Гвенда мало что смыслила в воинском деле: в пуще разбойники перевелись еще при старом бароне, а конокрады и воры пакостили тихо. Конечно, все знали, что в Арции и Эланде идет война, но Белого Моста она не коснулась, и тут такое! Совсем рядом раздался угрожающий мужской рев, женский вопль, оборвавшийся коротким бульканьем, и хриплый возглас: «Нашел!» С тракта ответили невразумительным мычанием. Трясясь от страха, Гвенда наблюдала, как пара дюжин воинов хладнокровно добивали уцелевших. Затем от метавшейся на дороге кучи отделился высокий человек во фронтерской шапке и подошел к тому мужчине, что возился в кустах.
— Здесь все?
— Смотри сам.
— Все! Хороши, да?
— Хороши, да не про нашу честь.
— Оно и лучше. Я ауры предпочитаю, у них имен нет.
— Едем. Бери десяток Лойко, и айда! А остальные пусть приберутся… Припозднились мы что-то, как бы кто чего не увидел.
— Ну, такое не скроешь. Всех положили?
— Так решили ж!.. Хорошо, болото рядом…
Дальше Гвенда не слушала. Отползши по-ужиному, она кое-как добралась до своей корзинки, подхватила ее и быстро, но тихо бросилась в глубь болота. В Белый Мост женщина вернулась к полудню. У дверей «Белой мальвы» уже сидело несколько жаждущих, которые показались корчмарке самыми лучшими людьми на свете. Подкрепившись царкой и сменив старенькую суконную одежку на обычный наряд, она постаралась выбросить из головы пережитый ужас, хотя понимала, что узнает говоривших и через тысячу лет.
Годы в придорожной корчме научили Гвенду нехитрой заповеди: уши держи торчком, а рот на замке. О бойне на тракте женщина не сказала даже Рыгору.
— Осел! — самокритично проворчал эландский герцог, с отвращением разглядывая собственное отражение в темной воде. — Последний осел и тот сообразил бы, что делать!
— Никогда ничего не предпринимай, не подумав, а предприняв, не раскаивайся, — заступился за отражение Жан-Флорентин и добавил: — Нельзя объять необъятное. Ты поступил на тот момент вполне рационально и адекватно.
— Может быть, — пожал плечами герцог и поморщился. — Проклятая кольчуга, вроде и не тяжелая, а день потаскаешь, ночью костей не соберешь. Старею, наверное… Да и толку от этой сбруи…
— Астрономический возраст ни при чем. — Философский жаб выглядел недовольным. — Любой из тебе подобных после таких нагрузок ощутит определенный дискомфорт. Значительное число смертных, родившихся позже тебя, чувствуют себя еще хуже. Однако нельзя не учитывать возможность покушения, так как ты и Архипастырь являетесь для наших противников наиболее опасными фигурами.
— Спасибо, утешил, — хохотнул герцог, растирая плечо, но смех вышел невеселым.
Какое-то время оба молчали. Рене от усталости, Жан-Флорентин — готовясь к новой речи. С залива тянуло холодком, в темном небе замелькали маленькие трепещущие тени — нетопыри вылетели на ночную охоту.
Великий герцог Эланда вернулся в Идакону три дня назад и старательно разгребал огромную кучу неотложных дел, свалившуюся на него по приезде. Какими бы прекрасными помощниками и соратниками ни оказались Шани и Диман, многое мог решить только Рене. Новости не радовали, хотя могло быть и хуже.
На Адене и в Гверганде все было в полном порядке. Мальвани с помощью Архипастыря и Шандера практически закончил все работы. Теперь враг мог приходить, его ждали чуть ли не с нетерпеньем. Неожиданностью из ряда приятных стал странный жест калифа Майхуба. Извечный враг маринеров отпустил всех пленных эландцев, дав в придачу три больших корабля с оружием, продовольствием и каменным маслом, которое атэвы берегли как зеницу ока и которым они пожгли немало арцийских и даже эландских кораблей. Прислал Лев Атэва и послание, которое не мешало бы обсудить с ближайшими советниками, но Майхуб мог ждать. Михай Годой — нет.
Явившийся сразу же по возвращении Рене Прашинко рассказал немало.
Луи Гаэльзский жив, и его отряд вместе с госпожой Тахены и Кэриуном портит жизнь своре Годоя. О том, что творится в Таяне, известно мало, так как за Гремиху Прашинко ходу нет. Всадники тем не менее держатся. Ройгианцы прекратили прорываться через Горду. Луи и его люди истребили пять отрядов тех, кто звал себя Жнецами, и на этом все прекратилось. Больше из Таяны никакая пакость не выползала, то ли силы копят, то ли что-то задумали. Арцийцы подстерегают небольшие отряды, следующие в Таяну и обратно, но ничего особо примечательного от пленных узнать не удалось. Жена регента беременна. В Гелани и Высоком Замке сильный тарскийский гарнизон, а вот гоблинов почти нет. Тиверий ведет себя так, словно его не сегодня-завтра сделают Архипастырем.
