- Позвольте спросить, что обнаружил доктор Грейвс?
Она больше не могла скрывать от него правду и рассказала все.
Когда она закончила, француз не произнес ни слова. Его пальцы нервно постукивали по щитку, глаза уставились в потолок, как будто он читал там неведомые письмена. Наконец, Сирано встал.
- Мне бы нужно поговорить с вами наедине. Если возможно, то немедленно. Не пройти ли нам в штурманскую рубку?
Он пропустил ее впереди себя и запер дверь. Джил села и закурила сигарету. Сирано принялся нервно расхаживать взад и вперед, скрестив руки на груди.
- Совершенно ясно, что Файбрас, Торн и Обренова - Их агенты. Мне трудно представить Файбраса в роли шпиона. Он был достойным человеком... Впрочем, насколько мне известно, и этики, и их агенты утверждают, что насилие им ненавистно. Хотя должен сказать, что Файбрас умел проявить твердость... и не всегда он действовал мирными средствами. Вспомните эту историю со Штерном... Мне кажется, вы рассказывали, что Файбрас вынужден был защищаться, когда тот напал на него.
- Не помню такого разговора, - твердо сказала Джил. - И давайте лучше начнем с самого начала.
- Прекрасно. Сейчас я сообщу вам то, что обещал хранить в тайне. Пожалуй, впервые в жизни я не сдержу своего слова, - губы Сирано искривились в горькой усмешке. - И меня оправдывает лишь то, что я, возможно, был вынужден дать обещание врагу... таинственному и грозному.
Это случилось семнадцать лет назад. Господи, как давно и как недавно все это было! В те годы я жил в стране на правом берегу Реки, где большинство жителей - мои соотечественники и современники. На левом берегу обитали смуглокожие дикари-индейцы с Кубы еще доколумбовых времен - весьма миролюбивый народ. Правда, поначалу не обошлось без столкновений, но вскоре мы зажили с ними дружно.
- Нашим маленьким государством управлял принц Конти - великий Конти, под началом которого я имел честь сражаться под Аррасом. Получив в той битве сильный удар в горло, мою вторую серьезную рану, и в придачу к ней несколько мелких, я осознал весь ужас и мерзость войны. В тот год мне стало ясно, что Марс - глупейший из богов. Мои увлечения переменились; я восторгался лишь моим другом и учителем - знаменитейшим Гассенди. Он, как вам, без сомнения, известно, был противником презренного Декарта и возродил во Франции учение Эпикура. Его философские взгляды произвели огромное воздействие на моих друзей - Мольера, Шапеля и Дено. Он убедил их перевести труды Лукреция, божественного римского атомиста...
- Прекратите болтовню, Сирано! Мне нужны лишь факты!
- Тогда, если перефразировать другого великого римлянина...
- Сирано!
61
- Ну, хорошо, перейдем к делу. Это случилось ночью. Я спал возле своей любимой Ливи и вдруг пробудился. Хижина была освещена лишь слабым светом, струившимся в открытое окно. Надо мной склонилась высокая фигура с огромной круглой головой наподобие полной луны. Я быстро сел и потянулся к мечу, но вдруг незнакомец заговорил.
- На каком языке?
- А? Есть только один-единственный прекраснейший язык на Земле, которому, увы, я изменил, - мой родной французский. Он говорил плохо, с ошибками, но я его понимал.
"Савиньен де Сирано де Бержерак", - он назвал мой полный титул.
"У вас есть передо мной преимущество, сэр, - с достоинством отозвался я. - Мне ваше имя неизвестно". Не бахвалясь, скажу, что держался я великолепно, несмотря на сильные позывы помочиться. При слабом свете звезд мне удалось разглядеть, что он безоружен. Если у него и было припрятано кое-что, то лишь под его широким плащом. Совершенно поглощенный неожиданным визитером, я, тем не менее, удивился, что не проснулась Ливи, - у нее всегда такой чуткий сон.
"Вы можете называть меня как вам угодно, - сказал незнакомец, - мое имя не имеет никакого значения. Вас, кажется, удивляет крепкий сон вашей подруги? Я сделал так, что она не проснется. О, нет, она в полной безопасности, - поспешно добавил он, заметив, как я судорожно дернулся. Утром она встанет, как всегда, ничего не зная о нашей ночной беседе".
