Аниаллу про себя усмехнулась: под муками, видимо, подразумевались как раз несколько недель томления во дворце Аласаис.
- С возвращением, - она подошла поближе к балкону, - я и не знала, что ты... освободилась. Подумала: уж не забрался ли кто чужой в твоё логово?
- За "логово" спасибо, да только кто в здравом уме сюда полезет? - Талия любовно провела пальчиком по особенно жуткому шипу и вдруг так дёрнула решётку, что с обвивавшего её вьюна прямо на головы зверям в клетке посыпались ягоды, а сама решётка с лязгом сложилась гармошкой. - Так-то лучше. Ты сейчас куда?
- Никуда. Просто гуляю, - ответила Алу. Талия была, пожалуй, единственным алаем, который мог бы понять того, кто выбрал это место и это время для моциона. Она сама обожала дождь, ветер и глубокую ночь, а жутковатую аллею считала едва ли не лучшим местом в Бриаэлларе.
- Вот это правильно, - промурлыкала Талия, высовываясь из окна, чтобы дотянуться до своих питомцев, которые оказались коричневыми в жёлтых пятнах.
Одна из разбуженных тварей поднялась на задние лапки и принялась лизать её руку тёмно-фиолетовым, раздвоенным языком. Аниаллу поморщилась.
- Где ещё у нас найдёшь такой уголок? Нигде. Везде светло и чистенько, как в Элаане. Тоска, одним словом, - посетовала Талия. - А ведь скоро станет ещё хуже. Я почему говорю, что сама Аласаис нам тебя послала: мы тут второй час прошение сочиняем Верховному жрецу, чтобы он позволил нам самим прочесать Сад, если уж город без этого никак не может обойтись.
- Сад? А что не так с Садом?
- Это неизведанная для ВЖ территория. Он не знает, чего от неё ждать - мало ли что кроется здесь, в этих дебрях, - Талия улыбнулась с загадочной многозначительностью, - и хочет внести ясность в этот вопрос. Но с тем же успехом, Кеан мог бы заявить, что опасен дворец Аласаис, ведь всех его тайн он тоже не знает. На мой взгляд лезть сюда с проверкой - почти такое же кощунство! Да и сам Сад будет защищать свои секреты - по крайней мере от тех, кто не уважает его дух. И Кеан получит серьёзных врагов в собственном городе, хотя они могли бы стать ценными союзниками!
- И чем я могу вам помочь? - спросила Алу, наблюдая, как дочка Аэллы только что обслюнявленной зверем рукой преспокойно отправляет в рот одну ягоду за другой.
Сквозь ягоды Талия пробурчала что-то похожее на "поучаствовать" и в конце очень убедительно хмыкнула.
- Поучаствовать? Талия, - вздохнула Аниаллу, - если сейчас и есть что-то более вредное для вашего дела, чем моё участие, то я этого себе представить не могу. Кеан просто не даст разрешение на вашу экспедицию.
- Да нет. Мы не зовём тебя с собой. Но ведь ты не только сианай и дочь Верховного жреца, - Талия подмигнула, - но и известная мастерица всякого бумагомарательства. А мы тут как раз гадаем, как бы так написать, чтобы он дал согласие! Ведь все наши песни про "дух Дикого Сада" он пропустит мимо ушей, - развела руками зеленоглазая кошка.
- В первую очередь, ему надо написать о тех ценных союзниках, про которых ты говорила, - задумчиво произнесла Аниаллу, - хотя... хотя лучше поговори с Гвелиарин. Она больше нас понимает в тонких материях. А Кеан... он и саму Аласаис мечтал засадить за бумажные дела!
- Слава богине, ему это не удалось! - неожиданно громко воскликнула Талия.
- Да, слава богине, - пробурчала Алу. - И пришлось ему довольствоваться её несчастной Тенью...
- Да ладно тебе, Аниаллу! Вон ты как хорошо всё придумала. Мы-то привыкли к тому, что Гвели не вмешивается в государственные дела, и, обормоты, даже не вспомнили о ней. А я за это вашему молодому семейству ещё и должок прощу, - она лукаво улыбнулась, склонив голову на бок.
- Должок? - удивилась Алу.
Какая такая "молодая семья" имелась в виду, она понимала, но о существовании каких бы то ни было долгов у единственного, помимо неё самой, члена этого самого семейства, даже не догадывалась.
