- Хорошо, я понимаю твоё положение. Но о каком сроке идёт речь? Как долго... ты должен молчать?
- Я не знаю, моя госпожа. Я знаю... и значу так мало. Но, думаю, рано или поздно время придёт.
* * *
Направляясь на встречу с Ирсоном, Анар обдумывал всё то, что услышал от Фай и Мейва за последнее время. Он не поверил ни единому слову Такрен насчёт того, что Аласаис в каких-то своих целях смогла изменить его Путь (или уговорила Тиалианну сотворить его на заказ - что одно и то же). Анар силился понять, зачем Фай мучила его уши всей этой нелепицей... Уж не затем ли, чтобы убедить его, что раз сама наэй без зазрения совести преступила один из фундаментальных законов Бесконечного, то и он, Анар, имеет полное право нарушать его установления. И её установления - тоже.
И эти сливояблоки Такрен, без сомнения, подсунула ему с той же целью. Чтобы он стал таким же, как она... или как бедняга Мейв. Куцехвоста - потерянного, мучающегося сомнениями и сожалениями - она сумела оторвать от его прежнего окружения, прочно привязать к себе и, как следствие, могла впредь использовать в своих целях - какими бы они ни были. Видимо, с Анаром ей хотелось поступить точно так же.
Но Фай просчиталась: выбить почву у него из-под лап, отвратить его от его природы и его богини оказалось намного сложнее. Анар слишком любил Аласаис и... слишком уважал Бесконечный, служение которому было целью её существования. Это колоссальное, прихотливо устроенное, вечно развивающееся нечто, кажущееся то хрупким, то незыблемым, то мудрым и внушающем почтение, то нуждающимся в опеке - оно рождало в сердце Анара очень сложные и тёплые чувства. И он ни за что не променял бы близость к нему и к ней на любые знания или эту мнимую свободу ума, которой так кичились Фай и Мейв... Хотя, как всякий алай и дракон Изменчивого, он высоко ценил и то и другое.
"Все алаи казались мне жалкими, зашоренными рабами своего естества...", - повторил он про себя слова Куцехвоста. Отсутствие у кошек Аласаис интереса к тому, куда при смене облика деваются их тела и вещи, Куцехвост считал примером "ограниченности мышления" своих соплеменников. И его, Анара, ограниченности тоже. Но Анар не чувствовал себя скованным никакими запретами. "Почему Мейв не считает признаком той же ограниченности то, что мне или ещё какому-то коту не хочется прыгнуть в огненное озеро? - думал он. - Пример, наверное, не самый точный - вон ан Камиан может запросто сигануть в огненное озеро, любопытствуя: что он почувствует, умирая таким экзотическим образом? Но... но и он захочет прыгнуть только в том случае, если будет уверен, что у него есть запасное тело, а нервы - достаточно крепкие для подобных экспериментов. Если интуиция скажет ему: да, давай, прыгай, можно! А если не скажет - ан Камиан обойдёт озеро стороной, заткнёт своё любопытство до лучших времён. Так что же - объявить его за это "рабом своей природы"?!
Тогда и сам Мейв - точно такой же раб. Если интуиция, дух кошки, говорит ему, например, не ходить через некую пещеру, он туда и не пойдёт. Не пойдёт - и всё. И не важно Куцехвосту, в отличие от какого-нибудь неалая, который тут же начнёт задавать вопросы: что да как, что там, в этой пещере произойдёт - потолок обвалится или завяжется очередная драка? Он и задумываться об этом не будет, полностью доверяя своему чутью.
"Да, сам-то он - доверяет и не толкует это как несвободу! Почему же другим зазорно прислушаться к своему духу кошки, когда тот не велит им лезть в какие-то философские или магические дебри. Заниматься изысканиями, от которых, как они верно чувствуют, толку будет не больше чем от прыжка в ларшевое озеро? В чём здесь несвобода? В том, чтобы оберегать себя чтобы блюсти свою выгоду? Непонятно..." - помотал головой Анар.
Соплеменники Анара, драконы Изменчивого, тоже носились со своей свободой как с писаной торбой, но и они, если следовать логике безднианских алаев, не были свободны целиком и полностью. "Мы можем делать всё, что захотим", - вечно твердили драконы. Но ключевое слово здесь - захотим. Оно исподволь накладывало на детей Повелителя Ветров ничуть не меньше ограничений, чем общественная мораль или закон - на представителей других народов. Драконам Изменчивого по определению не могло захотеться великое множество вещей, например, им не пришло бы в голову кого-то ограбить, попытаться подчинить себе или убить ради удовольствия равно как продать себя в рабство или связать кабальным контрактом - хоть ради какой выгоды.
