесят тонн, «королевский» под шестьдесят с лишком, кажется шестьдесят восемь. Тогда эти «динозавры» под семьдесят пять должны быть, судя по всему. Хе, так у них проходимость не очень и скорее всего запас хода маловат.
Итак, суммируем, что известно. Ну, вот и авиаторы подоспели. Хорошо, что здесь в задачи авиации коррективы хорошие внесли и разведка одной из важнейших задач считается. Тэкс, значит эти «монстры нарочитые» здесь ползают, а здесь и здесь мы изрядно фрицам морду почистили. Что ни говори, а пятьдесят семь мымы против танков, да еще в самоходном варианте — «смерть врагу». Правда в буксируемом варианте часто еще «песец расчету» добавляют, но у нас в основном именно самоходки. А в засаде они даже лучше танков, не зря немцы всю вторую половину войны самоходки в основном и выпускали.
Так, значит отсюда первый батальон, сюда мотострелки с танками ударят. Тут вот как раз остатки андреевой танковой бригады сосредоточились. Отлично, поддержат нас.
— Как считаешь, Егорыч, пора?
— Пора, товарищ полковник. Пока они ошеломлены.
— Тогда радист, давай «Тишь» циркулярно!
Вот и сигнал на контратаку прошел. Хорошо, новые рации с расширенным диапазоном идут, да и кварцы у них получше прежних, частоту стабильно держат. Слышал мельком, вроде Лосев какой-то разработал новую технологию. Знакомая фамилия, но где читал, не помню. Но спасибо за отличную работу сказать бы не мешало. Теперь немцам наши переговоры сложнее подавить. Впрочем, учатся они быстро…
Посмотрим, посмотрим. Понятно.
— Егорыч, седьмого сюда направь. Тут явно кризис намечается. А по этой точке пусть наши соколы вдарят. Вызови семнадцатого и передай, чтобы срочно.
Во, наши сталинские соколы тоже не лаптем щи хлебают, оказывается дежурство в воздухе наладили. Сразу проштурмовали фрицев.
— Что сообщают? Порвали как тузик подушку, только пух и перья летят? Передайте клером «Молодцы! Вашим ударом уничтожен усиленный танковый батальон».
— А зачем в открытую? Немцы же перехватят.
— Ну, товарищ майор, пусть перехватывают — лишь бы боялись.
К вечеру все части армии продвигаются вперед. Только моя бригада застряла. «Держим за гачи» окруженную группировку противника. Да, один из «монстров» немцы бросили. Подорвали, правда, и все что успели, демонтировали, но все равно интересно посмотреть будет.
— Собираемся, сейчас поедем.
Да, вот это дурааа! Видимо лавры КВ-2 покоя немцам не дают. Какая-то помесь «тигра», «пантеры» и «мауса», бл… Ствол точно миллиметров сто двадцать восемь, длиной под сорок с лишним калибров, похоже, башня как у «пантеры», но намного больше. Подвеску посмотрел и про себя рассмеялся — вспомнил анекдот про подравшихся в «бирштубе» танкистов с летчиками, ага. Кникамп родимый. Вот ремонтникам работы! Особенно если учесть, что этот «тигр» побольше нашего будет. Кстати, а ведь тогда и меньше их построят, это в принципе неплохо.
Но зверь страшноватый получился, да. Тридцатьчетверкам с такими трудно будет сражаться. Хотя, что там «тридцатьчетвертые» и моим «ворошиловым» не легче будет. Это хорошо, что мы их сейчас контратаковать заставили и на этом поймали. А если они нас из засады долбать начнут?
— Что там, лейтенант? «Воздух»? Всем укрыться!
Да, самая страшная бомбежка — та, что еще не кончилась. Похоже, немцы решили останки танка разбомбить, чтобы нам ничего серьезного не досталось. Но мажут, черти, мажут. Ох, бл.., больно как! Кажется, осколок, по касательной…
«Когда Гитлер узнал о провале контратаки танкового корпуса, ярость его не имела границ. Повернувшись к фельдмаршалу Кейтелю, который ведал вопросами, связанными с поддержанием дисциплины в вооруженных силах, он закричал: — Сейчас же пошлите за командиром корпуса, сорвите с него погоны и бросьте в тюрьму! Это он во всем виноват!
Командира корпуса, опытного танкового генерала Гейма, суд под председательством Геринга приговорил к тюремному заключению.
К. Цейтлер „Вторая мировая война. Воспоминания“. Берн, 1958 г.»
— Харашо, товарыщи, все свободны. Товарыщ Берия, задержитэс, пожалуйста.
Мягко ступая по ковру, Сталин прошел вдоль стола и сел на одно из боковых сидений. Трубка погасла, но он и не пытался ее разжечь снова, лишь прошептал что-то неодобрительное себе под нос.
— Садись, Лаврентий. Что скажешь? — вождь перешел на грузинский.
— Товарищ Сталин, извините, не понял вопроса, — тоже перейдя на грузинский, ответил, садясь напротив, Берия.
— Не понял он. Что с этим, как его, …? — вождь сделал вид, что вспоминает фамилию.
— С Ивановым, товарищ Сталин? — волнения и легкого испуга в голосе наркома не заметил бы никто. Никто, кроме Сталина. Лучшая лесть — та, которую не видно.
— С ним, да.
— Нормально с ним, товарищ Сталин. Контужен, но, по сведениям докторов, завтра — послезавтра будет в норме. Перевезен в Москву.
— В Москву. Понятно. А что там за кошка?
— Это…, — вот тут нарком действительно слегка смешался: — Это его вроде как талисман, товарищ Сталин. Он попросил взять ее с собой. Вот мои подчиненные и взяли.
— Талисман, говоришь. Это наши гости такие суеверные, что ли?
— Кажется да, товарищ Сталин. Но просил он, будучи в полубессознательном состоянии…
— Ладно, я понял. Говоришь, медики обещают послезавтра его выписать?
— Не выпишут, товарищ Сталин. Но на встречу с вами приехать он сможет.
— Хорошо, если так, на послезавтра запланируйте встречу. Вечером, в двадцать ноль ноль. И все же — как он попал в такую ситуацию? Почему наши истребители немцев не перехватили?
— Товарищ Сталин, мы провели расследование. Немцы связали боем и ложными атаками наше истребительное прикрытие на этом участке фронта и, пользуясь сумерками, а также отсутствием полноценной системы постов ВНОС, пролетели к точке, в которой оставили поврежденный новейший сверхтяжелый танк «Тигр», с целью его уничтожения. Так совпало, что товарищ Иванов как раз в это время приехал для осмотра танка.
— Совпало, да. Что-то много совпадений во всей этой истории. То вдруг твой сотрудник с гостями сталкивается, то товарищ «Белый» документы получает, что они компромат на него готовят, но его диверсанты, как последние идиоты гибнут, то их бригада вовремя подкрепление получает. Проверить надо, да? Твои эксперты что говорят?
— Пока ничего, товарищ Сталин. Изучают.
— Изучают, изучают. Им дай волю, они всю жизнь только будут изучать и изучать. Поторопи. А с товарищем Ивановым…
Сталин встал, прошел вдоль стола к своему стулу, взял лежащую там пачку «Герцеговины Флор», не торопясь вернулся и сел на прежнее место. Достав несколько папирос, он их аккуратно разломил, набил трубку, раскурил. Все это время Берия сидел с невозмутимым видом восточного божка.
— С товарищем Ивановым… — вождь выпустил из трубки клуб дыма: — Он ведь у нас инженер… Поэтому решим так. Из госпиталя его увезите в санаторий. В ваш, в Кратово. Там и лечите, и расспрашивайте. Если инженер, должен многое нам по технике рассказать, да. Расспросите по технике, остальные вопросы не забывайте. Но техника, ее развитие, если помнит, то технологии — это важно. Особенно по проекту «Энормоз». Послезавтра я с ним побеседую. На даче.
Вождь опять встал, жестом усадив на место пытавшегося встать Берию. Опять сходил к своему месту, сел и начал выбивать и чистить трубку.
— Теперь с товарищем «Белым». Его слишком много народу поддерживает. Кто по идейным соображениям, кто по глупости, кто из карьерных соображений. Партийные работники, да. Большевики. Как будто товарищ Сталин не большевик. Несмотря на военное время, можно спровоцировать сильнейшее недовольство. В твоем ведомстве тоже встречаются такие. Поэтому будешь использовать только проверенных людей. Варианты решения разработал?
— Разработал, товарищ Сталин. Из-за указанных вами трудностей открытый путь решения проблемы невозможен. Поэтому решено применить вариант героической гибели от рук противника. После же гибели всплывет факт наличия в ближнем окружении шпиона, который используем как предлог для тщательной проверки окружения и знакомств товарища Хру… — заметив недовольную гримасу на лице вождя, Берия осекся: — … товарища «Белого».
— Хорошо, Лаврентий. Но неосторожно. С «норой» все проверили?
— Проверили, товарищ Сталин. Все как рассказал товарищ Мельниченко. Сейчас аппаратуру изучаем, саму «нору». Пока неясно, чья инициатива. Но найдем, товарищ Сталин.
— Найдете? Хорошо, если так. Только надо не просто найти. Надо объяснить, нетоварищам, которые это сделали, что записывать переговоры товарища Сталина нехорошо. Так объяснить, чтобы никто больше этого даже мысленно не хотел. И еще. При проверке связей по делу товарища Белого не перегибайте. Второго тридцать седьмого, особенно сейчас, нам не надо. Я знаю, — Сталин снова начал набивать трубку: — что органы ты от ежовских выкормышей почистил. Но соблазн большой, понимаешь? Так что все тщательно проверяй. Соблазн сделать карьеру на ложном деле очень большой, да.
— Понимаю, товарищ Сталин и приложу все усилия.
— Хорошо, Лаврентий. Дела, которые товарищ … «Белый» открыл, постарайся перепроверить и посмотреть. Но это уже не срочно. Давно было, сейчас поздновато исправлять. Еще что по показаниям товарища Мельниченко?
— Проверили сведения о Генерале. У НАС он практически там же воюет. Армия никак не может немцев сдвинуть на несколько километров. Возможно, подозрения товарища Мельниченко и верны. Но полной уверенности у моих работников нет.
— Нет полной уверенности говоришь? Тогда не будем пока ничего расследовать. Переведем товарища Генерала на Камчатку. Пусть поближе с союзниками отношения налаживает. А твои люди должны у него понемногу иллюзию создавать, что мы уверены — после войны американцы будут основной силой и мы будем вынуждены с ними как со старшими партнерами договариваться. Пусть постараются и тщательно его реакции отслеживают. Боюсь, корешок это. Причем корешок не только не выкорчеванный, но и настолько скрытый, что без дополнительных сведений мы его просто пропустили бы. Еще что?
— С «Огородником» что делать будем, товарищ Сталин?
— Пока ничего. Я запрещаю его трогать. Временно, Лаврентий, временно. Пусть воюет.
«Из сообщения Совинформбюро: Оперативная сводка за 23 ноября 1942
В последний час.
НАСТУПЛЕНИЕ НАШИХ ВОЙСК ПРОДОЛЖАЕТСЯ!
В течение 23-го ноября наши войска, продолжая наступление, в северо-западном направлении прошли до 30 километров и заняли гор. Миллерово, гор. Ворошиловград и местечко Кантемировка. В результате наступления войсками Красной Армии западнее Ростова-на-Дону в боях за 20 — 23 ноября разгромлены немецкие 49-й горнострелковый корпус, дивизия СС „Викинг“ и 16-я танковая дивизия.
К исходу 23-го ноября количество пленных увеличилось на 11 тысяч, и теперь количество пленных составляет 24 тысячи.
Всего захвачено трофеев к исходу 23-го ноября: орудий — 557, автомашин — 2.826, железнодорожных вагонов — 1.200, пулемётов — 2.625, самолётов исправных — 32, танков исправных — 35 и большое количество ручного оружия и боеприпасов, пока еще не учтённых.
Уничтожено: самолётов — 70, танков — 157, орудий — 186.
За 23-е ноября противник оставил на поле боя до 12 тысяч трупов солдат и офицеров».
Ни фига себе, съездил на охоту! Поохотился, бл.., называется. Прямо на дачу товарища Сталина попал. Ну, дача не слишком и роскошная. Во времена СССР у простых секретарей райкома и то круче бывали. Так, двухэтажное здание, внутри стены деревом или фанерой отделаны «под соломку», мебель простая. А вот и сам товарищ Сталин. Хм, не ожидал, не ожидал. Сидит, понимаешь, трубку чистит, меня словно бы и не замечает. Психолог, ё…ть. Я даже расслабился слегка. Но тут он голову поднял. ЁЁЁ, меня словно током ударило! Такой взгляд! Я невольно вытянулся по стойке смирно и докладываю:
— Товарищ Верховный Главнокомандующий! Гвардии инженер-полковник Иванов по вашему приказанию прибыл!
А он привстал, улыбнулся и иронично так говорит:
— Оглушыли, товарыщ полковник, оглушыли. Здравствутэ и давайте бэз чинопочитания, мы с вами нэ на службе сэйчас. Прохадыте, товарыщ Иванов, садитес.
Невольно прохожу вперед строевым шагом, сажусь за стол. Хм, а похоже обеденный. Если память мне не изменяет, эта комната — малая столовая. Сталин смотрит на меня с ироничной улыбкой, но молчит. Первые же его слова вообще вгоняют меня в ступор:
— Товарыщ Иванов, ви к писатэлю Бушкову как относитэс?
Остолбенело смотрю на неторопливо набивающего трубку Сталина и мучительно пытаюсь скрытую подоплеку вопроса. Бушков? Причем он здесь и сейчас? Наконец выдавливаю из себя:
— Фантаст, товарищ Сталин. Хороший писатель.