- Ой, госпожа моя кошка, как ты глубоко задумалась! - насмешливо проговорила Талия. - Это не совсем долг, мы с ним спорили насчёт восстанавливающего память зелья. Мы со змеюшным алхимиком Шуу, между прочим, в два голоса ему твердили - поможет, а он всё нос воротил да отнекивался. И даже сказал под конец, что если я окажусь права, то он сам за лапку меня отведёт к ан Руалам - на экскурсию в бестиарий! Да видно, не вышло у него разрешение получить... Ну и ладно, - махнула она рукой, - как-нибудь сама проберусь, так даже интереснее!
- Талия, а почему ты так уверена, что победила в этом споре? - от крайнего изумления Алу даже нахмурилась. Она изучающе, не мигая смотрела в лицо собеседницы. Ей с трудом верилось, что Анар мог не сказать ей о чём-то настолько важном, как попытка вернуть доруалскую память, пусть даже и неудачная.
- Э-э, - протянула Талия, - я думала - у вас один папка такой, а, оказывается, это семейное...
- Что "это"?
- Недоверие к танаям, конечно! - всплеснула руками дочка Аэллы. - Не ожидала от тебя. Уж ты-то должна понимать: когда речь заходит о зельях, ядах и противоядиях, танаи не ошибаются. А этот... да как же его?.. который у них "зампосла по ядам" - в общем, он подтвердил, что наше с Шуу снадобье должно работать, как желудок у ампуса! - Она ткнула пальцем в сторону клетки и только тут заметила, что зацепилась рукавом за шип.
Алу шагнула было, чтобы помочь ей, но Талия уже растерянно рассматривала порванный рукав: она слишком сильно дёрнула рукой, и свитер не выдержал.
- Красота требует жертв, - кокетливо заявила младшая Ан Камиан, колдуя над яркими петлями, и вдруг спохватилась: - Ой, извини, я когда с этими (кивок в сторону комнаты с гостями) пообщаюсь, потом гадости всякие говорю. Но ты тоже даёшь: чтобы танай ошибся в зельях - такого же быть не может!
- Но это не более невероятно, чем то, что Анар не сказал мне ни слова про своё чудесное исцеление! - в тон ей воскликнула Аниаллу. - Да я бы и сама заметила.
Это прозвучало куда менее уверенно, чем ей хотелось бы. Она начинала нервничать.
- Аниаллу, я знаю, что говорю, - убеждённо сказала Талия. - Если он по-прежнему ничего не помнит, значит... значит, так и не выпил эликсир! И я...
- Подожди, подожди... - подняла ладонь Алу и наморщила лоб, пытаясь вспомнить. - Это такая красная изогнутая склянка, а горлышко, кажется, черной шелковой лентой перетянуто. - Она нахмурилась ещё больше, уже предчувствуя, что угадала. Этот пузырёк показывала ей Шада, её ревнивая служанка. Вернее, она показывала запись, как Анар его прятал. Алу тогда отругала доносчицу и запретила ей шпионить за мужем. Видно, зря...
- Не лентой, а локоном Даэры, танцовщицы псевдоалайской, - закивала Талия. - Она, когда не выступает, одна из заправил у "нулей", Хранительница Источника. Хотя это ты и так знаешь.
- Я слышала, но никогда не относилась к разговорам про "забывчивых" серьёзно. Не укусят? - показала Алу глазами на ампусов и, когда хозяйка зверей отрицательно мотнула головой уселась прямо на клетку. - Да и как всё это связано друг с другом: танай, ты, Даэра, "нули" и Анарова память?
- Ты забыла, почему "нулей" называют "нулями"? Потому что они об-ну-ля-ют-ся - теряют все воспоминания. А для чего? Чтобы облегчить работу Веиндору. Для этого они пьют воду из Источника. Шуу, оказывается, и в Бриаэллар-то приехал, чтобы изучать наших "забывчивых" (это уже потом он кремами всякими и духами увлёкся).
Вот он-то и приметил, что тот, кто выпьет нулёвской воды, сохраняет некоторые из привычек и почти все свои старые навыки - читать там, писать, колдовать, а вот память о том, как они были приобретены - уже нет, она пропадает навсегда, вместе с остальными воспоминаниями. И эффект этот, как след от наших когтей, остаётся, даже если сменишь тело... Тебе это всё ничего не напоминает? - Талия выразительно распахнула глаза.
