Темный слабо улыбнулся.
- Я гляжу, у твоего племянника завидный талант - находить себе необычных друзей.
- Как и врагов.
- Гм...
- Не бери в голову, - правильно понял его мудрый Страж. - Со временем малыш привыкнет.
Эльф кинул быстрый взгляд.
- Кто-то из наших его... обидел?
- Обидел? - Дядько вдруг горько усмехнулся и покачал головой. - Нет, Таррэн. Не думаю, что ты выбрал правильное слово. Это, скорее... не знаю даже, как объяснить, чтобы ты понял. Просто когда твой дом и всю прежнюю жизнь сжигают заживо, а затем на твоих глазах умирают самые близкие люди; когда тебя делают игрушкой в чужих руках, не спрашивая, хочешь ли ты быть тем, что для тебя уготовили; когда смерть кажется великим благом, но упорно не желает приходить, а потом ты каким-то чудом остаешься жив и в какой-то момент понимаешь, что больше себе не принадлежишь... я не знаю, как это можно назвать. Обида, ты сказал? Возможно. Боль? Страх? Ненависть? Конечно, но не только. Скажи, бессмертный, что бы ты сделал, если бы человек смог уничтожить твою сущность? Начисто стереть все, что было дорого, все, чем ты жил и чем дышал? Убить прошлое, забрать настоящее и лишить будущего? Что, если бы ему удалось вырвать из тела твою душу, но при этом оставить тебе жизнь?
- Глупый вопрос, - тихо ответил эльф, отводя взгляд. - Я бы убил. Прости, но я не буду добр к кровному врагу, как того хотели бы ваши боги.
- А если твой враг давно мертв? Если ты уже убил его много лет назад? Если теперь твой самый страшный враг - это память, бесконечно повторяющиеся сны из прошлого и... время, которое, как назло, тянется слишком долго?
Таррэн ненадолго обернулся, проследив глазами за могучим гаррканцем и его беззаботно улыбающимся хозяином: кажется, неугомонный Белик затеял очередной спор с одним из караванщиков и теперь с жаром доказывал, что гномья сталь, закаленная в подземных кузницах Подгорного Народа, гораздо лучше переносит перепады температур, чем хваленые эльфийские клинки. И что чаще всего наносимые ушастыми руны направлены именно на то, чтобы сни-ве-ли-ро-вать (откуда слова-то такие знает?!!) это воздействие. Охранник резонно возражал, что гномы слишком много времени проводят в душных подземельях, а работают с сырьем в столь жутких условиях, да с такими ингредиентами, что это никак не может не сказаться на стойкости их металла к холоду. В то время как эльфы предпочитают использовать какие-то таинственные отвары для окончательной закалки, отчего клинки приобретают изумительную легкость, прочность и умопомрачительную остроту... этот спор был давним, всем известным и, как следовало ожидать, безрезультатным: гномов поблизости не виднелось ни одного, а эльфы, разумеется, не позволят глумиться над своими мечами, чтобы подтвердить или опровергнуть мнение одной из сторон.
Таррэн хмыкнул про себя, услышав подробности, но разумно не стал сообщать непосвященным, что насчет стали мальчишка абсолютно прав. Однако зарубку в памяти все-таки сделал: интересно, откуда Белику так много известно о Перворожденных? Нет, что он - чистокровный человек, очевидно: безупречно чистая аура обычного смертного просто не может лгать. У Белика она была, следовательно, он - человек. Но тогда откуда он знает то, что ему мог поведать только бессмертный? Причем, не всякий? Вряд ли тот Темный, что некогда причинил пацану столько боли, вдруг расщедрился на подобные откровения. Но тогда кто? Разве что малыш потом встретил еще кого-то? Хотя это вряд ли, конечно: ненависть его была слишком велика. И было, наверное, отчего. Кажется, какой-то эльф убил весь его род? Что ж, возможно: Темные никогда не ценили человеческие жизни. А если кто-то из них действительно виновен в гибели родичей пацана, наверное, у того было право на месть?
