И дернуло же меня: «Новый Год на новом месте!», сидел бы сейчас в Москве, в какой-никакой, а компании, водку бы трескал — как положено. С икрой и шампанским. Может быть даже со свечами и легким флиртом под елочкой. Уж во всяком случае не тащился бы по колено в снегу по этим новостройкам, да еще отмотав за день семьсот с лишним верст за рулем. И это тридцать первого-то числа! Кретин. Чертов снег...
Нет, правда, я наверное с ума сошел — новогодняя ночь в незнакомом городе... Бывшие сослуживцы уж точно считают меня полным дебилом — бросить престижную работу в большой фирме, столичную зарплату, да и саму столицу. Мегаполис наш разлюбезный. Сердце, так его, нашей Родины... И зачем — поднимать новое дело в глухой провинции. Миссионер недоеденный... Миклухо, блин, Маклай.
Даже мужики с автостоянки смотрели на меня как на ненормального: «Что, вот так прям из Москвы? Сегодня?» — глядя на мой обросший горизонтальными сосульками автомобиль. «Что, в гости?» — а когда услышали адрес, то даже вроде протрезвели слегка: «Ну, типа, с новосельицем... Ну, и с Новым Годом, конечно...» И — взмах рукой через пустырь: «Туда!». Зато стоянка стоит копейки, дешевле пачки сигарет, и места навалом. Пр-р-ровинция. Блин. Чертов снег...
Если этот снегопад не прекратится, то через пару дней машину придется искать с миноискателем — вряд ли эти мужички стояночные в ближайшее время за лопату возьмутся. Ну и черт с ними. Зато уже доехал. Дорогу стремительно заносило прямо у меня на глазах. Похоже, что на всю трассу один я был такой балбес, который решил посмотреть на новогоднюю ночь сквозь лобовое стекло. Даже полосатых палочек не предлагали... Пару раз так крутануло — думал буду в сугробе зимовать. Скользко. Чертов снег.
Когда же этот пустырь закончится? Ботинкам, похоже, полный абзац... Наверное, я на редкость глупо выгляжу со стороны — посреди заснеженного поля в дорогом немецком пальто, кожаных туфлях и с чемоданом на колесиках. Особенно колесики радуют. Когда намело уже по колено. Почему не делают чемоданы на гусеницах? Russian style такой — для идиотов, которые из Москвы в провинцию работать едут. Ведь все же нормальные люди наоборот поступают! Там культура, метро, фонари горят, Церетели ваяет, Лужков в кепке ходит, деньги в килобаксах считают, улицы опять же чистят от снега этого...
Черт, похоже дошел. Вот здесь я теперь и живу.... Home, sweet home... Абсолютная тьма — ни одно окно не светится. Мерзость запустения. Апокалипсическое зрелище — двенадцать этажей и полная темнота в окнах. Мне, конечно, сказали, что дом совершенно новый, но чтоб настолько... Похоже, что я вообще первый жилец. Надеюсь, отопление уже подключили. На лифт, само собой, рассчитывать не приходится, но хоть свет-вода-газ должны присутствовать... Надеюсь... Вообще-то приглашающая сторона вполне любезна — зарплату положили очень приличную, ключи от новенькой квартиры и, главное, перспективы весьма впечатляют. Поле непаханое. «Нам очень нужны специалисты вашего класса» — работы много, людей не хватает. Сама предупредительность: еще бы, «приглашенный эксперт», special star, из самой столицы. Впрочем, на Новый Год никто не пригласил. Семейный праздник! Малознакомый столичный субъект нарушит гармонию праздничного пьянства. А и правильно, не будь такой болван. Нечего в новогоднюю ночь мотаться бог знает где...
Лифт, естественно, не работал. Впрочем, это меня не удивило, да и не огорчило особенно — пятый этаж, ерунда. Вот только чемодан на колесиках... Уныло и однообразно чертыхаясь, я преодолевал пролет за пролетом, оставляя за собой «следы снежного человека» — мокрые отпечатки от потерявших всякую благопристойность туфель и комья снега, обильно запасенные в штанинах. Не простудиться бы... Искомая дверь уже не вызвала никаких эмоций — дверь как дверь, деревянная. Покрашена в дебильно-жизнерадостный розовый цвет. Главное — ключ подошел. А то хорош бы я был, в новогоднюю ночь на лестничной площадке... И вот — вступаю в права владения. После смутного сумрака лестницы, в прихожей оказалось темно как в гробу. Некоторое время я шарил по стене руками в поисках выключателя. Логику квартиростроителей иногда постигнуть невозможно — вожделенная клавиша оказалась за углом коридора. Впрочем, значение это имело сугубо академическое — щелчок отнюдь не отозвался вспышкой света, я только зря зажмурился в ожидании. Оставалось только приступить к поискам фонарика в недрах моего полусамоходного чемодана.
Мои новые коллеги обещали позаботиться о некотором минимуме временных удобств в новой квартире, поэтому увидев на кухне простенький стол и пару табуреток, я не удивился. Удивился я другому — на одной из табуреток спокойно сидел человек, а на столе горела заботливо установленная в рюмке тонкая церковная свечка. Слово «удивился», пожалуй, будет некоторым (изрядным, по правде говоря) преуменьшением силы испытанных мной эмоций — если бы не тяжеленный чемодан, я бы, наверное, подпрыгнул на полметра. А так — выпустил изо рта первую пришедшую в голову фразу:
— Что, света нет?