Были новости и из Арции, главным образом от друзей Мальвани. Узурпатор склонил на свою сторону южные провинции, немилосердно обирая Фронтеру и Нижнюю Арцию. Поладил он и с «синяками», которые теперь отлавливают врагов регента: в городе идет охота как за любимцами Базилека, так и за теми, кто ходил в открытых недоброжелателях удравшего императора. Марциал, однако, на коне.
«Синяки» раскрывают заговор за заговором и во множестве ловят якобы Преступивших, причем часть имущества задержанных идет доносчикам, а часть — самым бедным. Мунт почти признал нового правителя, но полному признанию мешает Церковь. Годой пытается заигрывать с клириками и вроде бы сговорился с циалианками, но потом куда-то подевались драгоценности Циалы, которые тарскиец обещал ордену в обмен на поддержку.
Святая область готовится к войне. Иоахиммиус с Шадой сломали тех, кто хотел сговориться с узурпатором, и Кантиска становится прибежищем всех недовольных Годоем. Если тарскиец рискнет напасть на Церковь, его ожидает теплый прием, хотя обученных воинов в городе мало. Зато стены толстые, на них много пушек, а защитники крепко верят в заступничество святого Эрасти, который явил очередное чудо, спасши Иоахиммиуса от вражеской стрелы…
Эмзар обмолвился, что его погибший брат успел защитить Иоахиммиуса, но Кантиску в одиночку не спасет ни один маг. И еще эльф уверял, что дочь Годоя и есть пресловутая Темная звезда. Что ж, хуже Геро из-за этого не стала, но сколько же ей пришлось пережить! Потерять Стефана, потом Астена… Рене казалось, что между возлюбленной Стефана и братом Эмзара что-то было, и герцог сам не понимал, почему это его задевает. Как и новость о беременности Ланки, а Шани тоже хорош! Уж с ним-то Геро откровенна. Жан-Флорентин утверждает, что в волшбе, которую он почуял весной, не было ничего эльфийского, а колдовать могла только Геро, исцеляя Шандера. И ведь исцелила же! Что ж, молчат — их право… Он и виду не покажет, что знает про Эстель Оскору. В день похорон Стефана он поклялся защищать Герику и защитит, во что бы та ни превратилась. Эмзар говорит, что сила к Темной звезде приходит ненадолго, а в остальное время она обычная женщина, слабая, уязвимая, одинокая…
— Какую проблему ты обдумываешь? — Философский жаб изнывал от желания поговорить.
— Что? Ах да… Разумеется, я думаю о… Вархе и хотел бы знать твое мнение.
— Магия, — прошипел жаб, — отвратительная магия, и очень сильная, иначе бы Прашинко смог туда войти.
Про Варху стало известно утром. Собственно говоря, все началось, когда Рене болтался по Чернолесью. Комендант крепости, обычно аккуратный и обязательный до невозможности, не прислал еженедельного отчета о том, что поделывают Базилек и его свита и что видно на таянском берегу Ганы. Неделю ждали спокойно, полагая, что что-то случилось с гонцом, но когда не пришел и второй отчет, Диман забил тревогу и послал в крепость разведчиков. У тех хватило ума не лезть в зубы к Проклятому.
Укрыв лодку за излучиной, наблюдатели вознамерились подобраться к цитадели посуху. Не удалось. Ощущение ужаса, охватившее смелых и бывалых людей, заставило их одного за другим остановиться. Дальше всех прошли двое — известный бесшабашностью маринер и арциец, привезший в Гверганду письмо от Луи. Он и обратил внимание на странную тишину в лесу и легкую дымку, висящую в воздухе, несмотря на ясный летний день. Арциец уже видел подобное и не сомневался, что во всем виноваты «рогатые». С ним согласились, так как других объяснений не нашлось — даже отойдя от Вархи на весу, разведчики чувствовали себя неуютно, да и не удалось бы без помощи магии захватить практически неуязвимую цитадель.
Какой бы затерянной в болотах ни была вверенная ему крепость, комендант не забывал о войне, он и его воины помнили в лицо всех входящих и выходящих, прорваться по узкому подъемному мосту было задачей сложной, да и мост с началом войны подняли. Разведчики поняли, что большего не узнать, и вернулись.