Это "нехотение" было одной из особенностей душ, которые Повелитель Ветров выбирал из мириад других, чтобы они родились его детьми - именно на душах... такого типа мог прижиться дух драконов Изменчивого. Этот внутренний запрет - если его вообще можно так назвать - был настолько органичен их природе, что как запрет не воспринимался вовсе... Во всяком случае, до тех пор, пока какой-нибудь "благодетель" вроде Фай не брал на себя труд открыть глаза несчастному пленнику самого себя.
Так, допустим, Такрен смогла доказать дракону Изменчивого, что он. Дух Свободы, на самом деле не свободен полностью. И что дальше?.. На что она рассчитывает? Что припёртый ею к стенке бедняга из принципа начнёт насиловать себя и делать то, что ему делать отнюдь не хочется, что для него противоестественно? Навряд ли. Скорее, он просто пошлёт её куда подальше, заявит, что ему и так неплохо живётся. Что свобода - свободой а природа - природой.
Да как можно не понимать, что нет смысла пытаться освободиться от своей природы! Можно сменить цвет кожи или волос, поя да хоть всё тело целиком, но невозможно изменить анатомию своей души - а именно это тончайшее строение в конечном счёте определяет, каким будет твой дух, твои стремления и желания, твой Путь, наконец... Какая нужда в подобных попытках? Во имя чего издеваться над собой?..
Переламывать кости своей душе ради Великого Вселенского Блага? (Хотя о чём это он? Фай Мейв - и мысли о благе... Смешно!) Но Бесконечный не делит существ на хороших и плохих, для него есть лишь существа на своём месте и не на своём. Любые задатки могут развиться десятками разных образов, и работа Тиалианны, Веиндора и Аласаис как раз и состоит в том, чтобы окружение существа оказалось таким, в котором задатки эти будут развиваться в созидательную, продуктивную сторону. Так или иначе.
Какая-то мысль трепетала на самом краешке Анарова сознания. Он с трудом ухватил её за хвостик, и она задребезжала в его сознании как расстроенная струна. Но как же тогда Амиалис? Его брат и сестра? Д'ал? Как Фай и Мейв, наконец? Если природа их душ так незыблема, если это она определяла их мировоззрение, то как они, алаи, могли отторгнуть дух кошки и предать Аласаис? Разве анатомия их душ не была сходна с его, Анара, собственной? Почему же тогда то, что казалось ему ужасным и противоестественным - было удовольствием для них? Неужели Фай права, и дело тут не в душе, а в наложенных на душу оковах, этом поводке, от которого они избавились, а он - нет? Или всё-таки что-то в них самих, в их душах было не так?
Ответ пришёл сам собой, и Анар много бы отдал, чтобы узнать - верный он или нет. Алайских душ катастрофически мало. Они редкость, дефицит. А что делает повар, когда у него кончается нужная приправа, а гости срочно требуют фирменное блюдо? Ищет наиболее близкий заменитель. И находит его, причём подбирает так точно, что посетители обычно ничего и не замечают. Или когда Тинойе нужны новые шнурки оттенка молодых еловых иголок, а в наличии оказываются только травянисто-зелёные, она, скрепя сердце (хотя мало кто вообще сможет отличить эти два цвета) берёт, что дают.
Так не могла ли сделать то же самое и Аласаис? Ей подвернулась душа - эдакая "почтиалайская" душа... Души. И Аласаис решила рискнуть... Но риск её себя не оправдал - именно за этот крохотный изъян смог зацепиться Тал... и именно через эту крошечную трещинку впрыснула в Мейва свой яд Фай. А вот в д'ал этот изъян вряд ли был таким уж крошечным. Он был и в остальных, не поддавшихся Талу, руалцах - не даром же, стоило Анару увидеть бриаэлларских алаев, как руалские кошки перестали казаться ему кошками Аласаис. Они все были какими-то... псевдоалаями, по большей части - не многим лучше кистеухих Дитриуса.
Но почему Аласаис не... разобралась с ними? Стало жаль своих творений? Не желала признавать свою неудачу? Сомнительно. Аниаллу всегда была до жестокости честна сама с собой, следовательно и от Аласаис можно было ждать того же. Скорее, она сберегла их для каких-то целей, о которых Анар, разумеется не мог сейчас догадаться...