— Фантаст, говорытэ? А историчэские книги тожэ писал?
— Скорее художественно-исторические, товарищ Сталин.
— Понятно. Скажытэ, товарыщ Иванов, а БОМБА, — Сталин явно выделяет слово, почти декламирует его: — по вашему мнению нам нужна?
Да, понять логику размышлений вождя мне не суждено. Такой переход, ага. Стоп, подумаем. Черт, кажется, Андрей свои любимые книги пересказал, про Ледяной трон Сталина. Вот ведь бл..во, не помню, что там написано было. Читал давно и без интереса. Но, похоже, что-то Иосифа Виссарионовича зацепило, ага. Но бомба тут причем? Мысли скачут и сталкиваются в моей голове, как стадо испуганных баранов во время нападения волчьей стаи. Тэкс, успокаиваемся, ну! Больше пули не дадут, дальше фронта не пошлют.
— Бомба, товарищ Сталин, без средств доставки ничего не стоит. Поэтому если есть возможность необходимо решать проблему комплексно, создавая носители межконтинентального радиуса действия.
— Значит, вы считаете, что дружба с Северо-Американскими Соединенными Штатами после войны невозможна? Даже с учетом наших знаний и возможности «воздействия» на отдельных лиц в руководстве?
— Считаю, товарищ Сталин, невозможна. Они все равно будут рассматривать нас, как противника. Мы…, наша страна единственный геополитический соперник, мешающий их планам управлять всем миром. И никуда от этого не деться, товарищ Сталин.
-Геополитика… Вы в нее верите, товарищ Иванов?
Интересно, что беседа уже настолько меня увлекла, что я не замечаю акцента в словах Сталина, не обращаю внимания на его манипуляции с трубкой и на его реакцию на мои слова.
— Я помню, что ее считают лженаукой, товарищ Сталин. Но ведь в ее основе — объективная реальность: земная поверхность и распределение на ней ресурсов. А постулаты и выводы — это уже от взглядов ученых зависит.
— Интересно. Мы подумаем над вашими словами. Скажите, товарищ Иванов, вы как отнеслись к контрреволюционному перевороту и распаду СССР?
— Честно говоря, товарищ Сталин, все прошло так стремительно, что я даже не успел своей точки зрения выработать. Потом уже, когда ясно стало, к чему все это привело, понял, конечно. Но было уже поздно, да и простое выживание больше заботило. Но вообще, скажу, что считаю это событие самым большим горем в своей жизни. Одно утешает — не пришлось присяге изменять и приносить новую «незалежной Вкраине», я уже уволился к тому времени.
— Скажите, а по вашему мнению, большинство народа одобрило переворот или просто пассивно его приняло?
— Не знаю, товарищ Сталин. Мне кажется, что большинство не восприняло его всерьез, считая просто очередным переделом власти между начальниками. Да и предыдущая политика руководства СССР, засилье партократии, застой в жизни, усиленное прививание иждивенческих настроений, постепенно привели к падению интереса народа к политической жизни. Многие действительно пассивно ждали, что будет дальше. Теперь очень многие сожалеют…
— Осознали, к чему все это привело?
— Может и не осознали, товарищ Сталин, но что так жить нельзя уже доходит. Капитализм от иллюзий избавляет качественно. Хотя конечно, национализм многим глаза застилает. Особенно в западных областях Украины.
— Да, я читал… Хорошо, товарищ Иванов. Я вас понимаю, вы все же больше инженер, чем политик. Вот скажите, вы упомянули, что ставка на повторение Второй Мировой себя не оправдала. То есть вы считаете, что наращивание обычных вооруженных сил в пятидесятые годы было ошибкой?
— Не думаю, товарищ Сталин. Мы вынуждены были создать противовес их бомбе. Именно наша возможность быстро захватить Западную Европу компенсировала наличие у них стратегической авиации и бомб. Но в долгосрочной перспективе — да, это привело к перекосу в развитии нашей экономики, ее чрезмерной милитаризации.
— То есть вы считаете, что товарищ Хрущов был прав?
— Частично прав, товарищ Сталин. Сокращение вооруженных сил было необходимостью. И еще … Я считаю, что проект создания бомбы, стратегического бомбардировщика и ракет необходимо начинать разворачивать уже сейчас.
— Вы подумали, сколько все это будет стоить? И сколько ресурсов придется отвлечь от неотложной работы на войну?
— Честно говоря, товарищ Сталин, не думал. Но опоздание сейчас приведет к еще большим расходам потом, когда мы будем догонять.
— Понимаю, да. Нам придется одновременно восстанавливать разрушенное, содержать войска для создания угрозы Западной Европе и разворачивать эти проекты. Вы правы, товарищ Иванов. К сожалению, не все товарищи в руководстве это понимают. Но нам придется им это объяснить. А по ракетам вы можете дать более подробные сведения?
— Постараюсь, товарищ Сталин. Что вспомню.
— Это хорошо. Вы не устали? Предлагаю прогуляться немного, пообедать, а потом продолжить разговор.
Погуляли, блин. Не зря, как говорится, свежим воздухом подышали. Иосиф Виссарионович из меня всю подноготную своих детей вынул, а потом по Хрущу и остальным «товарищам по партии» расспросил. До последней капли выдоил. Умеет же расспрашивать, черт побери. И чего это он Хрущева сам не расколол? Может в драку с партийной номенклатурой лезть не хотел или не мог?
В общем, погуляли мы, пообедали, товарищ Сталин еще немного меня по военному делу и истории порасспрашивал. Как мне показалось, ему еще история с русификацией названий и тем, что «Россия — родина слонов» понравилась.
Ну, а потом отправили меня назад в Кратово. На «паккарде», ага. Симпатичная машина. Мне вообще дизайн тогдашних машин больше нравится. Современные какие-то слишком функциональные.
Хе, стресс я выходит все-таки заработал от встречи, раз о таких пустяках думать начал. Ладно, лишь бы на пользу все мои рассказы пошли.
«Наступление в излучине Дона началось 19 ноября 1942 года. […] Юго-Западный и Южный фронты сомкнули кольцо окружения немецко-фашистских войск в районе г. Ворошиловград(?). Успешное осуществление операции по окружению в районе крупной, наиболее активной немецко-фашистской группировки резко изменило обстановку на всем южном крыле советско-германского фронта в пользу Красной Армии. Из пяти немецких армий, действовавших на этом направлении, три, в том числе две лучшие — 6-я и 4-я танковая, были для врага потеряны. Советские войска захватили инициативу в свои руки. Перед ними стояла задача — быстрее ликвидировать окруженного в придонских степях врага и одновременно развить наступление в направлении на Харьков и Херсон.
„История Великой Отечественной Войны Советского Союза“, т.3, М, 1965 г.»
— Итак, Георг, вы не можете сказать, что случилось с вашим источником?
— Так точно, господин полковник. Он неожиданно замолчал накануне наступления большевиков. Посланный курьер просто исчез и ни один источник не смог найти данные о нем. Вчера большевики сообщили о гибели во время бомбардировки передовых частей наступающих войск противника нашими доблестными люфтваффе его шефа со свитой, — майор Данкль, вызванный своим начальством старался выглядеть удрученным, скрывая бьющую через край радость. Ему повезло, большая часть штаба группы армий «А» осталась в кольце русских войск. Если бы не вызов в управление по поводу провала операции, он тоже мог быть там, в заснеженной степи, среди разрушенных поселков, под градом русских бомб и снарядов.
— Наши аналитики проверили последние донесения «Вайса» и считают, что он работал под контролем русских. Они передавали через него очень качественную дезинформацию.
— Не думаю, Фриц, что он стал бы работать под контролем. Вы уже ознакомились с его досье? Он фанатично ненавидел как большевиков, так и англичан с французами. Первых за «разрушение Российской империи», а вторых «за предательство русских патриотов». Именно поэтому он с нами и работал.
— И все же, все переданное им накануне наступления — дезинформация. Причем очень грамотная и хорошо маскирующая истинные цели русских, — полковник Кребс смотрел на своего собеседника обличающим взглядом.
— Да, я тоже начал понимать это после начала наступления русских. Кажется они все таки раскрыли «Вайса» и сумели дезинформировать его. И связано это скорее всего с действиями его шефа. Особенно с неудачей нападения на командира тяжелой танковой бригады.
— Так. Будем исходить из этой гипотезы, — полковник слегка смягчил строгость тона и взгляда: — Иначе получается, что ваш агент был «подсадной уткой».
— Не может быть, Фриц. Он слишком давно на нас работал и ни разу не давал стопроцентно ложной информации. Были конечно ошибки, но в целом…
— Вот именно, — полковник окончательно успокоился и жестом предложил Данклю закурить: — Поэтому операция «Рот-Вайс» считается закрытой с пометкой «Ввиду гибели агента». Вас же ждет Берлин, ваш бывший шеф хочет видеть вас в своем отделе.
— Спасибо за новости, Фриц, — несмотря на всю подготовку, Данкль не смог полностью скрыть своей радости. Да, Берлин, управление диверсий — это не дикая Россия.
— Не за что, Георг. Благодаря фон Лахузену, вы вернетесь в культурную Германию, а нам придется прозябать в этой варварской стране.
— Но зато вы находитесь на передовом крае борьбы с большевиками и можете рассчитывать на более быстрое продвижение и награды, — произнес Данкль вроде бы абсолютно искренне.
— Да, можем. А можем закончить, как генерал Гейм. Вы же знаете его историю, Георг.
— Гейм? Конечно слышал, Фриц. Но это же не показатель. Ему просто дважды не повезло. Если бы не смерть фон Рейхенау, — оба абверовца замолчали, очередной раз вспоминая череду событий, связанных со смертью Рейхенау.
Опытный генштабист, Гейм был не просто начальником штаба шестой армии, прозванной «покорительницей столиц». Он фактически руководил армией, командующим которой был Вальтер фон Рейхенау. Многие, еще сохранившие остатки прежних понятий о чести офицеры кривились, слыша об этом командующем, ревностным исполнителем «приказа о комиссарах», чьей любимой забавой был расстрел пленных во время попоек на лоне природы. Но ничего не проходит даром, так и Рейхенау поразил «паралич с поражением центральной нервной системы». При доставке Рейхенау в госпиталь, самолет на котором его везли потерпел аварию и он погиб.
До назначения командующим армией фон Паулюса, Гейм исполнял обязанности командующего и должен был после прибытия нового командующего убыть в Берлин. На его должность назначили генерала Шмидта, известного не своими военными талантами, а фанатичной преданностью нацизму.
Оба абверовца практически синхронно улыбнулись, понимающе глядя друг на друга и вспомнив, что сказал по этому поводу Паулюс:
— Очевидно, чтобы я не свихнулся, ко мне решили приставить идейную гувернантку… Неужели и полковник Баграмян тоже водит маршала Тимошенко на политических помочах? Мне, как и Блюхеру, необходим только Гнейзенау.
Паулюс и уговорил Гейма принять командование над усиленным сорок восьмым танковым корпусом, упирая на его умение вести дела с румынскими союзниками.
— Помнится, Гейм не раз предупреждал о возможности русского контрудара и неблагоприятном для нас начертании фронта, — заметил Данкль. В ответ его собеседник лишь молча вздохнул.
На заснеженной опушке леса появились несколько фигур лыжников, одетых в белые маскхалаты. Не опасаясь никаких неприятностей, видимо внимательно все до этого проверив, они устремились к небольшому сугробу характерной формы, в некоторых местах которого из-под снега блестели явно металлические детали. Обежав сугроб и внимательно изучив его состояние, лыжники разделились на несколько групп, две из которых заняли оборону на противоположных концах поляны, прикрыв этот участок с двух направлений постами. На постах развернули два АГС, что для постороннего наблюдателя стало бы явным доказательством принадлежности группы к осназу НКВД. Оставшиеся у сугроба, помахав руками кому-то в лесу, начали осторожно откапывать и обметать заваленный снегом предмет. Снег исчезал и становилось ясно, что под ним скрывается нечто необычное. Автомобиль, по виду похожий на увеличенный «козлик» ГАЗ-64, хотя и сильно обгоревший, простоявший под открытым небом явно не один месяц, все равно выглядел внушительно. Один из откапывающих отошел в сторону и вытащил из рюкзака портативную немецкую «лейку» . Сделав пару снимков работающих и самого артефакта, он попросил всех отойти и сфотографировал полуоткопанную машину с нескольких направлений. Работа продолжалась долго, снег внизу слежался, к тому же кое-где попадались ледяные наросты, образовавшиеся при перепадах температур и прикрытые снежным покровом. Их старались счищать осторожно, чтобы не повредить и так ослабленные огнем детали.
Полностью откопанную машину, стоящую среди снега, сфотографировали еще раз. Один из откапывающих подал сигнал и из леса появились несколько саней. Остальные в это время приступили к разборке машины, вытаскивая из нее всё — сгоревшее и несгоревшее, открыв и багажник и мотор. Как ни странно, в багажнике сохранилось довольно много вещей, вызвавших хотя и не слишком афишируемый, но подлинный интерес у лыжников. Все собранное грузилось на сани, которые сразу после заполнения отъезжали под прикрытие деревьев. Наконец, собравшись вместе и вызвав подмогу от постов, они аккуратно вытащили мотор и погрузили на последние сани. Туда же добавили и несколько срезанных в разных местах корпуса деталей. Осмотрев еще раз место, старший подал сигнал к эвакуации.
На поляне остался сиротливо стоять голый ободранный скелет — корпус, уже мало напоминающий даже те обгоревшие и полуразвалившиеся остатки, которые до того скрывал снег. А уж идентифицировать по оставшемуся, что за машина тут была, смог бы наверное только господь бог. Даже при внимательном осмотре можно было понять только одно — это был легковой автомобиль.