Ещё бы! Ей очень даже напоминало. Точно так же было и с Анаром, после того как Амиалис лишила его памяти: все его умения остались при нём, а воспоминания о ранних годах жизни исчезли. Но Аниаллу и в голову бы не пришло, что такое вещество может быть у "нулей"! Хотя вся история псевдоалаев, или "плагиата с кисточками", как называла их расу Талия, была полна тайн и нелепиц...
Из предисловия Талии Мурр ан Камиан к "Псевдосветским беседам с псевдоалаями" Диафера Дарларонского.
Эта история началась с того, как один неэнхиаргский бог во время туристической поездки в Бриаэллар познакомился с алайской расой. Кошки Аласаис поразили его воображение. Ну, все эти ушки, хвостики, светящиеся глазки, телепатия и прочие магические навороты. Бог Дитриус чуть не лопнул от зависти. Есть легенда, что он даже пришёл к Аласаис и попросил сделать его си'алаем, но она отказала ему. Хотя наэй и была при этом довольно вежлива, Дитриус всё же обиделся. Он слал ей письма, в которых, цитируя многих и многих авторов, объяснял ей, как богиня должна относиться к верующим, писал о милосердии, о её долге, наконец. Наэй Аласаис отмалчивалась, хихикая про себя, что она, слава богам, не богиня и поэтому вполне может себе позволить и верующим малость похамить.
Можно было ожидать скандала или даже какой-нибудь гадости от столь импульсивного существа, как Дитриус, но, на счастье, ему нравилось слыть существом добрым (такова была одна из догм, которой он фанатично следовал), и вот, вместо того чтобы вредить Аласаис, Дитриус решил превзойти её, создав своих собственных алаев.
Результат этой невероятной задумки по всему Энхиаргу обсуждали уже многие сотни лет. А ведь Дитриус планировал, что его алаи будут жить только в лично им созданном мире и заниматься преимущественно вытачиванием статуй их великого творца из всего, что под руку попадется, сопровождая это благородное занятие вознесением хвалы ему же - милостивому и справедливому... Ходил даже анекдот, что в качестве вершины выражения верноподданнических чувств намечалось сотворение сверхстатуи Дитриуса, то есть придание всему его миру формы божественного тела.
К сотворению алаев Дитриус подошёл с логичной на первый взгляд позиции: берём алая, копируем, выкидываем ненужное, добавляем желаемое - и готово! Только, к сожалению, он не был достаточно опытен, чтобы отличить, что ценно, а что нет.
Ну, с внешностью всё было сравнительно просто. Алаи Дитриуса вышли более худощавыми, чем дети Аласаис, кошачьи ушки на их головах заменили острые и удлинённые уши, вроде эльфийских, со смешными кисточками на концах. Кисточки украшали и их хвосты, больше похожие на львиные. Хотя это были существа ловкие и гибкие, до алайской грациозности им было далеко, и кошки Аласаис находили их слишком "дёргаными".
Куда интереснее дело обстояло с псевдоалайским характером - он вышел довольно странной пародией на нрав оригинала...
Создавая алаев, Аласаис совершила небывалое: она сумела, как посмеивались они сами, "согнать котов в стадо". Но, вопреки мнению Дитриуса, дух кошки не был тем кнутом, которым она их согнала. Кошкам просто было за что любить и ценить друг друга - те душевные качества и способности, которые от природы восхищали их более всего, они счастливо находили в своих соплеменниках. Не только дух кошки и сходство тел объединяли алаев: они обладали родственными душами - душами особенными, коих было ничтожно мало во всём Бесконечном. Им было свойственно стремление к совершенствованию и умение жить в гармонии с миром, превыше всего ставили они возможность развиваться, свободу идти своим путём и общаться с теми, кто разделяет их ценности. Собрав их вместе, Аласаис дала этим душам то, чего они желали. Тепло и уютно было им вместе: лица соплеменников радовали их взгляд, слова и мысли находили отклик в сердце, и, не способные на чёрную зависть, они имели бесконечное количество поводов восторгаться своими ближними. Тел алаит лишь сделал эту связь более прочной, почти осязаемой, он помог им развить те качества, которые они и так стали бы развивать, и изжить из себя то, что они и так постарались бы подавить, да потратили бы на это много драгоценного времени. Дух кошки дал им тысячу инструментов, тысячу подсказок и советов, как построить мир вокруг себя так, чтобы жить счастливо, в согласии со своей душой.
