К наступлению времени «Ч», на барже находились только свои люди, ибо замполит со свитой остался в Питере и скорее всего они уже в подвалах Литейного, все выявленные сторонние стукачи оставлены в Чумном форте, остается только переговорить со Штайном и Дьяковым, мужики вроде нормальные, братья их периодически прощупывали, тем более, что доносов от них не было, в отличии от того же зама Штайна, Иванова Ивана Ивановича, кандидат технических наук и записного стукача, который истово сигнализировал на окружающих, с четкой периодичностью и во все инстанции. Матросы его, кстати, не любили за мелочные придирки и прозвали «Бритым ежиком», ибо был действительно похож, особенно, когда к чему либо принюхивался, а записной юморист экипажа, радист Вовка Москалевский, сваял про ученого Иванова стишок, который звучал следующим образом:
Иванов Иван Иваныч, без штанов ложиться на ночь
Иван Иваныч Иванов, ходит ночью без штанов
И стишок этот произошел не на голом месте… В Чумном форте была столовая и там помимо экипажного кока были поварихи и официантки, и на одну из поварих запал Иванов (в своих мечтах он звал ее Вирсавией,по образы запомнившейся ему репродукции с одноименной картины художника Верещагина, но ей сей ученый муж активно не нравился, а техник Митрич (Ефремов Петр Леонидович), который испытывал к Иванову буквально физическое омерзение решил разыграть партию между Фрейдом, Квазимодо и Лукрецией (так он все это сформулировал в разговоре с майором Таракановым, ибо в реале был его подчиненным в чине капитана государственной безопасности и ближайшим соратником в личной группе графа, так как в прошлой жизни, техник Митрич (ныне чекист Ефремов), был генерального штаба подполковником Глебовским, за которым в свое время гонялись не только разведки Германии и Австрии, но и французское дзьем бюро вкупе с британской флотской контрразведкой. Подполковник скрутил Олега и двоих его людей, когда они пытались его арестовать, причем их встрече послужила цепь дурацких ошибок, чекистам дали не тот адрес, а подполковник сам оказался тут случайно, а в результате у Олега появился надежный соратник и старший друг, Митрич был зачислен в штат привлеченным агентом и работа у графа, как на Органы, как и на себя, заиграла новыми цветами.
А с Ивановым Митрич провернул следующее… В столовой появилась новая уборщица, согбенная, но шустрая старушка, которая обратив внимание на пылкую осаду поварихи ученым мужем сказала, что он не правильно себя ведет. Повариха, мол начиталась старых романов и жаждет тонкого обхождения, так как она на самом деле очень развратная особа, начитавшаяся мерзких французских книжек про разврат. Когда насторожившийся стукач поинтересовался откуда простая повариха знает французский и не есть ли она маскирующаяся дворянка, бабка Клава успокоила бдительного ежика, расказав, что в этой книжке много картинок и вот именно по этим картинкам маскирующая свою распущенную сущность повариха и учится разврату. Так что надо ей написать пару писем, послать с оказией парочку простых, но изящных подарков и все будет в ажуре. Бритый ежик не сильно поверил пролетарке швабры и ведра, но она попросила показать ему руку и рассказала, когда он был женат, почему развелся и чем болел после поездки в санаторий в Сочи, после чего Иванов стал верить каждому ее слову. Надо сказать, что бабка Клава, это была старая агентесса подполковника Глебовского действовавшая под псевдонимом Азазель и некогда умудрившаяся по его приказу внедриться в окружение Распутина, где он уже присутствовал под прикрытием должности тылового военного чиновника, и Азазель была ему нужна в качестве связной, но потом подполковник копнул слишком глубоко и был отправлен на фронт, по дороге куда его пытались убрать сначала германские, а потом французские агенты (методично упокоившиеся вдоль железнодорожной насыпи кто с ножевым ранением, а кто и с просто свернутой головой) ну а потом ордена, ранения, революция, Гражданская война, Одесский десант 1919 года (вовремя которого он готовил восстание в Одессе и именно его отряд, захватил обоз красных с действующими полевыми кухнями) и далее по календарному списку этой непростой эпохи. В Красном Петрограде Глебовский натурализовался технарем на Адмиралтейских верфях, а учитывая, что он некогда, по заданию Особого делопроизводства, Отдела генерал-квартирмейстера, отработал год инженером на Королевских верфях в Портсмуте, он показал себя отменным специалистом, впрочем, звезд с неба не хватающем. Подполковник не стал по известным причинам выпячивать свои знания, хотя мог управлять хоть автомобилем, хоть паровозом, хоть крейсером, и при этом даже починить там кое-что без сильного напряга. Ну а Азазель тихо работала скромной библиотекаршей и с радостью согласилась тряхнуть стариной и поработать на своего бывшего шефа, хотя в этом окаянном ремесле бывших шефов и агентов небывает. И вот после бурной переписки, о которой надо сказать повариха была ни сном ни духом, Бритому ежику было назначено позднее вечернее свидание в одном из подсобных помещений столовой и в записке была просьба, войти в дверь обнаженным, дабы дама могла полюбоваться его прекрасным телом и немедленно приступить к соитию. Квазимодовый Ромэо пришел к нужной двери, принюхался по привычке, унюхал запах духов «Красная Москва», которые намедни передала от него поварихе верная поломойка (духами была щедро полита дверь для антуража и интриги), быстро разоблачился и открыв дверь, представляя себе свою Вирсавию в таком же виде, как и он сам, вступил в альков где сразу же впал в оцепенение и только после секундной паузы, когда Митрич сказал «Товарищ, баня за углом» и громового хохота матросов и техников монтирующих трубопровод, выскочил наружу и позабыв про одежду бросился бежать (одежду ему потом положили под дверь кубрика), а на дверях каждую ночь появлялась надпись баня.
С братом все было обговорено и оговорено уже давно, так что, когда Олег попросил Павла, провести учебную тревогу по ПВО, «для укрепления революционной дисциплины и пролетарской боеготовности» (эта фраза была условным сигналом к началу операции «Отход») он понял его с полуслова и на палубе, и на надстройках закипела работа, результатом которой стало появление станков ощетинившихся ребристыми стволами пулеметов Дегтярева- Шпагина крупнокалиберными, созданными по личному указанию лучшего друга Советских пулеметчиков, товарища Сталина.
Таракан и изюм* - по Гиляровскому, изюм в знаменитых булках (сайках), не менее знаменитого булочника Филиппова, появился благодаря тому, что генерал-губернатор Москвы Закревский, бывший большим любителем выпечки Филиппова, однажды за завтраком обнаружил в сайке запеченного в оной таракана. Разгневанный губернатор велел доставить к себе булочника и потребовал объяснений, на что находчивый Иван Максимович съел данный криминальный кусочек сайки и сказал, что это изюм. А когда вернулся в пекарню, приказал добавить изюма в саечное тесто.