Его мысли вернулись в прежнее русло: изъяны, дефекты, трещины... Грамотно, заботливо взращенный дух позволял заполировать их, скрыть от глаз. Даже... "неполноценный" алай, проникшийся духом Аласаис, живший среди других её детей, в её прекрасном городе - становился её котом по духу. Его крайне трудно было сбить с пути истинного. Но отними у него память об этой жизни, сдери наросшую духовную броню - и всё может измениться. И так можно истончить, разорвать связь не только между алаем и Аласаис, но и между существом любой другой расы и избранным им богом или наэй... даже между серебряным драконом и Веиндором.
Не для этого ли, чтобы таких предателей было больше, Талу понадобилось его "духосдиральное" зелье? Раньше прихвостни тёмного наэй действовали уговорами и хитростью, пытаясь рассорить существ с их природой, их расой, богами - да всем Бесконечным - дабы переманить их на его, "освободителя", сторону, а теперь, если предположение Анара верно, у Хозяев уже появилось куда более совершенное орудие...
И весьма неприятно было осознавать, что всего через пару часов Анару придётся вернуться в жилище безднианских алаев, в дом кошки, которая не погнушалась бы точно такими же методами. Да что там - Анар и задумался-то обо всём этом именно потому, что некоторые из этих методов воздействия Фай уже к нему применила...
* * *
Таверна "Проломленный череп", вопреки своему названию, была одним из самых респектабельных заведений Бездны. Она помещалась в гигантском, пробитом сталактитом черепе, почти полностью занимающим продолговатую пещеру, к стенам которой лепились какие-то ветхие постройки. Следом за Ирсоном Анар пробирался к таверне по извивающемуся над самым дном пещеры узкому мосту. Внизу копошились какие-то тени, изредка мелькали огоньки чьих-то глаз, слышались шипение, стоны, подозрительные стуки, звоны и шелест.
Группа существ в разномастных дрянных доспехах и одинаковых плащах, с грубо намалёванными на них красными черепами, появилась откуда-то из-за таверны и, прогрохотав по окаймлявшему её скальному карнизу, стала спускаться по замусоренной лестнице.
Анар видел: охранники "Черепа" нервничали. Они пытались сохранить внушительный вид рычали, встряхивали шипованными плечами, но то и дело опасливо косились на тёмную стену домишек, злобно посверкивающих тусклыми оконцами, временами ускоряя шаги настолько, что почти бежали, круша всё на своём пути. Видимо, обитатели этих трущоб, слишком бедные для того, чтобы позволить себе отобедать в "Черепе", были не прочь полакомиться его гостями.
- Почему они просто не выжгут тут всё? - вслух подумал Анар.
- Кто? - переспросил Ирсон.
- Хозяева таверны. - Анар кивнул в сторону застрявших у какого-то навеса стражников. - У них, как я понял, проблемы с местным населением. Тогда зачем посылать патрули? Можно ведь спалить эти лачуги - это было бы вполне в местных традициях, - сказал он и нахмурился: ему самому не понравилось, что первый же пришедший в голову способ решения проблемы оказался таким жестоким. "Бездна никого не отпускает прежним", - так, кажется, сказала Фай?..
- Выжечь? Они однажды попытались, - не оборачиваясь бросил Ирсон. - Пригнали огнедышащего псевдодракона, запустили его на мост... И потом целую неделю не имели проблем с местным населением. Спросишь, почему только неделю? Потому что через неделю дракон кончился, и местные снова проголодались.
Ирсон нагнулся, поднял камень почище и запустил им, нет, с криком отбросил его: "булыжник" распахнул пасть и пребольно цапнул его между пальцами. Несмотря на это, танай, видимо, попал, куда целился - замшелая глыба, в паре шагов перед ними, квакнула, мигом выпустила лапы и спрыгнула с моста. Ирсон достал из сумки очередной флакон и залил ранку вязкой жёлтой жидкостью.
- А как же тогда эта стража, если даже дракона?.. - поморщился Анар, наблюдая за стайкой теней, слетевшихся к месту приземления "глыбы". Один тёмный, холодный силуэт, подозрительно колеблясь, вытянулся, наклонился в сторону путешественников, словно почуял кровь Ирсона и теперь плотоядно принюхивался.
- А никак, - ответил танай, доставая ещё одну, на этот раз пузатую и красную, как помидор, светящуюся склянку. - Сдаётся мне, что этих ребят запускают туда с другой целью... с той самой, для какой в результате дракон и сгодился. Такая безднианская логика: этих сожрут - гостей не тронут.