— Почему нет? Вот он... — Непонятный мужик кивнул на свечку, вызвав заметное колебание пламени.
— А... ну... ммда-а-а, — Такой компрессии в моем речевом аппарате подверглись очевидные, в общем, вопросы: «Ты кто такой? Что ты здесь делаешь? Что, черт побери, вообще происходит?»
— Ты присаживайся, — незнакомец указал жестом на табуретку.
С трудом преодолевая ступорозное состояние, я придвинул табурет к столу и медленно на него опустился. Молчание затягивалось. В моей голове вспыхивали и гасли идиотские фразы типа: «А, что, электричества нет?» или «Экая погода-то нынче...», но с воспроизведением звука что-то не ладилось — открывая рот, я ничего не мог сказать, и закрывал его обратно. Мужика, кажется, мои мучения никак не интересовали — он молча смотрел на огонек свечи, явно не желая прояснять ситуацию. В конце концов, мой ступор стал переходить в глухое раздражение, и я откровенно уставился на незнакомца, перебирая и отбрасывая варианты: «Бомж? Новый сотрудник? Бандит?» — нет, явно не то... Не похож был ночной гость ни на приблудившегося в пустую квартиру бомжа, ни на провинциального бизнесмена, ни тем более на налетчика. Если уж судить по внешности, то он скорее вызывал ассоциации с молодым университетским профессором какой-либо бессмысленной гуманитарной науки — философии там, или даже этики: аккуратнейшая бородка клинышком, тонкие черты интеллигентного лица, гладкие ухоженные волосы до плеч, темный красивый плащ — только очков в тонкой оправе не хватало для полноты образа. Такие преподаватели обычно слегка томны, язвительны, бравируют нестандартностью мышления и пользуются бешеной популярностью у романтических студенток...
— Афанасий, — неожиданно сказал «профессор» и, помолчав, добавил:
— Водку привез?
- Кто? — снова обалдел я. Это имя настолько не подходило к рафинированной внешности, что картина мира рассыпалась окончательно.
— Афанасий — я, а водку привез — ты. Ведь привез?
— Ну...
— Доставай.
Сраженный наповал такой непосредственностью, я полез в недра чемодана. Вынырнув из его глубин с бутылкой «Финляндии», обнаружил на столе две тонкие хрустальные рюмки и глиняную плошку с маринованными грибами, столь грубую и аляповатую, что в голове промелькнула сумасшедшая мысль: «Может он археолог?».
— Местные коллеги обеспечили, — ответил на невысказанный вопрос «Афанасий».
Обыденность этой фразы неожиданно привела мое сознание в равновесие и «вопрос вечера» наконец был задан:
— А что вы, собственно, здесь делаете?
— Живу, — нимало не смутившись сказал этот странный человек.
— Но, простите, это я здесь живу...
— Так живи, я разве против?
— Но...
— С наступающим!
В протянутой ко мне руке уже была полная рюмка, в несуразной плошке торчали две тонкие серебряные вилки и, осознав величие принципа «без ста грамм не разберешься», я сдался:
— И вас также!
— Лучше на «ты», — отозвался мой невозмутимый собеседник, и лихо выпил, показав изрядную к этому делу привычку.
— Тем не менее, хотелось бы... — снова начал я...
— Давай по второй, — рюмки снова были полны, — за встречу!
Выпили. Закусили божественно вкусными грибочками.
— И все таки...
— Разговор в этой стране начинается после третьей, — рюмка уже в руке, — твое здоровье!
Недаром алхимики называли спирт «водой жизни» — внутри наконец-то развернулся плотный узел, отпустило напряжение дальней дороги и даже неожиданная ситуация перестала выглядеть столь дикой. В конце концов, что за Новый Год без собутыльника? Тем более, что человек этот, несмотря на очевидную эксцентричность, казался в этом качестве вполне приемлем...
— Простите, Афанасий, но вы, то есть ты — кто такой?
— Я? — собеседник неожиданно широко улыбнулся, продемонстрировав мелкие острые зубы, — я домовой!
— Мой домовой?!!!
— Почему твой? Твой в Москве остался. Ты ведь лапоточек ему для переезда не предложил? А я — свой собственный.
— Какой еще «лапоточек»?
— Ну, — Афанасий поморщился, — положено так. Не знаешь что ли? Кладешь за печку, или хотя бы за плиту, лапоть, просишь вежливо так: «Дедушка, не побрезгуй, поезжай со мной в новый дом, на новое хозяйство...»
— И что, поехал бы?
— Нет, конечно. Ищи дурака, из Москвы в провинцию ехать... Но — традиция...
Ситуация в сознании, даже расширенном принятым вовнутрь алкоголем, никак не укладывалась: на неумного шутника мой ночной собеседник никак не походил, но, с другой стороны, домовой — это как-то чересчур...
Глубокое сомнение, отражающееся на моем лице, явно забавляло Афанасия.
— Что, не верится? Ну смотри...
Ловко повернувшись на табурете, он запустил руку под стол и извлек оттуда здоровенную елку. В кухне ярко запахло снегом, морозом и хвоей.