Тиха украинская ночь! Тиха, да не очень. Если вслушаться, то среди звуков зимнего ночного леса можно расслышать посторонний, явно механический шум. Моторы заходящего на посадку Ли-2 шумели знакомо для встречающих. Да, в отличие от завывающих «убью, убью» звуков немецких самолетов, наши работали более мягко. Ориентируясь на свет костров и керосиновых фонарей, двухмоторный изящный авиалайнер, в девичестве американский Дуглас ДС-3, получивший свое советское наименование по фамилии главного инженера завода, выпускающего эти самолеты по лицензии, Лисунова, вышел на посадочную глиссаду. Опытные летчики, не раз летавшие за линию фронта, стремились как можно быстрее зайти на посадку, опасаясь появления немецких ночников, охотившихся за нашими самолетами.
— Ну вот и мы, — расстегивая шлем, просто сказал Степан Семенович Запыленов, командир экипажа.
— Ну и отлично, как часы, — с шутливой интонацией ответил ему командир партизанского отряда, бывший сержант РККА Ивакин: — Быстрее разгружаемся и помогаем грузиться гостям! — скомандовал он окружившим вестника с Большой Земли партизанам.
Построившись цепочкой, партизаны быстро передавали друг другу зеленые деревянные ящики, осторожно укладывая их в стоящие неподалеку сани или сразу унося в выкопанный неподалеку схрон. Едва они успели разгрузить привезенное, как началась погрузка. Опять те же ящики, какие-то замотанные в ветошь или мешки предметы и последнее — нечто громоздкое, габаритное, аккуратно закутанное в мягкий авиационный брезент, с торчащими в самых неожиданных местах выступами. Его грузили осторожно и дольше всего. После загрузки на борт самолета поднялись еще трое сопровождающих. Взревели моторы, самолет, развернувшись, пробежался по укатанному снегу и, медленно набирая высоту, исчез в темном ночном небе. Сейчас же десятки людей принялись маскировать полосу, устанавливая в заранее намеченных местах сухие ветки кустарников и даже целые деревья, так, чтобы с воздуха поляна выглядела простым редколесьем.
Тем временем самолет, набирая высоту, устремился на восток, к неблизкой линии фронта. Полет протекал без неожиданностей, но к фронту самолет подлетел практически к рассвету. Казалось бы, экипаж должны был волноваться, плохо вооруженный (один УБТ, несмотря на крупный калибр — не защита) и не слишком скоростной транспортник при дневном освещении не имел никаких шансов уцелеть, встретившись с «мессерами». Но этому рейсу уделялось слишком большое внимание наверху и неподалеку от линии фронта борт встретили два звена истребителей. Одновременно советские ВВС на этом участке неожиданно нанесли удар по аэродромам, позициям полевой и зенитной артиллерии. Так что люфтваффе было не до одинокого самолета, пусть и охраняемого целой эскадрильей истребителей.
Очередной рейс самолета сто десятого полка к партизанам завершился успешно.
Рассматривая в бинокль заснеженную равнину, на которой поспешно окапывались бойцы одной из его мотострелковых бригад, Андрей внезапно ощутил, что все это он уже видел. Заснеженная всхолмленная равнина с несколькими рощицами голых по зимнему времени деревьев, несколькими оврагами и время от времени поднимаемой на ней ветром поземкой. «Де жа вю», — подумал он и вдруг вспомнил: — «Горячий снег». Книга, а позднее фильм. Да, а теперь он почти как командующий армией из той книги готовит оборону против того же Манштейна. Андрей опустил бинокль и повернулся к стоящим у стола с картой и что-то тихо обсуждавшим начальнику штаба и комбригу.
— Кажется, успеваем, товарищи командиры, — сказал Андрей и, машинально погладив по голове сидящего рядом Ленга, подошел к столу.
— Мы — да, товарищ генерал, а вот танкисты задерживаются, — озабоченно сказал Калошин, одновременно прикидывая что-то на карте. Комбриг лишь молча кивнул и озабоченно повернулся в сторону входа. Только что вошедший сержант поспешно откозырял и, смотря на Мельниченко, спросил:
— Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться к товарищу подполковнику?
— Обращайтесь, — Андрей машинально ответил, продолжая рассматривать карту. Да, к позициям его корпуса рвалась сила. Нет, даже так — СИЛА. Все танковые части, которые сумели вырваться из котла, спешно организованные генерал-фельдмаршалом Манштейном в танковую армию, перли сейчас броней и железом на позиции его мотострелковых бригад. А танкисты запаздывали, слишком плохие дороги, да и с газойлем перебои.
Бл…, тут поневоле вспомнишь приказ «Стоять на смерть». Что еще сделаешь? Ничего. Погода нелетная, да и будь она летной, немцы тоже не дураки, прикрыли бы наступающих истребительным зонтиком и зенитками. Зенитных самоходок из старых моделей танков они уже сейчас наклепали много, больше, чем в нашей реальности. Так что остается только стойкость. Ну и сюрприз в виде самоходно-противотанкового резерва и подтягивающихся танковых бригад. До их прихода надо задержать фрицев на берегах этого ручейка. Вот и долбят замерзшую землю, поглядывая запад, откуда доносился ослабленный расстоянием грохот боя, солдаты двух бригад, а впереди, вместе с отходящими стрелками, героически гибнет мотоциклетный батальон, вместо разведывательных налетов и быстрого отхода цепляющийся сейчас за каждый сантиметр степного пространства. Мотоциклетный батальон, рота танкосамоходного батальона и остатки стрелковой дивизии против танковой и моторизованной дивизий. Как говорится, почувствуйте разницу. «Бл…, ведь предлагал же сразу выдвинуть его корпус на это направление! Рано, разведка не обнаруживает никаких признаков подготовки наступления, противник ошеломлен нашим ударом и отходит, сейчас важнее внутренний фронт обороны, чтобы враг не вырвался. Стратеги, иху мать!» — злость искала выход, но на кого злиться? На командование бесполезно, на немцев бессмысленно. На войне, как на войне. Но если подумать, то героизм на войне, это в принципе, исправление чьих-то ошибок. Иногда сиюминутных, как в данном случае, иногда заложенных несколько веков назад, как в сорок первом. Андрей отвлекся на внезапно заволновавшегося Ленга и не сразу понял, что изменилось вокруг. И лишь спустя несколько мгновений до него дошло, что исчезло звуковое сопровождение — звуки отдаленного боя, создававшие фон всем действиям пропали, словно выключенные. «Вот и все», — успел подумать Андрей, когда резко зазуммерил телефон. Связист ответил, затем передал трубку Калошину. Поговорив, полковник подошел к Андрею, опять пытавшемуся разглядеть что-нибудь на заснеженной равнине.
— Товарищ генерал, прибыл армейский истребительно-противотанковый артполк. Я выдвинул три его батареи в противотанковый район номер три, как самый уязвимый, а две оставил во втором эшелоне.
— Правильно. Стой, а вот и наши похоже появились.
Но Мельниченко ошибся. Плохо различимые издалека мотоциклисты, мчащиеся по укатанной дороге, оказались немецким передовым отрядом. Только когда наше охранение их обстреляло и, бросив один подбитый мотоцикл, они откатились назад, Андрей понял, что ошибся. Ошибся, подспудно ожидая, что кто-нибудь из сражающихся впереди все же успеет уйти. Но в районе, просматриваемом с командного пункта, так и не появился никто. Позднее поступило донесение, что на участке тридцать третьей бригады вышли полторы сотни бойцов и три самоходки, все, что осталось от задержавших фашистов почти на день передовых частей. Но Андрею было уже не до того, вовсю шел бой.
Немецкие танки, угловатыми коробками вылезли откуда-то из-за холмов и, набирая скорость, поднимая снежную пыль, поползли вперед, огибая овраги. Они не стреляли, но в бинокль было видно, что то один, то другой из них ненадолго замирал, поводя стволом, словно обнюхивая пространство перед собой. Впереди железными монстрами ползло четыре огромных коробки. «Тигры» вдруг остановились, и залпом выстрелили. Кажется, немецкие разведчики успели таки засечь и основную линию обороны, столбы разрывов встали в опасной близости от капониров противотанковых орудий. «Тигры» двинулись вперед, но один из них внезапно замер на месте, скорее всего от какой-то неисправности. Отсановивишийся танк выстрелил, потом еще. Его постепенно обтекали танки второй линии.
Мельниченко отвернулся, разыскивая взглядом начальника артиллерии корпуса, но сказать ничего не успел. Правильно уловив момент, тот успел скомандовать, и сидящая у телефона связистка бросила в трубку короткую кодовую фразу. Андрей поморщился, как от зубной боли. Ну, просил же не брать ее с собой. Но если уж Елена Горобец чего-нибудь решила, то добьется наверняка. «Чистая пиратка», — отвлекшись на секунду, подумал про себя Мельниченко. В памяти промелькнули, словно кадры в кино, воспоминания о том, как они познакомились. Тогда, еще не совсем отошедший от встречи с наркомом и их разоблачения, Андрей согласился поехать в гости к прокурору фронта, ранее шапочно знакомому, подполковнику Горелик. Там он и встретил эту настойчивую «комсомолку, спортсменку и просто красавицу», эвакуировавшуюся из Харькова племянницу прокурора. Как то незаметно для себя он согласился принять ее добровольцем в корпус, тем более что она успела один год поучиться в техникуме связи. Теперь он мог признаться себе, что она ему понравилась.
Пока Мельниченко отвлекся, ситуация успела мгновенно измениться. Корпусной артиллерии с мотострелками было немного, всего две батареи тяжелых стопятидесятидвухмиллиметровых пушек-гаубиц на механической тяге — недавно полученных от промышленности «Ворошиловцах». И одна из этих батарей как раз открыла огонь по видимому с КП пространству. Среди маневрирующих, упрямо ползущих вперед черных коробочек танков внезапно вставали устремленные вверх фонтаны земли, обманчиво-неопасные издали, вставали, казалось, без всякого результата. Но вдруг один из танков встал, выбросив в небо из моторного отсека клуб черного осязаемо плотного дыма. В этот момент начала отвечать немецкая артиллерия, неподалеку от КП вздыбилась земля от разрывов тяжелых снарядов. Похоже, немцы успели развернуть дальнобойные пушки. Наша батарея перенесла огонь на артиллерию противника, а по атакующим отстрелялись бригадные батареи. Немцы в ответ обстреляли и их. Наши ответили. Над полем боя начала понемногу разрастаться медленная и неторопливая артиллерийская дуэль.
Однако немецкие танки продолжали ползти, теперь уже обстреливаемые противотанковыми пушками и пехотой. Казалось, еще немного и они ворвутся прямо на позиции бешено стреляющих противотанкистов, раздавив пехоту в ее неглубоких окопах, но внезапно под одним из обогнавших более медленные «тигры» танков взорвалась мина, перебив гусеницу и заставив его крутануться на месте. Тотчас же в танк влетели, рисуя траекторию трассерами, два бронебойных снаряда «сорокопяток». Один из них пробил таки бортовую броню и танк вспыхнул ярко-веселым бензиновым пламенем.
Андрей, то наблюдая за обстановкой, то отвлекаясь. Чтобы проанализировать обстановку по донесениям вместе с Калошиным, руководил симфонией боя, чувствуя невероятный подъем. Ему все удавалось, он непонятно откуда, знал, что в следующий момент предпримет противник и успевал перебросить резервы к местам возможных прорывов или отдать приказ на обстрел исходной позиции, либо на установку дополнительных минных полей подвижным саперным отрядом. Все немецкие атаки пока заканчивались неудачами, но и силы бригад таяли. Наступал тот самый критический момент боя, когда решалось, кто кого. И тут Елена передала ему трубку. О своем прибытии докладывали командиры танковых бригад. Даже не глядя на карту, как опытный шахматист, играющий вслепую, Мельниченко приказал:
— Противник атакует силами до … Положение на данный момент… Бригадам развернуться на рубеже и с ходу, без артподготовки атаковать противника во фланг …,— успев заметить восхищенный взгляд Елены, он отдал еще несколько приказаний и внезапно почувствовал, как устал. Но даже усталость не могла отравить радость правильно выполненной работы.
Немцы не прорвались, победа будет за нами.
Нет, на фронте, други мои, проще. Хочу назад, в свою бригаду. А тут воспоминаниями мучают. Даже гипнотизера привозили несколько раз, вот так. Не знаю, что я там под гипнозом наговорил, но и в обычном состоянии столько всего вспомнил, что самому удивительно. Точно кто-то из авторов писал, что человек ничего не забывает. Когда же тебя профессионалы расспрашивают, то вспоминаешь все, даже прочно казалось бы забытые мелочи. Вот и сегодня до обеда меня «расспрашивали», трое, мать их, профессионалов. Выжали очередной раз, как белье в стиральной машине, досуха. Теперь вроде отдых у меня, ага. Только вместо стенографистки сам всякие вопросы, которые вспомнил, записываю. Вот, сейчас сижу и пишу неожиданно всплывшие подробности из прочитанного когда-то доклада о положении дел в Чечено-Ингушской АССР во время войны, а заодно о поведении чеченцев после распада СССР.
«В республике было 38 сект, ведущих активную борьбу с советской властью, укрывающих немецких парашютистов и местных бандитов. В начале сорок второго года, при приближении фронта, в горах скрылись даже руководители райкомов ВКП(б), райисполкомов и председатели колхозов, всего, если я правильно запомнил, до восьмидесяти человек. При первой мобилизации из семи-восьми тысяч мобилизованных дезертировали 10%, при второй — из четырех с лишним тысяч около 360 человек, в январе сорок второго для укомплектования национальной дивизии удалось собрать лишь пятьдесят процентов личного состава. Всего в сорок четвертом году действовало 35 бандгрупп , всего около трехсот бандитов и около четырех тысяч человек, вроде бы прекративших бандитскую деятельность, но сохранивших оружие при себе, ожидая только прорыва немцев на Кавказ».