Многозначительно поджав губы, Ирсон швырнул бутылочку следом за ожившим "булыжником". Она со звоном разбилась, пламя хлынуло во все стороны, уничтожив охочих до крови тварей.
- Насильно?
- Нет. Сами идут. - Танай пошевелил исцелёнными пальцами и зашагал дальше. - Это же Бездна, народ рисковый - могут ведь и не сожрать, а тогда заработаешь неплохие деньги.
- Всё это ужасно... - без особого негодования протянул Анар. - Но, ты знаешь, здесь всё равно лучше, чем в Руале.
- Я и говорю - искреннее местечко. Будь дело, например, в Линдорге, эти охраннички не знали бы, на что идут, а здесь им, при желании, даже расскажут, какой смертью они могут помереть... Но тоже не всегда, конечно.
Когда друзья прошли примерно две трети пути до таверны, Анар остановился настороженно шевеля ушами. Через мгновение закричал один из стражников, но Анар даже не взглянул в его сторону, почувствовал: не в этом крылась причина тревоги. Вдруг что-то тёплое, неправдоподобно быстро вынырнув откуда-то снизу, закрыло его лицо, надавило, спихнуло с моста. Алай попытался вырваться, взлететь, но оно тяжёлым плащом спеленало его плечи, прижало к земле.
Недолго думая Анар выпустил когти и коротким, резким движением всадил их в плоть врага. По обвивавшей его скользкой массе прошла волна дрожи, алая скрутило от боли, воздух разом вышел из его лёгких, а пальцы, казалось, вот-вот отломятся.
Отработанным ещё в Руале усилием воли он заставил мышцы расслабиться, а разум - перестать реагировать на боль. От души пройдясь когтями по животу нападавшего, Анар воткнул их ещё глубже, и в следующее мгновение с его пальцев сорвались струи разрушительной энергии. Они расползлись по телу врага, как червяки внутри яблока, ослабив его хватку. Вывернувшись из леденящих объятий Анар принял кошачий облик и в одно мгновение вскарабкался на верх затрясшейся от боли туши, оставив на ней длинные порезы. Он мог бы прямо сейчас перепрыгнуть на мост и через пару секунд быть уже в таверне, но огромная тварь, с уродливыми мясистыми крыльями без перепонок, медленно оседавшая под его ногами, погребла бы под собой Ирсона - юркому танаю почему-то никак не удавалось вырваться. А из трущоб к ней спешила подмога. Один из бандитов, вооружённый копьём, обмотанным ещё тёплыми жилами, нацелил его и полубесчувственного таная.
Анар сделал движение, словно собирался перескочить на мост, но вместо этого развернулся, выхватил меч и, в прыжке перерубив поганое копьё, резко пригнулся и ударил метившего в Ирсона ящера по голым лапам. Выбросил руку - и ещё одного противника откинуло в сторону, он снёс пару жердин, увешанных птичьими скелетами, угодил прямёхонько в громоздкие, крытые кожей носилки и затих. Видать, было ему там тепло и уютно. Анар заметил, что за кучей камней и скалящим зелёные зубы идолом пряталось ещё несколько бандитов, но первым делом надо было помочь Ирсону.
- Стоять можешь? - С трудом приподняв одно из "крыльев" агонизирующей туши, он помог танаю подняться.
- Да... я сейчас.
Пошатываясь, тот принялся шарить в своей бездонной сумке.
- Может, лучше я достану? - предложил Анар, но Ирсон только отмахнулся.
Алай повернулся к оставшимся бандитам.
Они наблюдали за ним и Ирсоном, не спеша нападать, но и не решаясь убежать, чего им, как чувствовал Анар, очень хотелось. Они то и дело поглядывали на носилки, но вряд ли их волновала судьба заброшенного туда ящера. Скорее, они ждали, пока некто скрытый за мягкими кожами, позволит им отступить.
Подозрительно было, что, вопреки ожиданиям бандитов, их главаря в носилках не было. Нет, он не сбежал, Анар непременно заметил бы это, значит - прятался где-то поблизости. И скорее всего, прятался не один, а в компании кого-то посильнее этих ребят. Встречаться с ними Анару совсем не хотелось - не говоря ни слова, он положил руку на плечо Ирсона, собираясь вместе с ним переместиться к входу в таверну, и... не смог.
В следующее мгновение посреди пустыря вспыхнуло маленькое жёлтое солнце. Вспыхнуло и погасло.