- В этот момент я понял, что тоже нахожусь под каким-то странным воздействием; внезапно у меня перестали двигаться ноги, будто у парализованного. Они не оцепенели и не отяжелели - просто не шевелились. Хотя я рассвирепел от этакого бесцеремонного обращения с моей особой, но проявить негодование смог бы только на словах. А здесь требовалось кое-что покрепче - и поострей.
- Незнакомец взял стул и уселся возле постели.
"Выслушайте меня внимательно и постарайтесь во всем разобраться".
- И он рассказал мне самую поразительную историю, которую я когда-либо слышал. Представьте, Джил, он утверждал, что является одним из тех существ, которые воскресили нас. Они называют себя этиками. Мой гость не коснулся ни их происхождения, ни внешности, - у него не хватило времени. Видите ли, если бы он попал в руки своих, ему пришлось бы плохо.
- Мне хотелось о многом его расспросить, но едва я раскрывал рот, как он перебивал меня, заставляя слушать. Правда, он обещал навестить меня - и даже не единожды - с тем, чтобы ответить на мои вопросы. Но главное я понял! Нам подарили жизнь, однако не вечную. Мы - лишь объекты научных экспериментов; по их завершении с нами будет покончено, и мы умрем уже навсегда.
- Что это за эксперименты?
- Исторические изыскания. Его народ собирает данные по истории, антропологии, языкам и тому подобному. Их интересует, какое общество могут создать люди, если их собрать воедино, и как они будут меняться в таких условиях. Мой гость заявил, что многие группы способны развиваться в нужном направлении и без вмешательства его народа. Но некоторые нуждаются в воздействии, иногда скрытом, а порой и непосредственно. Проект рассчитан на долгие годы; возможно, на несколько столетий. Затем работа завершится, равно как и наша жизнь. Мы станем прахом навечно.
- Я сказал ему: "Как же можно отказать нам в том, чем обладает ваш народ - в праве на вечную жизнь?"
- Он ответил, что они - не истинные этики, а жестокие существа, подобные ученым, мучающим животных во имя будущего науки. Однако эти последние имеют оправдание, разумное объяснение своей деятельности. Ученый приносит обществу благо, а потому его действия моральны. В данном же случае польза весьма сомнительна. Правда, в результате некоторые из нас обретут бессмертие, но лишь немногие.
"Как же этого достичь?" - спросил я. Тогда он объяснил мне сущность того, что Церковь Второго Шанса именует "ка". Вы слышали об этом, Джил?
- Я часто бывала на их проповедях.
- Ну, тогда вы знаете, что такое "ка", "акх" и прочие их штуки. Незнакомец рассказал, что доктрины Церкви истинны лишь отчасти. И сама Церковь создана по воле этиков, разыскавших человека по имени Ла Виро, который стал ее основателем.
- Мне всегда казалось, что эта религия - один из миров, выдуманных мистиками, - задумчиво произнесла Джил. - Я никогда не доверяла бредовым идеям земных проповедников - Моисея, Иисуса, Заратустры, Магомета, Будды, Смита, Эдди и всей этой компании.
- Я тоже, - кивнул головой Сирано. - Но вы помните - когда я был при смерти, то принял покаяние, - в основном, чтобы осчастливить мою бедную сестру и верного друга Ле Брэ. Хотя должен признаться, что тогда и я сам не считал это излишним. Дело в том, что я безумно страшился вечного огня в аду. В конце концов...
- Этот ужас был заложен в вас с детства.
- Совершенно верно. Но представьте - появляется некто, утверждающий, что душа действительно существует - как и вечная жизнь. На миг мне показалось, что это шутка. Вдруг один из моих соседей разыграл из себя посланца богов? И завтра я буду выглядеть посмешищем в собственных глазах? Как же, де Бержерак, рационалист и атеист, пал жертвой неумного розыгрыша! Но кому могло прийти в голову устроить такой фарс? И зачем? Наконец, почему при этом не проснулась Ливи, а у меня парализовало ноги? Где можно раздобыть обволакивающую голову сферу? Даже при слабом свете я разглядел ее тускло-черную окраску. И еще... Он, вероятно, почувствовал мои сомнения, и протянул мне ладонь. На ней лежали очки - странные очки из неведомого мне материала, "Наденьте их, - сказал он, - взгляните на Ливи".