Интересно, многим ли отличатся положение сейчас? Немцы до Кавказа не дошли, но то, что они туда рвались, видно было даже по сводкам Совинформбюро. Если бы не упорное сопротивление Южного фронта и не непрерывная подкачка его резервами, то получилось бы точь-в-точь как в нашей реальности.
Да, не забыть отметить, что банды не брезговали грабежом соседних областей, пользуясь ослаблением внутренних войск. Так, что еще? Ну, вроде основное написал, теперь надо о неправильной политике по отношению к бандитам написать. Не надо было весь народ выселять. Достаточно было всех бандитов и пособников наказать по закону — дезертирам, бандитам и немецким пособникам — расстрел, а всем укрывающим, помогающим и тому подобное — лагерные сроки в соответствии с законом. Вот и все. А то, что после такого действия чеченцев в республике не останется — это уже их проблемы. Особенно если учесть их действия после распада СССР — грабеж и геноцид нечеченского населения в республике, ограбление поездов, следующих через Чечню, аферы с фальшивыми авизо, работорговля. Не забыть описать еще и войну против законного правительства России и терроризм. Ага, забыл еще вписать очередную хрущевскую глупость с передачей русских районов и Грозного в состав Чечни. Не были они чеченскими, там казаки издавна жили. Хотя про казаков не стоит, наверное, лишний раз упоминать, все же отношения у них большевиками не слишком хорошие. Хотя конечно, «красное казачество» и все такое, но и те, и другие гражданскую войну еще не забыли. Впрочем, напишу, пусть сами дальше разбираются.
Нет, ну столько писать я уже точно разучился. Рука ноет, на пальце вон даже выемка характерная образовалась. Под ручку, ага. Поневоле вспомнишь свой любимый ноутбук и удобство обработки документов на нем. Кстати, об обработке словесной информации на ЭВМ я не писал, кажется. Надо обязательно написать, а то наши ученые, «доценты с кандидатами», слишком уперлись в возможности решения математических задач, а про другие возможности и не думали. Так, возьмем новый лист. И начинаем писать. Интересно, а присловье про доцентов с кандидатами, которое я у Семы подхватил, и здесь в ходу оказывается. Сема же и занес, похоже, когда в командировке был. Смешно было, когда в лабораторию меня привезли, где наши мобильники изучают, а Петя Кактусов и выдает: — Ну вот, «товарищи ученые, доценты с кандидатами, коль что у вас не ладиться, мол там не тот эффект, мы мигом к вам заявимся с лопатами и вилами, денечек покумекаем и выправим дефект».— И все смеются, как привычной шутке. А у Семы это присловье из песни Высоцкого выскакивало, когда особо неприятный программный дефект вылазил или вирус по нашей сети бродил. Да, Сема, Сема. И кто бы мог подумать, что он первым погибнет?
Ну вот, про ЭВМ и Ворд написал. Теперь можно и отдохнуть, тем более, что ужин скоро. Нет, но все же интересно, что теперь с этими «репрессированными» народами сделают? Вон Хрущев под бомбами погиб, ага. Так героически рвался на передовую, прямо жуть. И нарвался. Ясно, что бомбы немецкие были, а вот самолеты… Впрочем, о таком лучше молчать даже про себя. Помнится, у него много доброжелателей было, по некоторым данным его чуть ли не вся партийная номенклатура поддерживала. Ну, вся конечно преувеличение, кланов в ней не меньше, чем в застойные времена, но то, что он ее рупором был ясно. Поэтому его так и убрали. Как там в некрологе: — Героическая смерть, верный сын советского народа… — Верный, ага. Вот только этот верный такого наворотил, что уж лучше бы неверным был. Оттепель он видишь ли устроил. Проблемы он устроил всей нашей стране. Начиная от дискредитации строя и заканчивая целиной. Которую так быстро освоили, что через два года там вместо урожая пыльные бури собирали. А ведь при Сталине разработана была комплексная программа освоения! Да и «хрущевки» названы так зря. Сколько времени надо, чтобы домостроительную отрасль перестроить? Вот, вот, при Сталине все это началось, до «кукурузника». И перевод страны на мирные рельсы, и освоение космоса, и все, что он потом себе приписал. Кроме кукурузы и ботинка в ООН. Вот это точно его идеи и его уровень.
Впрочем, чего я так за него распереживался? Он теперь тихий и спокойный. «А на кладбище все спокойненько», вот так. «Нет человека, нет проблемы». В этом случае и по отношению к этому человеку во многом верно.
Эх, поужинал, теперь за писанину снова возьмусь. Для души несколько хороших фильмов вспомнить надо. Пусть сейчас снимут, а то смотреть нечего. В клубе уже шестой раз «Похождения солдата Швейка на Второй мировой», или как там этот «фильм» правильно называется, показывают. Не, может после фронта один раз посмотреть и посмеяться еще можно. Но примитив же такой, что меня до печенок достал. Уж лучше бы «В шесть часов вечера после войны показали».
И с чего начать? В принципе, в это время лучше всего что-нибудь историко-патриотическое снимать. О, вспомнил! Если не ошибаюсь, Иванов уже свою «Русь Изначальную» написал. Вот и сделать по ней сериал из трех или четырех серий, только не ту малобюджетную гадость, что в начале восьмидесятых у нас сняли, а что-нибудь типа «Александра Невского». Со злобными хазарами, подвигами древних россов, византийскими интригами и нашей местью — набегом конных дружин во второй серии, а потом еще и про разгром Италии «цивилизованными византийцами» показать. Ух, фильм может получиться! Так, пишем. Кто там стучит? Кактусов приехал?
— Здравствуйте, Сергей.
— Здравствуй, Петр. Забирай. Вот свеженькая пачка.
— Вижу. Вот вам чистой бумаги еще, завтра опять подъеду
«из „Записки заместителя наркома обороны генерал-полковника Говорова „Об итогах применения автожиров АК и геликоптеров Г-3““.
Автожиры и геликоптеры, способные работать с ограниченных площадок, особенно необходимы при работе с артиллерией в горной, лесистой и болотистой местности, особенно в межсезонную распутицу, когда обычные самолеты не могут взлетать с размокших аэродромов.
Возможность взлета автожира АК с нулевым разбегом и посадки с таким же пробегом за счет раскрутки несущего винта в таких условиях является неоценимым преимуществом…
Основным назначением таких аппаратов должна быть корректировка артиллерийского огня, вспомогательными — связь и высадка диверсантов на ограниченные площадки. Вооруженные автожиры и геликоптеры напротив, по мнению работников ГАУ, находят ограниченное применение…
Необходимо усилить производственную базу завода № 290 и сосредоточить там всех специалистов по винтокрылым аппаратам».
Ура, я опять на фронте. Конечно представитель Ставки, это не боевой командир, но зато теперь мне никто не мешает любую часть фронта посетить. Самое лучшее, что меня в корпус к Андрею послали. И нашу бригаду ему придали, первую тяжелую гвардейскую. Потому что сегодня мы будем на Харьков наступать. Андрей же вместе со мной доказал, что в городе именно КВ-2 нужны. Поэтому нашей бригаде аж целый батальон их дали, двадцать две штуки. А «Рыжего», кстати, он себе забрал, теперь это командирский танк третьего гвардейского мехкорпуса. Так, глядишь, и до Берлина дойдет. Я его себе на этот бой выпросил, как командирский, ага. А что, генералу-то он и не особо нужен, а мне «для непосредственного контроля действий бригады пригодится». Во завернул на казенно-бюрократическом, аж самому приятно. Когда Андрею так сказал, у него чуть челюсть до полу не упала.
Тэкс, теперь главное новогоднего Грозного не повторить. Помню, как по телику показывали. Бл…, и армия вроде бы уже другого государства, а ощущения были, словно меня и моих друзей разбили и грязью поливают. Особенно как вспомню комментарии наших «национально-патриотических» средств массовой информации, так рука сразу тянется к автомату.
Да, совсем забыл. Автомат, или вернее пистолет-пулемет я новенький получил. Такие скоро все танкисты и мотострелки получать будут. Судаевский ППС здесь почти на год раньше на вооружении приняли. Легкий, со складным прикладом, уверенно на двести метров цели поражающий, для производства сказка — почти сплошная штамповка. Не зря его у нас лучшим пистолетом-пулеметом Второй Мировой признавали.
Ладно, шутки в сторону. Артподготовка началась. Во, долбануло как. Хе, не ожидали фрицы? Наши ухитрились железную дорогу восстановить и несколько батарей железнодорожных установок к фронту подогнать. Трехсотпятимиллиметровых и стовосьмидесятимиллиметровых, морских. Сейчас именно такие и долбанули. Ага, вот и «катюши» залпом отметились, «махра» пошла вперед. Черт, а все же неподавленные огневые точки остались, даже часть противотанковых пушек уцелела. Вон уже пара КВешек застыла только в наблюдаемом секторе. Один вроде просто поврежден, а второй горит. Чем его так? Немцы вообще-то свои разработки тоже ускорили, сейчас везде и семидесятипятимиллиметровые противотанковые встречаются и «ахт-ахты» под противотанковые переделанные. Но здесь, похоже, чем-то солиднее угостили. Неужели где-то «Тигр» засел? Кажется, он. Вот еще один наш танк вспыхнул. И не просто загорелся, а бл…, взорвался, видно снаряд в боеукладку угодил. И где же эта сволочь скрывается? Из КП не видно ни х…! Пошел я в «Рыжего».
— Товарищ полковник, разрешите вам напомнить, что я вам не подчиняюсь. И решать, откуда за боем наблюдать, могу сам.
Заботливый какой Алексей стал, сил нет. Хотя его тоже понять можно, случись что, ему основательно достанется. Кактусов тоже с похоронной рожей сидит, в танке ему места не хватило. Точно по приезду рапорт на меня подаст.
— Кузьма, давай понемногу вперед, на тот холм у окопов.
Молодец Кузьма, четко проехал, незаметно до самого холма докатил. Черт, пока добирались эта падла еще танк и самоходку сожгла. И где же она прячется, скотина? Ведь по малейшей вспышке наши бьют, а нигде ее не видно.
— Лёва, «черноголовый»!
— Орудие заряжено!
Нет, из танка все же плоховато видно. Придется рискнуть. Выглядываю и невольно опять ныряю в люк. Отвык я от фронта все же, страшновато, когда над тобой пули и осколки цвыркают. Пересиливаю себя, выглядываю. Нет, все же Кузьма почти идеально танк поставил, над холмом только кусочек башни возвышается. Так, и где же этот гад? Ага, вот он. От артиллерийских НП его дым горящего дома скрывает, из танков его почти не видно из-за маскировки и подбитого артштурма. А он поверх этой самоходки бьет наших на выбор. Ну, фриц держись. Сейчас прикину ориентиры. От скотина, еще одному гусеницу порвал. Бл.., так на этом участке и атака захлебнется! Закрываю люк. Слышу, как облегченно вздыхает командир орудия.
— Гена, ориентир семь, правее два. Видишь подбитый артштурм? Чуть левее, заметил?
— Вижу командир! Готов!
— Огонь!
Отвыкшие от таких звуков уши на несколько мгновений глохнут и я не слышу, что мне говорят. Наконец в уши прорывается:
— …имо! Командир, надо добавить, уходит гад. Мы его только слегка задели!
— Поправку внес? — Угу! — Огонь!— Есть! Попали! Мы и кто-то еще его заметил и влепил!-
Рассматриваю поле боя. Точно, наш «крестник» горит, пачкая небо жирным черным коптящим дымом. Орудие его бессильно опустилось вниз, видимо в башню попали. Из люка на передней части корпуса наполовину вывесилось неподвижное тело без головы в черном танковом комбинезоне. Так тебе, сволочь! Наши постепенно втягиваются в город, исчезая за развалинами и чудом уцелевшими коробками зданий. Идут грамотно, сбитыми штурмовыми группами — три или четыре танка, один из которых обязательно «Ворошилов — второй», до взвода пехоты, полковушка или пара минометов, саперы. Вижу блеснувший на солнце баллон огнемета. Не сладко сегодня немцам будет, ага. Лишь бы бойцы в горячке боя не забыли о совместных действиях.
Ладно, немного повоевали, пора и честь знать. А то там Петя уже наверное совсем расстроился. Ну вот, уже вызывают. Радист весь напрягся, по голосу чую:
— Я Ливень, прием.
— Ливень, говорит Третий. Приказываю вернуться на исходные. Как слышите? Прием.
— Слышу, Третий. Возвращаюсь. Конец связи.
Во, блин. Будет мне теперь головомойка. Это же новый ЧВС армии! И самое главное кто — сам бы ни за что не догадался, если бы не встретил на днях. Комиссар Кравцов! Жив, здоров и генерала получил, во как. Так что сейчас по-дружески с меня точно шкурку сдерет, чтобы зря не рисковал. Уж и не знаю, все ли ему про меня рассказали, или нет, но что я — важная персона, которой участвовать в бою не положено, он знает точно.
По проспекту Сталина, до войны одной из красивейших центральных улиц Харькова, а сейчас свалке из мусора войны — разбитых остатков машин, сгоревших танков, подбитых орудий, трупов, окруженных остовами того, что некогда было многоэтажными домами, осторожно продвигалась штурмовая группа. Легкий колесный бронетранспортер, время от времени останавливающийся и высаживающий разведгруппу для проверки очередного участка, за которым двигались три танка, один из которых был снабжен бульдозерным отвалом и три американских полугусеничных бронетранспортера. Они быстро преодолевали разведанный участок, затем опять вперед выдвигалась разведка и бросок повторялся снова.
Сидящий в одном из бронетранспортеров капитан рассматривал нарисованные на бумаги неплохие кроки, на которых однако был явно изображен совершенно другой район города и тихо матерился. Сидящий рядом с ним пожилой старшина внимательно на него поглядывал, но молчал.