Дитриус не понимал этого. Он не понимал, как много зависит от "анатомии" души, что она не болванка, из которой с помощью воспитания и при должном упорстве можно сотворить что угодно. Не понимал он и того, что сходство природы и стремлений нескольких существ ещё не есть гарантия того, что они будут идти к общей цели, помогая друг другу, - стремление к богатству, например, мало кого сделало друзьями... Дитриус попытался наделить свои творения общим с ним духом, дабы сплотить их, связать с собой. Он не учел только, какого свойства был этот дух - дух божества, не способного ни на благодарность, ни на уважение, ни на бескорыстную любовь к кому бы то ни было, включая собственных "детей". Его натура наложила на псевдоалаев куда более сильный отпечаток, чем он хотел, испортила их, сделав непригодными для той цели, которую он же им и поставил. Воистину, горе творцу, который, в упоении от самого акта созидания, не способен просчитать последствия хотя бы на шаг вперёд...
Псевдоалаи тоже не умели просчитывать. Они были слишком импульсивны для этого, и импульсивность только усиливалась оттого, что в глубине их душ таилась неуверенность в своих силах, в том, что они могут хоть что-то довести до конца. Трудно сказать, что тут было причиной, а что следствием... Но корнем всех их зол была ужасная душевная лень, неуёмная потребность получать всё при минимуме затрат и ложное чувство собственной неотразимости, заставлявшей каждого из них думать, что он одним своим присутствием или мимолётными, случайными знаками внимания осчастливливает всех остальных и те должны быть по гроб жизни ему обязаны. Более того - они должны любить его.
Такое ужасное наследство получили псевдоалаи от своего создателя, полагавшего, что они должны обожать его просто за то, что он даровал им жизнь и честь называться его детьми.
Другим пороком несчастных кистеухих было то, что они совершенно не умели учиться. Этим они особенно отличались от алаев настоящих, почитавшихся одними из самых страстных любителей постигать новое. Псевдоалаи тоже были любопытны, но ни усидчивостью, ни упорством не обладали. Если результат не мог быть получен в короткий срок, то любое, самое интересное и многообещающее дело теряло для них всякую привлекательность, мгновенно становилось несносно скучным и с презрением отвергалось или, более того, объявлялось опасным для их личности, закрепощающим их "живой разум". Псевдоалаи видели мало чести в изучении и даже развитии чужих идей и потому до всего порывались дойти своим умом (которого, увы, была не палата, но зато как раз хватало, чтобы выдумать благовидный предлог и бросить опротивевшее им занятие).
Настоящий алай тоже мог отбросить старый опыт решения какой-то проблемы или даже не знакомиться с ним вовсе, интуитивно чувствуя, что так он добьётся в избранной области большего, чем его предшественники, и за редким исключением эти ожидания оправдывались. Но у псевдоалаев не было алайской интуиции, нечему было остановить их, когда в желании поразить всех свежестью взглядов, они доходили до полного абсурда. Пытаться вразумить их было совершенно бесполезно - гордые до упрямства, они не признавали никаких авторитетов и запросто могли пропустить мимо ушей самый разумный довод.
Авторитетом для них не был даже творец их, Дитриус. Его настойчивые, агрессивные попытки влюбить их в себя, псевдоалаи восприняли как насилие над своими личностями и либо угрюмо подчинялись ему, либо открыто делали всё наперекор. Чем больше Дитриус давил на них, требуя поклонения и благодарности за свои труды по их созданию, чем больше унижал, пытался переломить их природу, чем больше указывал на зависимость от себя - тем больше негодования скапливалось в их душах. Они не прогнулись, а сжались, как пружины, затаились, выжидая своего часа. И в конце-концов дождались... Но психика их претерпела серьёзные изменения: они панически боялись потерять себя и, уже выйдя из-под ига Дитриуса, продолжали любой ценой отстаивать своё "я" со всеми его совершенно очевидными и, главное, вредящими им самим недостатками.