— Руфина Николаевна прислала, жена профессора.
— Какого профессора?
— Из Ленинграда. Николая Николаевича Скатова.
— Ты и в Ленинград успел?
— Ага, летал в гости. На сорок-то рублей всю страну тебе объехать, подарки привезти и сдачу еще тридцать девять рублей девяносто копеек.
— Да неужто за деньги я тебя ругаю! Я же не знаю ничего, Сеня, не слыхала про того профессора никогда.
— Ты и про этих не слыхала. — Сеня раскрыл одну книгу, вторую, третью, показал дарственные надписи, где его величали по имени-отчеству, уважаемым, дорогим.
— Гляди-ка ты!
— Еще одну в больнице Веткину оставил. Там стихотворения. Помнишь, Виктор Иванович Кочетков к нам приезжал? Его.
— Да как же ты и его-то сумел разыскать?
— Сумел. Я не то еще умею, Фенечка.
— А духами-то пахнет почему, Сень?
— В сумочке у ней лежала. Перед самым отходом поезда достала и подает мне: «Передай, говорит, своей красавице Фене».
— Откуда она узнала, что я красавица?
— Я сказал. Она тоже красивая, но ты красивше. Таких больше нет на свете.
— А об этом ты ей тоже говорил?
— А как же. Я человек правдивой истинности.
— Дурачок ты, Сеня. Родной мой дурачок! — Обняла его, поцеловала и, взяв сумку, побежала в магазин. — Хлеб кончился, и шоколадку надо Михрютке купить, в подарок от тебя.
А пропала на целый час: хвасталась там бабам своим мужиком — всю Москву объехал, всех начальников повидал, с профессорами беседовал, книжки от них в подарок привез. Видно, небогато живут, если ничего больше дать не догадались. Вот жена одного профессора — из самого Ленинграда приехал с Сеней повидаться, не один приехал, с супругой, — вот она, умница, косынку на память прислала. Вот и духи еще не выветрились. Вы понюхайте, чем профессорши душатся, понюхайте…
И Михрютка радовалась возвращению отца, «московской» его шоколадке. А завтра должны возвратиться из пионерского лагеря Тарзан — он был там вожатым — и Генерал Котенкин, послезавтра приедет из отпуска Черная Роза. Вся семья будет в сборе. Хорошая, дружная семья.
В комнате было душно, Феня спала, и он решил перейти в палисадник. Взял байковое одеяло с подушкой, прихватил в сенях старый тюфяк и устроился между двумя рябинами.
Хмелевка давно спала, было тихо, в темном небе перемигивались сонмы звезд. Сеня глядел на них, слушал тишину и видел, что это была не просто глубокая ночь — это был всемирно-великий черный Космос, всемогущий и беспомощный, который склонился над ним и миллионами мерцающих звездных глаз его разглядывал. Казалось, спрашивал: «Неужто ты, Сеня, такой-то малый и слабый, и есть то существо, с помощью которого я осознаю себя, свою беспредельность, свое не понятное никому назначение?»
— Да, это я, — прошептал Сеня, — И еще ученые Петрович, Новиков, Чирков, Скатов, поэт Виктор Иванович и много-много других замечательных людей. По отдельности не сумеем, а вместе, глядишь, осилим, одолеем, выполним любую задачу самой невозможной сложности. А если не осилим, что ж… Тогда и не виноваты.
Но мы будем стараться.
Действие происходит в 1976 году.
Кличка. Настоящая фамилия Фомин. (Здесь и далее примеч. автора.).
Здесь знаменитый рыболов ошибался. У сомов крупнее именно самцы, а не самки.
Парфений — непорочный, девственник (греч.).
Сидоров-Нерсесян не преувеличивает: левая рука Сени действительно была сломана одной изобретенной им машиной и срослась косо.
Бисер используется рыболовами при изготовлении мормышек.
УАЗ с брезентовым верхом, русский «джип», один из лучших в мире, годный для любых дорог и бездорожья, простой и выносливый, как послевоенный колхозник.
Продовольственно-фуражное снабжение.
Здесь сказалась личная обида Парфеньки и ограниченность его невысокой точки зрения. Межов руководил не только Мытариным, но и Примаком, Сухостоевым, Заботкиным и другими начальниками служб. Что касается Балагурова, то его отъезд в Хмелевку вызван необходимостью держать связь с областью, с хозяйствами и предприятиями своего района и с соседними районами на случай неотложной помощи. Ведь он начальник штаба. Такую помощь выбить легче ему, а не Парфеньке, хотя он и поймал необыкновенную чудо-рыбу.
Башмаков работал на разных руководящих постах в Хмелевке, обычно заваливал их, пока не попал на пожарку. Здесь он рассчитывал дослужить до смерти.
Здесь т. Башмаков неточен. Он имел в виду не закон, а инструкцию УПО, где крупные очаги пожаров гасить водой не рекомендуют, потому что эти очаги создают высокую температуру, при которой молекулы воды распадаются на составляющие их атомы кислорода, поддерживающие горение, и водорода, который горит сам. Вода превращается, таким образом, в подобие бензина или чего-то еще похлеще.
Веберов аппарат у рыб воспринимает, трансформирует в механические смещения и передает внутреннему уху вибрации стенок плавательного пузыря как резонатора звука. Назван по имени немецкого анатома Э. Вебера. Рыба; без веберова аппарата воспринимает звуки с частотой до 2500 Гц.
Как у большинства земвоводных, с двумя предсердиями и одним желудочком. У рыб сердце двухкамерное.
Б. Шергин. Океан — море русское.
Действие происходит в 1960 году.
Пока эта книга ждала издания, Александр Петрович умер.
Искажено Антиповной не умышленно, а по недостатку грамоты. Правильно — Гидалий Диевич.
Искажено Сергеем не по незнанию Крылова, а из озорства и неприязни к Башмакову.
То же, что и «шастали». Эти старики всегда засоряют язык разговорными шобонами. Шобоны (употребляется только в мн. ч.) — старые вещи, барахло, ветошь, обноски.
Эту нагорную часть Хмелевки в обиходе называют Новой Стройкой.
Положение о товарищеских судах.
По этому замечанию видно, что действие происходит еще в семидесятые годы.
Коэффициент вредного действия — термин принадлежит Сене.
Суходол — соседний райцентр.
Это сравнение вскоре закрепилось за Анькой как прозвище.