— Ну что, Борис Михайлович, мы окончательно заблудились? — обратился к старшине капитан, перекрикивая шумы.
— Так точно, товарищ капитан. Надо хотя бы кого-то из наших встретить.
— Надо, — согласился капитан, и проворчал себе под нос:— или мы встретим, или нас встретят. Не знаю, что и лучше. Х… себе, заблудиться в трех кварталах!
В этот момент бронетранспортер опять встал и капитан приподнялся над бортом. Из-за передового танка к бронетранспортеру бежали два бойца, один из которых капитану был явно не знаком. Подбежавшие резко остановились и отдали честь. Разведчик-сержант, которого, как вспомнил капитан, звали Егором Кантарией, доложил:
-Товарищ капитан, встретили пехоту из хозяйства полковника Буняшина. Их представитель — лейтенант Горькавый.
— Здравия желаю, товарищ капитан.
— Здравствуйте, товарищ лейтенант, — поздоровался капитан, внимательно осмотрев лейтенанта и его знаки различия,— Чем обрадуете?
— Через три дома перекресток, если выбить оттуда немцев, вы сможете свернуть на юг и выйдете к передовым частям вашей бригады. Как нам доводили, эта улица практически вся уже от немцев очищена. Но оказалось сведения не совсем верные, они контратакой отбили несколько домов и прорвались на перекресток. Мы двигались на помощь своим, когда попали под обстрел. Попытка выбить фрицев из домов не удалась. Наши два танка подбили, вытащить раненных мы не можем, действуют снайпера. Примерные силы противника по нашей оценке — до двух взводов пехоты с крупнокалиберным пулеметом, двумя-тремя противотанковыми ружьями и пушками, несколькими минометами.
— Ясно. Вот что, лейтенант, а как у вас со связью?
— Наверное как и вас. Работают «семы». Наши и противника. Радиосвязи нет. Посыльные пока не вернулись.
— Понятно. Ну, где тут ваш командный пункт? — капитан, жестом подняв нескольких бойцов, один из которых нес катушку провода, повернулся к старшине и сидящему за ним лейтенанту Буракову: — Я к пехотинцам. Выдвигайтесь на исходные, — капитан вылез вместе с бойцами из БТР и пошел вслед за пехотным лейтенантом. Вслед за этой группой неторопливо поползли вперед танки, все также настороженно ощупывая провалы оконных проемов своими пушками, и бронетранспортеры с пехотой.
— Сюда, — лейтенант показал на дверной проем комнаты на третьем этаже и тут же вопросительно посмотрел на капитана, заметив, как два бойца со снайперскими винтовками, не дожидаясь команды, разошлись в разные стороны. Заметив удивление лейтенанта капитан невозмутимо заметил: — Снайпера действуют по своему плану. Сейчас фрицам укорот сделают, — и добавил, кивнув в сторону одного, пониже ростом, уже скрывшегося в соседнем дверном проеме: — Это же сам Номоконов. Слыхали? — Лейтенант кивнул, имя знаменитого снайпера стало известным уже давно, особенно на Юго-западном фронте.
В разоренной комнате неподалеку от оконного проема, прямо на постеленных на пол досках и обломках мебели, расположился старший лейтенант, два бойца-радиста и трое бойцов-посыльных, один из которых, осторожно высунувшись сбоку наблюдал в бинокль за улицей.
Поздоровавшись, старший лейтенант Афанасьев быстро описал обстановку. По его словам, немцы похоже получили в подкрепление одну или две самоходки, которые недавно обстреляли подбитые танки, кончательно спалив один из них и добив раненых, лежащих на открытых участках, а также соседний дом, в котором расположился второй взвод. Обстрелянный взвод понес потери и теперь у старшего лейтенанта в строю осталось меньше пятидесяти человек с одним станковым и четырьмя ручными пулеметами.
— Ничего, срашой, сейчас с тобой придумаем, как устроить немцам новогодние праздники. К меня тридцать штыков, да еще два «Василька», не считая танков. Для наступления хватит.
Несколько минут ушло на обсуждение, тем временем снайпера, вышедшие на охоту смогли подстрелить пару немецких наблюдателей и снайпера. Немцы, разозленные потерями вывели на перекресток обе самоходки и закономерно получили адекватный ответ. Прилетевшие из бокового дома, в который смог заехать танк с бульдозерным отвалом стомиллиметровые снаряды оставили от артштурмов два дымных факела. Одновременно второй танк спокойно выехал на перекресток, укрываясь за подбитыми раньше танками, и выстрелил из своей стопятидесятимиллиметровки, разнеся вдребезги один из этажей, вместе с установленным там противотанковым ружьем. Второе ружье, пытавшееся обстрелять КВ-2, было подавлено огнем двух АГС и еще одного танка, забросавших все замеченные подозрительные места очередями осколочных гранат и осколочно-фугасными снарядами. Под таким прикрытием несколько групп мотострелков и пехотинцев пробрались в занятые немцами дома и внутри их разгорелись ожесточенные схватки. Впереди граната, за ней очередь автомата, затем бросок пехоты — алгоритм действий, хорошо изученный мотострелками и быстро перенятый пехотой, помог быстро выбить немцев из двух, одного за другим домов. Попытки немцев отсечь захваченные дома огнем были сразу прерваны весомыми контраргументами русского танка с надписью «Превед, медвед!» на броне. Сорокакилограммовые фугасы мигом остудили любые желания немецких офицеров и противник почел за лучшее самому оставить позиции, чем нести неоправданные потери от огня русской тяжелой артиллерии.
— А ты говорил трудно. Ничего, против «ворошиловского» лома нету у фрица приема, — подвел итог капитан, прощаясь со старшим лейтенантом: — Борис Михайлович, не жадничай, делись, — добавил он, глядя на недовольно бурчащего старшину, выдававшего в открытую дверь бронетранспортера подходящим пехотинцам гранаты взамен израсходованных в бою.
«Харьков был настолько большим по площади и укреплённым оборонительными рубежами, что пять корпусов четырёх армий Юго-Западного фронта генерала Рокоссовского брали его 18 дней, с 30 декабря по 16 января. Самой первой освобождённой частью нынешнего Харькова стала Большая Даниловка, частично (поскольку она длинная) освобождённая 9-й армией 2 января — за 11 дней до освобождения центра.
6 января 2-я механизированная армия освободила Рогань, находившуюся за тогдашней городской чертой, а 7-я гвардейская армия в тот же день частично — изолированный от остального города Орджоникидзевский район (посёлок ХТЗ), взяв станцию Лосево.
Первыми освободили сердце Харькова — площадь Дзержинского — воины 183 стрелковой дивизии полковника Василевского. Символом победы стал красный флаг над Госпромом, водружённый утром 13 января. Самыми последними освободили районы Змиевской улицы и отделённый от города рекой Уды изолированный Краснобаварский район, то есть юг города. Окончательно угроза контрудара немцев в центр города была ликвидирована 18 января, когда советские войска освободили Мерефу.
В боях за город отличились десять дивизий и пять бригад: 28-я гв.сд генерал-майора Чумаева, 89-я гвардейская сд полковника Серюгина, 84-я п-ка Буняшина, 116-я ген.-м-ра Макарова, 252-я ген.-м-ра Анисимова и 299-я ген.-м-ра Травникова стрелковые дивизии 53-й армии; 93-я гвардейская ген.-м-ра Тихомирова, 183-я п-ка Василевского и 375-я п-ка Говоруненко стрелковые дивизии 9-й армии; 15-я гвардейская сд ген.-м-ра Василенко 7-й гвардейской армии, 1-я гв. тяжелая тбр п-ка Махрова, 3-я гв тбр ген-м-ра Земляного и 7-я гв. тбр п-ка Хватова, 33-я мсбр подп-ка Ходова и 6 гв мсбр п-ка Егорова 2-й механизированной армии. Этим дивизиям и бригадам было присвоено почётное наименование Харьковских.
Харьков во времена Великой Отечественной войны. Сайт бви.орг.харьков\ история\ссср.укр.»
Наступивший новый год отнюдь не радовал собравшихся в зале для совещаний генералов и полковников. Наступление русских, приведшее к окружению и гибели целых трех армий, продолжающееся неуклонное продвижение большевистских орд на Запад, объявленный в Рейхе недельный траур, мало способствовали подержанию оптимистического настроения. Тем более плохим оно было у столь информированных господ.
Указание Гитлера, что война должна быть выиграна тем же оружием, с которым войска ее начали, ему пришлось отменить еще в прошлом году. Неожиданное техническое превосходство русских оказалось шокирующим не только для солдат на передовой, но и для всего руководства Рейха, которое начало искать срочный и простой выход их сложившегося пикового положения. Вот и сегодня в управлении вооружений собравшиеся решали как им подлатать то, что по-русски называлось бы «тришкиным кафтаном» немецких панцерваффе.
— … Необходимо наладить выпуск промежуточных образцов, до окончания доводки «Тигра». Предлагаю временно наладить выпуск усовершенствованной инженерами «Алькетт» первой модели, — докладывал полковник Хэнель.
— Какое усовершенствование? Разве фюрер не приказал прекратить все работы по тупиковому варианту? — удивленный комментарий принадлежал генералу …, начальнику Управления вооружений.
— Господин генерал, это была их инициатива. Стремясь поскорее выполнить наши требования о насыщении армии тяжелыми танками, фирма, не дожидаясь окончания испытаний, выпустила — полковник перевернул несколько листов в лежащей перед ним папке, — к настоящему времени уже сто пять шасси первой модели. В связи с неудачей боевых испытаний они остались невостребованными. Инженеры предложили доработать их и временно поставить, до выпуска настоящих «Тигров», как вспомогательный тяжелый танк. Кроме того, на этой же базе и базе выпущенных доктором Порше шасси ими разработано самоходное орудие с длинноствольной восьмидесятивосьмимиллиметровой пушкой. Испытания показали, что такие орудия достаточно эффективны против русских средних танков.
— Временный тяжелый танк? А для чего он нужен? — генерал … резко повернулся к инспектору подвижных войск Гансу Валентину Хубе.
— По моему мнению, этот танк может стать переходной моделью до выпуска достаточного количества более мощных «Тигров», а потом использоваться как танк сопровождения, для прикрытия основных танков на близких расстояниях.
— То есть вы считаете, господин инспектор, что этот танк нам нужен?
— Ну конечно. Иначе мы остаемся в ближайшее время без тяжелых танков. Но меня больше интересует другой вопрос — как идет перевооружение и выпуск «четверок» и «троек» с более мощными пушками?
— Перевооружение «Панцер-четыре» новыми орудиями идет медленно, а подготовка серийного производства «Тигра» снижает выпуск новых «Панцер-четыре». Аналогично с производством «Панцер-три», вместо которых начинает выпускаться новый танк «Панцер-пять» «Пантера», — полковник спокойно смотрел на медленно вскипающего генерал-инспектора.
— То есть вы хотите сказать, что поступления новых танков практически не будет? Чем же вы прикажете пополнять потери сейчас? — генерал Хубе потерял свою обычную невозмутимость и готов был кажется вцепиться своей единственной рукой полковнику Хэнелю в глотку
— Почему же не будет. Будет. В соответствии с указаниями фюрера.
— Господин полковник, только в прошлом месяце безвозвратные потери составили больше четырехсот танков. Чем прикажете пополнять потери, если вы прекращаете выпуск «четверок» и «троек»?
— Наше управление предлагает выпускать созданную фирмой БММ простую противотанковую самоходную пушку с противоснарядным бронированием. Она уже принята на вооружение распоряжением фюрера под названием «Хетцер» . Кроме того, на этом же шасси фирма разрабатывает средний танк с башней от «четверки» и пушкой 75/48.
— Сколько самоходных противотанковых орудий может быть выделено в распоряжение подвижных войск в этом месяце и когда начнется выпуск нового танка? — справившись с собой, нормальным тоном спросил Хубе.
Последовавшая затем свара не поддается описанию. Выяснилось, что самоходные установки только прошли первые испытания и их серийный выпуск еще не начинался, а предложенный танк существует лишь виде наброска. Генералы и полковники вермахта, «белокурые рыцари» и «истинные арийцы германской нации» торговались, как простые базарные бабы. Каждый защищал честь своего мундира и свои интересы, мало задумываясь о реальном положении дел.
В результате длительного и упорного спора появился документ, предусматривающий выпуск не менее двух сотен «промежуточных» тяжелых танков «Леопард», принятие на вооружение легких самоходных противотанковых орудий «Хетцер» и среднего эрзац-танка «Ягуар» на их базе. Кроме того, управление вооружений согласилось сохранить выпуск «панцеров-четыре» на одном заводе до начала выпуска «Ягуаров».
Фюрер и рейхсканцлер, прочитав решение совещания, некоторое время, вспомнив все изученные на фронте ругательства, озвучивал их прямо в присутствии высших чинов вермахта, но в конце концов под градом аргументов сдался и утвердил его. Так что к началу летнего наступления подвижные войска должны были получить не менее двухсот танков «Леопард» и четырехсот — «Тигр», новые средние танки «Пантера» и «Ягуар».
Зверинец получался еще тот!