Получив донесение, Шандер с Диманом посовещались и выдвинули к берегу Ганы тайные посты, а в устье реки на всякий случай ввели несколько кораблей. Флота в Таяне и в помине не было, но годоевцы могли соорудить плоты, которые корабельные пушки пустили бы на дно. Приличной же сухопутной дороги из Вархи в Эланд не имелось. И все же… Как и зачем крепость оказалась в руках ройгианцев? Разве что Михаю во что бы то ни стало понадобилась голова бывшего императора…
Рене происшедшее очень не понравилось, и Прашинко, несмотря на реку и болота, отправился к крепости. Вернулся пылевичок очень расстроенным. До самой цитадели он не добрался, но все и так было ясно: присутствие Осеннего Ужаса в окрестностях Вархи ощущалось сильнее, чем даже в Гелани, но как выкурить ройгианцев из крепости, никто не представлял.
— Дожили, — проворчал Рене.
— Стратегической роли Варха не играет, — заметил жаб. — Расположена она в малонаселенном месте, и оттуда никто не выходит.
— Что ж, придется смириться с тем, что в Вархе засела эта зараза….
— Было очень неосмотрительно помещать важного пленника на примыкающем к источнику заражения берегу, — указал Жан-Флорентин. — Есть достаточно признаков, чтобы утверждать, что Гана — часть древней Явеллы. Я недооценил твою гипотезу о связи названия крепости, выстроенной в крайне необычном месте, с заклятием или божбой, употребленной Годоем. Зато теперь очевидно, что захваченную крепость адепты Ройгу превращают в место Силы. Когда они будут готовы, они попробуют прорваться через Явеллу, но все говорит о том, что основной удар нанесут через Горду. Вода жива и сильна, а Всадники, сдерживая прорыв, разрушают сами себя. Если магия Ройгу это позволяет, что вполне вероятно, собираемые в Вархе силы будут вливаться в атакующий Горду фантом. Конечно, любая теория должна быть подтверждена практикой. Спроси совета у эльфов; если кто и может приблизиться к Вархе, то это Светорожденные.
— А то я бы не догадался, — поддразнил Аррой своего приятеля.
— Ты хватаешься за двадцать дел одновременно и поэтому можешь упустить нечто важное. И потом, ты слишком эмоционален и уделяешь излишнее время обдумыванию отношений с женщинами таянского королевского дома. Впрочем, тебя извиняет то, что ты еще должен обрести великую любовь и спасти Тарру…
Дальше Аррой не слушал, так как рассуждения философского жаба о его миссии стали для адмирала столь же обыденной неприятностью, как дождь со снегом в месяце Волка или вечные туманы в устье Агаи. Мысли Рене уносились к горной речке Жавейке, впадающей в реку побольше, которая, в свою очередь, вливалась в Гану, по словам академиков проторившую собственную дорогу к морю не столь уж давно, а до этого вливавшуюся в Адену. Эмзар считал, что это и есть Явелла, Жан-Флорентин с ним соглашался. Лебеди решили встать стражей именно на этом рубеже; возможно, они поймут, что происходит в Вархе.
Проклятье, почему это кажется ему столь важным? Потеря в общем-то никому не нужной крепости не сравнима с лагской катастрофой. Откуда же уверенность, что он что-то сделал не так?
Со стороны ведущей к воде лестницы раздался быстрый топот.
— Проше дана, на вас ждуть!
— Скажи, я сейчас.
— Слухаю, монсигнор!
— После войны я тебя на три года загоню в Академию, — пригрозил Рене. — Будешь изучать изящную словесность…
Марциал-Этьен-Виктор Одуа ре Изье с небрежной улыбкой сбежал по покрытой черно-желтым ковром главной лестнице императорского дворца. На красивом лице новоявленного вице-маршала не отражалось ничего, кроме уверенности в себе и удовлетворения от продолжительной беседы с регентом, хотя внутри его все кипело. Хуже всего, что он не понимал, был ли приказ Годоя наградой за оказанную на Лагском поле помощь или же замаскированной под милость ссылкой, если не смертной казнью.
Младший брат некогда всесильного, а ныне чахнущего в болотах Внутреннего Эланда Бернара никогда не страдал щепетильностью, заботясь лишь о своих интересах и своих удовольствиях, но дураком и трусом он не был. Высокий пост в армии он получил вполне заслуженно, это признавали даже многочисленные недоброжелатели семейства Одуа. Марциал мог бы греться в лучах братней удачи, прожигая жизнь, но младший Изье, с детства испытывая тягу к армии, повел себя совсем не так, как от него ожидали. Он не чурался утомительной гарнизонной службы, слушал опытных офицеров, а родственными связями если и пользовался, то лишь помогая товарищам.
Потом молодой Одуа накоротке сошелся с сыновьями безземельных, но лихих южных дворян, в огромном количестве съезжавшихся в Мунт за удачей. Именно Марциалу принадлежала идея собрать южан в полк, капитаном которого он и стал. Как женоподобный братец ненавистного всем арцийским дворянам временщика добился уважения и безоговорочного подчинения, оставалось личной тайной Марциала, но его молодцы за своего капитана готовы были змей живьем глотать.