- Я послушался и разинул от изумления рот. Над головой моей спящей подруги возник многоцветный шар; он сверкал, источая яркий свет, вращался, пульсировал и время от времени выбрасывал откуда-то изнутри лучи-щупальца. Одни втягивались внутрь, вслед за ними появлялись другие. Незнакомец отодвинулся и велел положить очки на его ладонь. Мне показалось, что он не хочет меня коснуться. Я вернул этот поразительный прибор, и он тут же исчез в складках его плаща.
"То, что вы видели, - объяснил он, - это атман, бессмертная часть вашей личности. Можете называть ее душой. - Он сделал паузу и продолжил: Я выбрал несколько человек, которые должны помочь мне в борьбе с чудовищным злом, с преступлением, которое совершил мой народ. Ваш атман свидетельствует, что вы достойны стать избранником. - Мой гость на миг задумался, потом пояснил: - Мы умеем читать в душах людских как в книгах. Характер человека выражается в его атмане, вернее, - характер и есть атман. У меня нет времени объяснить вам это более подробно. Скажу главное - за отпущенный вам срок лишь малая часть человечества достигнет высшей цели".
Затем он повторил то, что толкует и Церковь Второго Шанса: грешные души умерших вечно блуждают в мировом пространстве; они сохраняют в себе все человеческое, но лишены познания высшей сущности. Лишь те, чей атман прошел все стадии совершенствования, способен ее постичь. Особенно близки к этому те, кто уже при жизни достиг нравственной чистоты.
"Что?! - возмутился я. - На пути к вечности человек должен подобно неприкаянному духу скитаться в мировом пространстве, отскакивая мячиком от стенок вселенной, осознавая ужас своего положения и не имея возможности общаться с себе подобными? Разве о такой участи мы мечтали всю жизнь?"
"Не перебивайте, - остановил меня незнакомец, - я еще должен многое вам объяснить. Существо, достигшее совершенства атмана или акха, уходит из этого мира в запредельность".
"Что значит - запредельность?"
"Уйти в запредельность - значит, соединиться, слиться со Сверхдушой, прийти к подлинной сущности или Богу, если вы предпочитаете это слово, стать одной из частиц Его и познать в том вечное и беспредельное блаженство".
- Я почти уверился, что имею дело с безумным пантеистом, но решился спросить: "Означает ли это слияние потерю собственной индивидуальности?"
"Да, - ответил он. - Но зато вы становитесь Сверхдушой, Богом! Отвергнуть свою индивидуальность и самосознание ради возможности стать Высшим Существом - разве это потеря? Это величайший дар, венец существования!"
"Чудовищно! - воскликнул я. - В какую же дьявольскую игру Бог вовлек свои создания? Чем тогда бессмертие и загробная жизнь лучше смерти?
- О, нет! Во всем этом нет ни капли смысла! Логически рассуждая, зачем же создавать атман - душу, если большая часть душ будет развеяна, словно песок ураганом? К желанному пределу допустят лишь тех, кто приблизился к совершенству или, если хотите, к святости... И ради этого утратить свою индивидуальность, свое самосознание, исчезнуть? Нет, уж если мне суждено бессмертие, то я желаю остаться самим собой - Савиньеном Сирано де Бержераком! Мне не нужно это фальшивое бессмертие, существование в виде безымянной и безмозглой частицы Божьей плоти! Да - безымянной и безмозглой!"
"Вы, как и все ваше племя, слишком много разговариваете, - прервал меня незнакомец, - но тем не менее... - он минуту колебался, затем продолжил: - Существует третья альтернатива, которая вам больше придется по душе. Я не хотел говорить, но... все-таки скажу... правда, не сейчас. У меня нет времени, да сегодня это было бы и некстати. Возможно, я объясню вам кое-что еще - в следующий раз. А сейчас мне пора уходить. Итак, вы готовы помочь мне?"
"Но как я могу обещать вам поддержку, если не знаю, заслуживаете ли вы ее? Сейчас вы мне кажетесь Сатаной!"