Нет, все же в роли представителя Ставки есть и немало противных сторон. В бою лишний раз не поучаствуешь, в комиссии всякие входи. Ладно, когда вчера осматривали подбитые танки и результаты их стрельбы. Сутки провозились, но множество интересных вещей накопали. Интересно, откуда в этой реальности у немцев столько вольфрама появилось? У нас он помниться в дефиците был, а здесь вон чуть ли не каждый третий танк подбит снарядами Панцербуше 2,8/2 см. С вольфрамовым, между прочим, бронебойным сердечником. Хотя, может быть я и ошибаюсь. Хорошенько увы, не помню. У кого из авторов читал об этом ружье, тоже никак не вспомню. А вот что выпустили его мало, помню точно, именно из-за дефицита вольфрама. Впрочем, против КВ такой снарядик малоэффективен оказался. Зато как наши «двойки» отличились. Оказалось, что в городском бою вполне неплохая машина — любую стенку своим снарядом разнесет, к тому же в отличие от штурмовой самоходки, благодаря башне огонь вдвое быстрее переносит. Так что не зря американцы и англичане артиллерийские танки до конца войны сохраняли, не зря. Конечно у КВ-2 крупные недостатки тоже есть — медленное заряжание, да и угол возвышения ствола маловат, по верхним этажам не постреляешь. Впрочем, у Т-50 и Т-34 тоже такой недостаток выявился.
Ну, ладно, теперь придется на работу переключиться. Нет, все же правильно кто-то написал, что после того, что бойцы видели на фронте, для нихбледнели любые призывы написанные Эренбургом или Толстым. Вот и сейчас наша комиссия составляет акт о нацистских злодеяниях в Харькове. Ведь из почти миллиона населения, жившего в городе до войны, по предварительным данным в городе осталось не более двухсот тысяч человек.
Сначала мы рассматриваем документальные доказательства — дневники, показания свидетелей, приказы и донесения . В дневнике ефрейтора Пауля Фогта, чья танковая дивизия воевала неподалеку от Харькова, я читаю следующую запись: «Этих девчонок (служащих в РККА девушек) мы связали, а потом их слегка поутюжили нашими гусеницами, так что любо было глядеть…». Бл.., я бы этих белокурых арийских рыцарей точно на кол посадил, и про гуманность бы не вспомнил. То, что они творят с нашими девушками-военнослужащими описанию не поддается. Причем все это освящено приказом! Там же где написано, что комиссаров, взятых в плен, расстреливать, дополнительно указано, что женщин-военнослужащих убивать на месте. Естественно немецкие, не могу их назвать солдатами, ублюдки скорее, этим вовсю пользуются. «Благородные арийские нравы», …! Ту же самую картину не раз видел и под Москвой: в Шайковке местные жители, помниться, рассказывали, как «раненую девушку-лейтенанта голую вытащили на дорогу, порезали лицо, руки, отрезали груди…». А уж изнасилованных и расстрелянных встречали женщин на каждом шагу, что военных, что гражданских.
А теперь вот дали прочесть показания про то, что немцы творили, ворвавшись в Харьков: — «Первой их жертвой стали раненые, которых так и не смогли эвакуировать. „Три грузовика с солдатами из дивизии „Адольф Гитлер“ подъехали к госпиталю (1-й общий эвакуационный госпиталь 9-й армии). Они выбили двери восьмого корпуса и бросили внутрь зажигательные гранаты. Когда раненые пытались спастись, выпрыгивая из окон, их расстреливали из автоматов. На следующий день прибыло девять эсэсовцев, которые выгнали медперсонал из помещений и расстреляли всех находившихся в палатах“. Жена одного из раненых, пришедшая в госпиталь 15 марта, нашла „окровавленное и изувеченное тело мужа, лежащее между койками. Голова его была разбита, один глаз выбит, руки сломаны, а кровь еще сочилась из ран“. Всего эсэсовцами только в одном госпитале было убито 800 человек».
Ну, чтение закончилось, сейчас поедем на вскрытие захоронений. Как сейчас помню, читал в интернете про места расстрелов в Харькове — Дробицкий яр, Лесопарк, лагерь военнопленных в Холодногорской тюрьме, в районе ХТЗ. Читал, а теперь вот своими глазами увижу. Пусть здесь нацисты поменьше городом владели, но расстреляли не меньше, если не больше. Лесопарк уже раскопали, сразу после освобождения, поэтому сейчас к рвам в Дробицкий яр поедем, а потом у Холодногорской.
Вот сейчас бойцы под руководством профессора Бурденко начал раскопки этих рвов. Мы подъехали, когда уже докопались до трупов. Разрытый ров, длиной до двадцати метров, на большую глубину весь завален трупами. Точное количество трудно определить на взгляд, но их очень много. Вообще же это совершенно страшное зрелище. В яме в беспорядке лежит груда трупов мужчин, женщин и детей. На некоторых, еще полностью не разложившихся, видны следы ужасных пыток, которым подвергались эти люди перед расстрелом. Бл…, всего за свою жизнь насмотрелся, но тут чуть не поплохело. Спас спирт во фляге — чуть принял для облегчения. Нет, вот такие места надо бы точно консервировать чем-нибудь и потомков сюда возить. Тех гнид, что о «благородных немецких солдатах» плачутся и о «борьбе с коммунизмом».
Вот ведь казалось в восьмидесятые, что «так жить нельзя». А оказалось, что только так и надо жить. Потому что все остальное намного хуже для большинства людей. Нет, надо все сделать, чтобы наша страна здесь и сейчас сохранилась. И я приложу к этому все усилия. Потому что иначе так и будем вскрывать очередные рвы, или читать байки про «кровавую гебню», предусмотрительно за год до начала войны расстреливающую поляков из немецкого оружия. Это значит, чтобы немцев потом обвинить, ага. А те такие несчастные, такие заботливые, только и думали как весь мир от русских варваров спасти, а самих варваров от коммунистического ига. Потом эти байки их духовные наследники по всему миру разносить будут. Нет, не дать сволочам радоваться, не дать!
Но наконец-то этот тягостный день подходит к концу. Подписываем итоговый документ за сегодня. А завтра опять на вскрытие, теперь у Холодногорской тюрьмы. Кое-кто с трудом от сегодняшнего очухивается. Мне немного проще, все же я многое повидал, нервы попривычней.
Вот, под роспись доводят, что через месяц в Харькове открывается суд над захваченными немецко-фашистскими преступниками. И правильно. Нечего тянуть, надо сразу показать им, что их ждет. Жаль только, что гуманное советское правосудие их в самом наихудшем случае к повешению приговорит. Я бы их четвертовал.
Использованы отрывки и материалы из книги А. Дюкова «За что сражались советские люди». Продолжение будет…
****(Использованы отрывки и материалы из книги А. Дюкова «За что сражались советские люди»).
1 июня 1943 года. Юго-Западный фронт.
Майор Трофимов, бывший командир первой в РККА корректировочной эскадрильи автожиров, а ныне командир отдельного корректировочно-разведывательного полка Юго-Западного фронта, сегодня вылетел в полет, не только посадив в кабину своего геликоптера стрелка-наблюдателя, но и подвесив под фюзеляж две бомбы. Конечно, для обычного самолета две десятикилограммовые осколочно-фугасные бомбы — практически ничто, но для его полуэкспериментальной «летающей мельницы» — почти перегруз. Небольшой двухмоторный вертолет «Омега» Г-3,стрекоча моторами и посвистывая винтами, пролетел над уже занятыми районами, уклоняясь от столбов густого дыма и постепенно набирая высоту. По сравнению с обычным самолетом, геликоптер был более уязвим от зенитного огня. Вот только попасть в него было не проще, чем в немецко-фашистскую «раму» ФВ-189, из-за нестандартных маневров. Какой самолет может вдруг зависнуть на одном месте или даже дать задний ход? А вот Трофимовская «Омега» — запросто! Жаль только передача на винты сложновата, может отказать. Но это уж как повезет. Зато даже при полном отказе моторов, если скорость и высота есть, можно на авторотации винта сесть на землю. Размышление летчика прервал стрелок-наблюдатель, заметивший пикирующие с высоты «мессершмидты».
Для немецких летчиков стал неожиданностью маневр непонятной летающей машины, которая резко замерла в воздухе и неожиданно даже дала задний ход. По инерции оба истребителя проскочили вперед, старательно уклоняясь от пуль. «Летающее недоразумение» неожиданно оказалось не только маневренным, но и неплохо вооруженным, к истребителям потянулись трассы как двух пулеметов. Ругнувшись про себя, ведущий ввел машину в боевой разворот, стремясь занять атакующую позицию на высоте. Буквально десять минут назад их пара неожиданной атакой подбила один истребитель и сбила один разведчик, заставив еще одного русского на стареньком, уступающем по всем параметрам их новейшим «Фокке-Вульфам» Яке седьмой модели поспешно выйти из боя. Поэтому ведущий и атаковал эту непонятную винтокрылую машину без малейших сомнений, хотя время патрулирования в воздухе уже заканчивалось. Но машинка оказалось с норовом и теперь сбить ее стало для ведущего, прошедшего Польшу, Францию и воевавшего на Востоке с начала Похода, делом личной чести. Доворачивая набиравшую высоту машину, ведущий оглянулся, ориентируясь, и невольно выругался вслух. Эта неуклюжая на вид, дурацкая машинка, просто развернулась на месте вокруг своей оси и теперь уверенно набирала скорость. Краем глаза пилот заметил два разрыва бомб на земле, похоже в районе расположения какой-то своей тыловой части. Кроме всего прочего, теперь приходилось опасаться и дружественного зенитного огня, снизу вспышками сварки работали два пулемета. Но проклятый русский, умело маневрируя, уходил к себе, за линию фронта. Осмотревшись и не увидев никакой опасности, ведущий опять передал сигнал атаки: — Хорридо!-, с удовлетворением отметив, что ведомый без дополнительной команды пикирует немного в сторону, стремясь перекрыть русскому возможность уйти задним ходом.
Трофимов, быстро оглядевшись, усмехнулся и резко перевел ручку «шаг-газ». Геликоптер резко застыл в воздухе и зарвавшийся немец оказался впереди машины, точно в перекрестии прицела основного пулемета. Трофимов начал стрелять заранее и пикирующий немецкий самолет сам влетел в ясно видимую трассу очереди УБ. Крупнокалиберные пули на близкой дистанции вспороли броню, покрывающую брюхо машины, полетели в стороны какие-то клочья… и самолет исчез из поля зрения майора. Он еще успел услышать приглушенную очередь турельного пулемета и ругань стрелка, когда неподалеку промелькнули, отсвечивая красными звездами, силуэты двух Яков.
Досмотрев интересное зрелище воздушного боя геликоптера с истребителями до конца, Андрей опустил тяжелый морской бинокль, с наслаждением помахал рукой. Стоящий рядом командующий шестой армией генерал Голиков с еле заметной усмешкой покосился на него и сказал: — И этому разведывать не дали. Полагаю, начали сосредоточение. Завтра утром надо ждать начала наступления.
— Согласен, — ответил Мельниченко коротко и слегка холодновато. Ну, недолюбливал он Голикова. Еще с того дня, когда впервые прочел о его роли в предвоенной недооценке намерений Гитлера, о неудаче возглавляемого им Воронежского фронта в сорок третьем под Харьковом. И это его отношение только усилилось при личном знакомстве. Этот крупный, с большой головой и резкими чертами лица, стриженный налысо, «под Котовского» генерал, почему-то казался Андрею слишком «скользким». Но, как говорится, «ноблесс облидж», положение обязывает и сейчас Мельниченко, как командир одного из корпусов второй механизированной армии, старался не выдавая своих чувств, наладить взаимоотношение с командующим армии, обороняющей первую линию на направлении возможных действий его корпуса. Как механизированная армия, так и его корпус скрытно сосредотачивались за этой линией обороны для противодействия вскрытому разведкой предстоящему наступлению противника.
Да, история этого мира, хотя и отличалась порой значительно, все равно пыталась свернуть в русло Главной Исторической Последовательности. Впрочем, возможно просто логика событий диктовала в похожих условиях одни и те же ходы основным игрокам. Теперь, после зимне-весеннего наступления Советской Армии немцы вынуждено планировали свой летний ответ. А ответить они могли только наступлением, благоприятные условия для которого сложились здесь и сейчас как раз в районе стыка Юго-Западного и Центрального фронтов.
Андрей закончил разговор с командующим и командиром корпуса, подумав, что за время беседы он слишком воспарил в своих мыслях и, попрощавшись, вышел с командного пункта. У стоящего в отдалении «козлика» его ждал, терпеливо сидя, возвышающийся мохнатой глыбой над местной, подошедшей познакомиться шавкой, Ленг. Напуганная размерами пришельца, собачонка даже не лаяла, а как-то робко принюхивалась издали. Ленг сидел, вроде бы не замечая ничего, но явно посматривая и принюхиваясь.
Подошедший Мельниченко внес свои коррективы в назревающие события, приказав Ленгу садиться в машину. Забравшись в нее сам, Андрей приказал шоферу ехать домой. Несколько мгновений спустя легковушка, шумя мотором, выехала из-под маскировочной сетки, накрывавшей стоянку. Вслед за ней тронулись с места спрятанные под соседними деревьями броневичок БА-64 и похожий на него по виду небольшой безбашенный БТР-64 с охраной.
«… Батальоны тяжелых танков первоначально включали две роты по два взвода тяжелых танков по пять машин и взводу управления и поддержки, всего 19 танков в роте. С августа 43 года в роте стало 14 машин, в том числе две командирских машины, а в батальоне три роты и три тяжелых командирских танка. Кроме танков „Тигр“, батальоны тяжелых танков имели на вооружении 18..20 танков, чаще всего PzKpfw. III M или PzKpfw. III N. Эти танки вооружались короткоствольной 75 мм пушкой и имели задачу противопехотной артиллерийской поддержки взводов, вооруженных „тиграми“. Кроме того, в батальоны часто включались отдельные взводы тяжелых танков „Леопард“. С середины 1943 года ТТБ часто имели на вооружении и другие типы машин (например, 510 ТТБ — танки „Ягуар“, а 511 ТТБ — самоходки „Хетцер“)
Зенитный взвод имел на вооружении зенитные самоходные установки Flakpanzer 38(t) 2 cm Flak auf Sf 38(t) „Gepard“, с одной 20 мм зениткой, Flakpanzer IV „Mobelwagen“ или „Wirbelwind“ со счетверенной установкой 20мм зенитных пушек 2 cm Flak 38, а иногда и Flakpanzer IV „Ostwind“ с 37 мм зенитной пушкой Flak 18…»
«Тигр. История создания и применения» Под ред. Ивана Кошкина, М., 1995 г.
Как всегда на войне, обязательно очередная неожиданность сваливается на тебя, когда ее совсем не ждешь. Вот и сейчас. Не, понятно, что немецкое наступление, да еще такого масштаба, без неожиданностей не обошлось бы. Но чтобы вот так совпало — я приехал к Андрею в штаб и немцы ударили — это ж нарочно не придумаешь. Они таки ударили. В самом уязвимом месте и самым неожиданным образом. Не знаю, кто там у них такой умный попался, но сделали они все грамотно. Собрали в одном месте с несколько тяжелых танковых батальонов и вдарили. А за ними целый корпус СС в прорыв бросился. И накрылась наша оборона на этом направлении медным тазом. Так что теперь Андрей срочно собирает все силы для контратаки во фланг, а мне тряхнуть стариной придется — против передового отряда продержаться полдня хотя бы. Ничего, старый верный «Рыжий» не подведет. А еще у меня в запасе небольшой сюрприз есть. Так что поглядим, кто кого, хер хенерал Хауссер. Помнится, в последние годы перед переносом не раз читал о том, что немцы под Прохоровкой всего четыре или пять танков потеряли. Ну, ну. Врать то они умеют, но мы им сейчас статистику-то попортим. Не зря я в штаб вместе с моторизованной колонной саперов добирался.
Ага, вот и головные дозоры. Так, не высовывайся. Нефиг тебе смотреть, гори лучше. Эх, хорошо очередь кумулятивных гранат из «Василька» легкую технику прореживает. Если же лента еще через одну заряжена, то и пехоте, а в данном случае мотоциклистам немало достается. Тэкс, притормозили немного. Сейчас или пикировщиков вызовут, или артиллерия самоходная работать начнет. Нее, ребята. Что ни говори, а самое хреновое на войне – это бомбежка. Когда на тебя эта сволочь сверху валится и ты всей кожей чувствуешь, как сидящая внутри сволочь тебя в прицел ищет, так и хочется желудок в штаны облегчить. Вот артиллерийский обстрел я все же лучше переношу, может потому, что снаряд до взрыва не видно. Ладно, часть фрицев отбомбилась, а другую наши ястребки отогнали.
Вот и гости дорогие пожаловали. Пожалуй, пора в танк лезть. – Что? Комкор звонит? Ну, давай. Что скажешь, Пятый? Не успел школу эвакуировать, отрезали? А как со связью? Провод пока не тронули? Понял. Постараюсь их тебе сохранить. Особенно Лену? Хорошо, хорошо. Учту. Да не злись ты так. Лену и Ленга специально приберегу, Кактуса выделю. Он колючий. Все, отбой.
Н-да, вот и поговорили. Мы теперь в полуокружении и передовой КП корпуса тоже. А на нем и Горобец оказывается присутствует. Не знал, что Андрей так серьезно о ней заботится. Влюбился?
– Петр, тебе приказ. Берешь свой взвод, два танка и отделение сапер – и на КП. Организуешь дополнительное усиление обороны, с той стороны немецкие диверсы бродят. Связистку сержанта Горобец – сбереги во чтобы то ни стало. Вижу в курсе. Там еще Ленг, он ее дополнительно охранять будет. Но он только пес, а ты... в общем понял. Действуй.
Ответ Кактусова не слышу, все покрывает грохот нескольких сильнейших взрывов. Сюрприз! Это два идущих впереди танка подрываются на минах. Не на простых и обычных для этого времени противогусеничных, а специально разработанных противоднищевых. И первые результаты их применения меня радуют. Один из немецких танков вскрыло, как консервную банку, видимо мина точно под корпусом сработала. Второй потерял всего лишь гусеницу и несколько катков и застыл на открытом всем ветрам холме, так что один из командиров танков не удержался, выстрелил в него. Получилось удачно, восьмидесятипятимиллиметровый подкалиберный снаряд вызвал взрыв боеприпасов.
– Семнадцатый по «четверке» отстрелялся на отлично. После боя объявите от моего имени замечание за недисциплинированность и благодарность за отличную стрельбу – говорю стоящему рядом командиру роты охраны штаба, капитану Киму, щупловатому на вид, но мускулистому и подвижному корейцу, между прочим говорящему по-русски без малейшего акцента, а сам мучительно пытаюсь решить, что же будут делать немцы дальше. Передовой отряд, похоже не на направлении главного удара. Слабоват. Скорее всего обойдут нас, свернут ближе к маршруту главной колонны. Ну, а та наверняка идет к «панцерштрассе». Надеюсь не ошибаюсь, иначе нас тут точно сметут. Против главных сил кампфгруппы какой-нибудь «Мертвой головы» мы с часок продержимся. Только если она здесь идет, то примерно через полчасика нас артиллерия начнет долбать. А если нет – сейчас нас быстренько обстреляют всем, чем есть и уйдут.
Как приятно чувствовать себя умным! Обстреляли и ушли, как я и думал. Ага, кто-то спешит с тыла. Так, сразу двое. Нет, трое и Петя с ними. Это что за сегодня за день, все мои приказы нарушают?
– В чем дело, товарищ старший лейтенант?
Отвечает первым не он, а незнакомый майор:
– Товарищ полковник, докладывает командир шестьдесят пятого отдельного танкосамоходного полка майор Летунов! Попытка обхода нами отбита, сейчас полк сосредотачивается в районе КП корпуса. Приказано поступить в ваше распоряжение.
В мое распоряжение – это хорошо, вот только что дальше делать? Так, а ведь третий – явно посыльный. И чего молчит? Видимо, мой взгляд достаточно красноречив, сержант без дополнительного приказания начинает докладывать о сложившейся обстановке.
Тэкс, и что мы имеем? По сообщению, Андрей не сумел точно нащупать фланг атакующих. Одна танковая и мотострелковая бригады сцепились с эсэсманами лоб в лоб, несут большие потери. Вторая группа из танковой и мотострелковой бригад нанесла удар правильно, во фланг, и сильно потрепала противника, но тот быстро подвел резервы. Хо, а может неплохо получится, если полком вот здесь по этому промежутку зайти и практически охватить фланг подошедшей группы. А что, так и сделаем!
Объясняю задачу Летунову, настраиваю на оборону Кима и мы дружной толпой рвем по намеченному мною проселку. Можете смеяться, а понимающие даже постучат себя по лбу и дружно запишут автора в Мюнхгаузены, но наша колонна домчалась до исходного района со средней скоростью двадцать километров в час. Я офигел, как та корова из анекдота.
А на исходном!
Глянул в бинокль, мама моя родная, а там дымы, дымы, дымы. Огромная равнина с рощами и холмами, по которой на первый взгляд хаотично перемещаются группы танков, между ними мелькают фигурки пехотинцев, из кустов внезапно вырываются языки орудийных выстрелов, и кругом догорают или просто стоят подбитые танки и самоходки. Прикинул я, что к чему, и мы пошли в атаку. Сбоку, обходя месиво людей и техники.
Едва выскочили из-за рощицы, смотрим – а прямо перед нами очередная колонна немецких танков ползет. Наши не растерялись, сразу огонь по ним открыли. Строй немцев разрушился, они стали расползаться в разные стороны. Тут в промежутки и наши шестидюймовки грохнули. Сразу несколько танков вспыхнули после первого залпа, а уж после второго пара «четверок» с черными крестами на броне рванули, как перегревшиеся в костре консервы. Вот что значит хороший такой калибр в сто пятьдесят два миллиметра!
Но немцы не дрогнули, сумели даже под огнем развернуться нам на встречу. Чего, чего, а умения воевать у них всегда хватало. И началось! Первые ряды наших атакующих танков смешались с фрицевскими, грохнули взрывы, загорелись подбитые машины. Но КВ-2, выполняя отданный перед боем приказ, продолжали маневрировать в стороне и бить по любым замеченным фрицевским танкам. -«Черноголовый»! – Готово! – Короткая, – Огонь! – Морской! – привычная симфония боя захватила меня и весь экипаж «Рыжего» и отпустила только вечером, когда остатки полка собрались на сборном пункте. Из тридцати трех машин – восемь. И наш «Рыжий».
Но поле боя у Краснознаменки осталось за нами. И завтра я обязательно посмотрю, что и сколько мы набили. Помнится, только этих, «убершвере» «Тигров», как минимум пять – шесть горело. Из них два точно мои. А что, кумулятивный шестидюймовый, пробивающий двести десять миллиметров брони – это вещь! Тем более, если враг занят другими танками и тебя не видит.
На ночь располагаемся неподалеку от торчащих среди остатков изб печных труб бывшей деревни.
«Черниговская битва заняла в Великой Отечественной войне особое место. По своему ожесточению и упорству борьбы эта битва не имеет себе равных. Общий замысел германского командования сводился к тому, чтобы окружить и уничтожить оборонявшиеся в районе Чернигова – Новгород-Северский войска 1-го Украинского и 2-го Белорусского фронтов. В случае успеха предполагалось расширить фронт наступления и вернуть стратегическую инициативу. Для реализации своих планов противник сосредоточил мощные ударные группировки. Большие надежды возлагались на новейшие танки „тигр“, „леопард“ и „пантера“, штурмовые орудия „Фердинанд“, самолеты-истребители „Фокке-Вульф-190-А“ и штурмовики „Хейнкель-129“.
Начавшаяся битва сразу же приняла грандиозный размах и носила крайне напряженный характер. Наши войска не дрогнули. Наступление ударных группировок противника было приостановлено. [...] Лишь ценой огромных потерь ему удалось на отдельных участках вклиниться в нашу оборону.[...] Окончательно похоронило гитлеровскую операцию „Цитадель“ крупнейшее за всю вторую мировую войну встречное танковое сражение под Краснознаменкой. Оно произошло 7 июня. В нем с обеих сторон одновременно участвовали 1200 танков и самоходных орудий. Это сражение выиграли советские воины. Фашисты, потеряв за день боя до 300 танков, вынуждены были отказаться от наступления. [...]
12 июня начался второй этап Черниговской битвы – контрнаступление советских войск. 3 июля советские войска освободили города Киев и Мозырь. Вечером 3 июля в честь этого крупного успеха в Москве впервые за два года войны был дан победный салют. [...]»
Механик-водитель танка «Превед, медвед!», гвардии лейтенант Анатолий Федорович Логинов мысленно выругался, пожелав фрицам и их родственникам самых противоестественных сексуальных отношений со всеми возможным партнерами. После долгого марша переключение передач что-то заедало, да и уровень масла явно находился на критической отметке. Но фрицы рвались вперед со страшной силой, поэтому никакой возможности покопаться во «внутренностях» танка у Анатолия не было. Знаменитая Первая гвардейская тяжелая танковая бригада должна была вступить в бой прямо с марша. Вздохнув и еще раз помянув по матушке проклятых фашистов, Логинов с трудом переключил скорости, аккуратно развернул танк и вывернул из-за холма так, чтобы его отрог продолжал прикрывать большую часть корпуса танка. Для опытного, прошедшего бои в Харькове, форсирование Днепра и поле под Краснознаменкой, водителя, выбор подходящей позиции был простым, основанном на почти инстинктивных действиях, делом. Он, не дожидаясь команды капитана, остановился, крикнув в ТПУ:– Короткая! – и сразу после грохота и мягко качнувшей машину отдачи, резко стронул ее с места. Краем глаза успев заметить выросший на склоне холма разрыв, он так же резко развернул и снова повернул танк, заставив его проехаться своеобразной змейкой. По броне глухо простучали осколки, неподалеку, похоже, разорвался солидных размеров снаряд. Старший лейтенант Волков скомандовал: – Короткая, – Анатолий с разворотом притормозил танк. Загудел двигатель поворота башни, раздался грохот выстрела и практически сразу машину резко дернуло, а по ушам, несмотря на наушники и шлемофон ударил страшный грохот. Сквозь него в наушники пробился чей-то крик и тотчас смолк. Радист повернулся к Анатолию, что-то неслышно произнес и резко обмяк, чуть не свалившись с сиденья. Логинов машинально остановил мотор. Тут до него дошло, что он в наушниках стоит мертвая тишина, а правый рукав комбинезона взрезан, словно бритвой и из пореза выступила кровь, постепенно набухая на коже пропитывая ткань. Боли не было, только правую руку словно пощипывало. Осмотревшись, он заметил оборванный провод ТПУ и сплюнул. Все ясно, какой-то осколок перебил провода ТПУ и резанул его по руке.
Осторожно, стараясь не потревожить радиста, он перебрался в боевое отделение. Увиденное там, хотя и было вполне ожидаемым, Анатолия не обрадовало. На полу лежали двое раненых, командир танка висел на своем сиденье так, что сразу было понятно, он мертв. Командир орудия... лейтенант присмотрелся – ранен. «Положение как при первом прыжке с парашютом», – подумал учившийся свое время в школе стрелков-радистов ВВС Анатолий, – «страшно, но прыгать надо».
Он осторожно помог очнувшимся радисту с заряжающим вытащить так и не пришедших в себя двоих более тяжело раненных через эвакуационный люк, сел в кресло командира орудия, прильнул к прицелу и невольно вздрогнул. Приближенный оптикой немецкий танк, казалось, сейчас въедет прямо в башню. Лейтенант тряхнул головой, отгоняя наваждение, слез с сиденья, вынул из боеукладки несколько снарядов, положил поближе к казеннику, затем аккуратно, но резко вогнал снаряд в ствол, чтобы он врезался пояском в нарезы, вспомнив уроки заряжающего, сержанта Марченко. Ругаясь про себя, он выхватил из второй боеукладки гильзу с зарядом и дозарядил пушку. Закрыв затвор, снова усевшись на место наводчика, он старательно прицелился и выстрелил. Вражеский танк, как ни в чем не бывало, продолжил движение, а позади него, в кустах, вырос столб взрыва. Логинов мысленно выругался. Во-первых, он ухитрился зарядить явно не бронебойный снаряд, а во-вторых, неправильно взял упреждение. Внезапно в памяти всплыли страницы прочитанной незадолго до войны книги «Артиллерия», с пояснениями и картинкой, как брать упреждение при стрельбе по движущемуся танку. Быстро зарядив второй снаряд, на этот раз с черной окантовкой вокруг головной части, Анатолий тщательно прицелился и выстрелил. На этот раз эффект последовал незамедлительно. На борту танка словно вырос огненный цветок. Мгновение – и танк взорвался весь, подброшенная силой взрыва башня подскочила вверх и упала на еще горящие обломки, внешне почти не напоминающие ехавшую несколько секунд назад бронированную машину. Впечатленный последствиями попадания кумулятивного снаряда, лейтенант снова начал заряжать пушку...
В это же самое время не более чем в полукилометре от танка «Превед, медвед», старшина Рогальчук, вспомнив молодость, аккуратно наводил прицел пятидесятисемимиллиметровой пушки под обрез корпуса. Немецкий «Леопард», только что разделавшийся с одним из КВ, шел прямо на орудие, или не замечая его в кустах, или пренебрегая этой опасностью. Мысленно сам себе скомандовав: «Огонь», старшина дернул спусковой шнур, привычно приоткрыв рот. Пушка сильно подпрыгнула, сбивая наводку, но это уже ничего не решало. Танк успел выстрелить одновременно. На поле боя замер квадратной неподвижной глыбой очередной подбитый немецкий танк и еще одна советская пушка, замолчавшая навсегда. У склонившегося набок из-за разбитого взрывом колеса орудия, навалившись на прицел, застыл человек со знаками различия старшины в петлицах недавно введенной полевой формы...
Казалось, еще немного и тонкая линия обороны русских рухнет. Оберштурмфюрер Макс Смушке, высунулся из люка, внимательно осмотрелся и нырнул назад в люк, укрываясь от свистящих, казалось, у самых ушей осколков разорвавшегося неподалеку неизвестно откуда прилетевшего русского «чемодана». Несколько осколков звучно грохнули по броне. Макс вызывал по рации командира. Хорошо, что русские не имели здесь своих глушилок, и связь пока работала нормально.
Обрисовав ситуацию, он предложил атаковать по наиболее танкодоступной местности, прямо сквозь боевые порядки контратаковавших русских. По его мнению, большевики уже выдохлись и удар «Тигров» должен окончиться успешно. Выслушав приказ командира батальона, штурмфюрера Отто фон Шрама, он скомандовал водителю:
– Вперед, Курт. Нужно поторапливаться, иначе русских успеют разбить до нас.
Взревели моторы, и тяжелые бронированные мастодонты устремились вперед, навстречу победе и славе... Откуда прилетел этот снаряд, Макс так и не понял. Грохот удара болванки, мгновенно заглушивший все звуки и заставивший кружиться крепкую арийскую голову, запах пламени, проникший в нос, тяжелая крышка люка, мгновенно отлетевшая в открытое положение и Макс уже бежит, вернее пытается быстро перебирать ногами в попытке оказаться подальше от разгорающегося танка. Но далеко убежать не удается, тяжелый удар сбивает его с ног. Сознание милосердно гаснет и он уже не видит, что ударивший его прикладом рядовой Гена Кац, разобрав, что на танковом комбинезоне взятого им в плен фашиста нашиты знаки эсэсовца, сплюнув, передергивает затвор и выпускает в лежащего короткую трехпатронную очередь.
Наступление немцев внезапно тормозится, а затем их части начинают откатываться назад, под натиском атакующих во фланг «тридцатичетверок» и русской пехоты. Это атакуют остальные бригады Седьмой механизированной армии.
Контрнаступление немцев под Балатоном, которое должно было задержать наступление русских на берлинском направлении и вернуть Германии столь необходимую ей венгерскую нефть, было оставлено ударом вовремя подведенных резервов.
Вечером, в штабе армии, вспомнив о женском празднике, Мельниченко приказал собрать и поздравить всех служащих в штабе. Елена Горобец, возвращаясь после дневного дежурства к себе, встретила прогуливавшегося Андрея. Смущаясь и краснея заметно даже в полутьме, он преподнес Елене небольшой букетик лесных цветов.
Вот и Берлин во второй раз в жизни посмотрю. Первый раз еще старлеем, когда нас с жен... ну, в общем, когда на экскурсию из части съездили. Да, такой вот парадокс, в Группе советских войск в Германии советские военнослужащие и их родственники в Берлин могли попасть только на экскурсию, а самостоятельный въезд был запрещен. По периметру города на всех станциях патрули стояли, если в городе ловили, то в двадцать четыре часа назад, на Родину отправляли. Помню, был у нас такой комвзвода, разгильдяй и холостяк, что характерно, по фамилии Бжесский, так его за какие-то политические прегрешения (кажется, с немкой переспал), замполит полка грозился откомандировать. Офицерское собрание, все дела, а он встает так неторопливо и нежно-ехидным голосом замполиту и говорит: – А что это вы, товарищ Коробкомский, меня Родиной пугать вздумали? Неужели вам в СССР плохо? – Замполит сразу и замолчал. Отделался тогда наш Михаил все лишь выговором, даже не по партийной, а по служебной линии.
Вот так. Всего-то по Берлину еду, а воспоминаний! Давить их надо, думать мешают. Хотя, если честно, а о чем тут особо думать, как в той шутке, трясти надо. Немцы явно из последних сил сопротивляются. Ну, а как же еще, если наши войска сначала их постарались как можно больше от Берлина отсечь, прорвав оборону сразу на нескольких фронтах, а потом в лучшем стиле «блицкрига» и израильской армии в прорыв множество механизированных и конно-механизированных групп бросить. Так что теперь вся Германия как слоеный пирог из наших и немецких войск, а передовые части Андрея где-то у Рейна уже. В Берлине же в основном сборная солянка осталась, фольксштурмисты, охранные части, армия резерва, пэвэошники, штабисты. В принципе – смазка для штыка, но дерутся отчаянно. Вот и движемся мы не торопясь где-то вдоль затянутого в бетон берега Шпрее. Где – командиру и начштаба бригады точнее известно, меня больше положение передовых частей интересует, да и общая обстановка. Еле уговорил меня опять представителем Ставки послать, да еще в свою бригаду. И «Рыжего» у Андрея выцыганил, у него все равно сейчас в основном «тридцатьчетверки» в армии, а все тяжелое в тыловых эшелонах или вместе с пехотой «шверпункты» берет. Вот и наша бригада вместе с гвардейским стрелковым корпусом в Берлин вошла.
Да, разделали город страшно, сплошные развалины, да коробки домов. Населению дали пять суток для эвакуации через наши фильтры, только мало кто ушел. Боялись, Геббельса понаслушившись. Потом – тяжелая артиллерия и бомбардировщики, а теперь мы. И все стреляют. Немцы конечно сами виноваты, но когда воспоминания о будущей красивой столице ГДР на текущую картинку накладываются...
Ползем можно сказать, а не едем. Отдельные недобитые группы фрицев прячутся среди развалин и есть шанс наткнуться на «фаустников» даже в тылу наступающих войск. Поэтому идем стандартным построением штурмового отряда – впереди разведка, пешком, вдоль развалин по улице, за ними ИС-1, сбоку вдоль домов идут два отделения пехоты, в передовых группах там еще и огнеметчики, у нас их нет, все же не линейное подразделение, а штабная рота. За первым танком ползет наш «Рыжий», готовый поддержать своей шестидюймовкой огонь стодвадцатидвухмиллиметровой пушки ИСа. За «Рыжим», прикрытые его броней едут два штабных бэтеэра, а за ними, в хвосте – еще один ИС. БТР, кстати, необычные, изготовлены в Чехии, бригаде достались как трофеи во время Балатонской операции. Помнится, что-то подобное чехи и у нас разрабатывали, а тут вот даже в бой пустили. Немцы называли их «Котятами», наши придумали свое прозвище, почему-то «швейками» зовут, а иногда и просто «шайками» .
О, вот это здание я узнаю всегда! Теперь точно привязался к местности – мы у Музейного острова, а справа от нас, за речкой, Пергамский музей. Тэкс, а ведь оттуда явно стреляют.
– Береза, я Рыжий. Как дела? Прием.
– Рыжий, здесь Береза-два, при форсировании реки ранен комбат-два капитан Баранник. В бою на том берегу погиб принявший командование его зам, капитан Плясунов. Командование батальоном принял старший адъютант капитан Белоусов . Береза-один решил усилить батальон два учротой. Прием.
– Береза, я Рыжий. Принял. Предлагаю помочь огнем с места.
– Рыжий, здесь Береза-один. Ваше предложение принял. Разрешаю открытие огня выходом набережную. Прием.
– Береза, я Рыжий. Принял. Прием.
Ну, вот и мы примем участие во второй гусарской. Правда, традиция слегка нарушена – нас больше, чем их. Но это значит только, что им не повезло!
– Лева, стоп. Гена, ориентир правый угол здания, правее две тысячных, огневая точка. Осколочным.
– Готово!
– Огонь!
В танке наконец-то устанавливается привычная атмосфера – смесь паров топлива, масла, и пороховых газов. Внезапно начинает стрелять радист. Чего это он? – Семен, что там?– Командир, похоже фаустник! Очередь дал, но не понял, попал или нет.
Черт, неужели где-то впереди гад прячется? «Махра» не видит? Посмотреть из люка?
Открываю люк и в этот момент в развалинах вспухает облако пыли от выстрела. Фаустник, вашу...! По борту танка словно ударяют огромным молотом, по голове бьет звуковой удар. Черт, неужели песец? Люк открыт, выскочить успею, но вроде внутри все в порядке. Сквозь в шум в ушах пробиваются голоса. Так, все живы, никаких повреждений нет. Мехвод запускает движок. Ура, все работает. Кажется, идея Андрея о накладной броне с начинкой из песка нас спасла. Выглядываю из люка, благо музей уже взяли. Ага, вот и пехотинцы этого «камикадзе» поймали. Бл..., мальчишка совсем, лет двенадцать не больше, из всего оружия только пустая труба панцерфауста и, точно, вон один из солдат рассматривает, кинжал, скорее всего гитлерюгендовский. Что делать будут? Неужели убьют? И не докричишься. Нет, дали пару подзатыльников, что-то на пальцах объяснили и отпустили. Молодцы, вот только не станет ли он потом нам в спину стрелять?
Кстати, а чего это тихо так. Не стреляют вроде? Точно тишина. Так, что нам радист скажет?
Неужели кончилось? Да, комендант Берлина генерал-полковник Кребс прибыл для переговоров в штаб Первого Белорусского фронта. Кончилось. Всего на год раньше...
Дошли!
В небольшом, заштатном городке, единственной достопримечательностью которого считалось здание ратуши, настолько незначительном, что его даже не бомбила авиация союзников, четвертый день занятом советскими механизированными частями, происходило что-то интересное. Любопытные жители, уже понявшие, что нацистская пропаганда преувеличила жестокость «руссише зольдатен», но еще опасавшиеся лишний раз попадаться им на глаза, с удивлением подсматривали из-за занавесок на окнах за идущими по улицам нарядным в отстиранной и отутюженной форме воннослужащим, в том числе и девушкам.
Большинство из собиравшихся к пивной «Бёнш», в подвальном зале которой с утра наводили порядок русские солдаты и несколько ранее работавших в этом заведении кельнеров, несли в руках свертки или букеты. Наконец заинтригованные наблюдатели, жившие поблизости от пивной, увидели, как к зданию подъехали, встреченные приветственными криками русских, две машины. Из первой вышел молодой, подтянутый генерал, уже известный некоторым обывателям, как командующий русской армией. Он, ответив на приветствия, подошел ко второй машине и помог выбраться из нее девушке в белом платье, с венком на голове.
Встречавшие встали в две шеренги и генерал со спутницей прошли между ними в здание пивной. За ними постепенно входили в двери и все остальные присутсвующие.
В подвальном помещении, рассчитанном человек на семьдесят посетителей, за составным длинным столом разместилось тридцать восемь офицеров, солдат и пятнадцать военнослужащих-женщин. Во главе стола сидел сам командующий седьмой механизированной армией генерал-полковник Мельниченко. Рядом с ним, слева, сидела его невеста, а если учесть факт регистрации в штабе фронта – уже жена, Елена Горобец.
«[...]Четвертый период войны. Разгром фашистского блока.
В ходе наступления второй половины 1943 года советские войска завершили освобождение территории Советского Союза и начали освободительную миссию в отношении стран Европы... Пока союзные войска, преодолевая сопротивление немецко-фашистских войск, медленно продвигались по Италии и Франции, Красная Армия, отбив контрнаступления противника под Балатоном и в Восточной Пруссии, стремительно контратаковала. Разбив противостоящие группировки немецко-фашистских войск в Венской Пражской и Берлинской операциях, советские войска, введя в прорывы подвижные части механизированных армий и конно-механизированных групп, вышли к началу мая 1944 года к Рейну, преодолели Альпы и освободили северную часть Италии. Осажденный Берлин был взят штурмом. В ночь с восьмого на девятое мая 1944 г. в пригороде Берлина, Карлсхорсте, был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии. [...]
Реферат по истории СССР. Ученица 9 б класса 31-й средней школы г. ... Мельниченко Ирина.»