Таррэн мысленно вздохнул: в который уже раз родство с Темным Лесом заставляло его чувствовать себя неимоверно мерзко. Конечно, не его вина в том, что мальчишка пострадал от рук кого-то из высокомерных собратьев - таких случаев по всей Лиаре насчитывалось ох, как немало. Но легче от этого понимания не становилось. И прожитые среди людей годы не могли изменить отношение смертных к нему самому - редкому отщепенцу, пути которого давно разошлись с его собственным народом. Да, это правда: большинство Темных - жестокие и равнодушные к чужому страданию существа, для которых крик о помощи был лишь поводом презрительно сплюнуть и поскорее проехать мимо, чтобы не осквернять свой величественный взор видом пролитой крови. Прекрасные и жестокие боги, которых заслуженно ненавидели и оправданно боялись. Равнодушные убийцы. Бесстрастные палачи. А их идеальные лица - не более чем красивые маски, за которыми не скрывалось ничего, кроме постаревших и очерствевших душ, окостеневших сердец и озлобленной зависти к тем, у кого был неплохой шанс их пережить. Их, таких возвышенных и совершенных, но абсолютно чуждых стремительно развивающемуся человечеству.
- Не знаю, Урантар, - наконец, ответил эльф. - Быть может, я не рискнул бы жить с таким грузом.
Страж проследил за его взглядом и неожиданно помрачнел: увлеченно спорящий с попутчиками пацан, позабывший на какое-то время даже про свою ненависть, снова заставил его вспомнить о прошлом.
- Честно говоря, я не представляю, как ему тогда удалось выжить, - тихо сказал Дядько, с грустью следя за раскрасневшимся племянником. - И, признаюсь, был момент, когда я думал, что Белик уже не оправится. Я... нашел его в горах, случайно, но в таком жутком виде, что сперва испугался, что безнадежно опоздал. На малыше живого места не было, он едва дышал, а крови вокруг было так много, что ею насквозь пропиталась земля...
Седовласый на мгновение умолк и невидящим взором пробежался по густым зеленым зарослям вдоль обочин. Ровная дорога, тихий шелест листвы над головой, легкое дуновение ветерка, успокаивающая надежность могучих сосен, выстроившихся вдоль тракта, словно бдительные часовые... еще один плавный поворот, и впереди забрезжил первый просвет, после которого показалось бескрайнее поле, усыпанное цветами, созревшими дикими колосьями и полное невидимой суеты, о которой многие из живущих даже понятия не имеют. Кажется, скоро будет очередной привал, потому что тащиться по такой жаре на открытой местности - чистой воды самоубийство...
Вот и телеги стали понемногу замедляться, вот и возницы привстали, высматривая удобное место для стоянки, но Дядько как не заметил: невидяще смотрел перед собой и словно размышлял вслух.
- Я многое видел в этой жизни, Таррэн. Может, не столько, сколько ты, но все же достаточно, чтобы судить о смерти не понаслышке. За полвека мне довелось повидать немало мертвецов и тех, кто был в одном шаге от чаши Ледяной Богини. Мне приходилось убивать. И добивать своих же товарищей, чтобы избавить их от мучений. Я видел горящих заживо людей. Видел, как умирают эльфы, гномы, тролли... как дохнут твари, которым в нашем языке еще и названия-то не придумали. Это меня давно не трогает, поверь. Все мы черствеем с годами, становимся грубыми и циничными. И иначе нельзя, потому что если этого нет, то слишком легко сойти с ума или превратиться в неуправляемое чудовище. Но все же есть вещи, к которым невозможно привыкнуть даже таким странным существам, как мы: прикосновение любимой женщины, красота заходящего солнца в горах, бесконечность неба над твоей головой, вкус росы поутру... а еще - тихий плач замученного до смерти малыша, у которого не осталось надежды, - голос Стража внезапно похолодел и приобрел металлический оттенок. - Ты когда-нибудь слышал его, эльф? Слышал, как падает на землю не тобою пролитая кровь? Знаешь, как после боя чавкает трава под ногами? О, да. Наверняка. И ты знаешь, что этот звук ни с чем невозможно перепутать. Я тоже слышал его не раз, но после того дня он до сих пор стоит у меня в ушах. И это - тот звук, который я до сих пор не могу вспоминать без дрожи, потому что если бы не Траш, Белик просто не дошел бы до людей. Он бы умер у меня на руках, истекая кровью. Умер от ран, от боли и от того ужаса, который еда не свел его с ума. Траш помогла ему выжить в тот день. Она довела его до людей, как-то справилась, смогла, буквально вынесла малыша на себе, выкормила собственной кровью и до сих пор бережет, как родного.
У Таррэна потемнело лицо.
- Мальчика ранил Темный?
- Не ранил, - покачал головой Дядько. - Почти убил. Он не успел закончить совсем немного, всего пару штрихов не довел до совершенства, которое вы так сильно цените в жизни. Белик редко об этом говорит, ему очень трудно вспоминать, но я уверен, что все то время, которое этот ублю... прости - эльф... измывался, малыш был в сознании. Полностью. До самого последнего момента. В том числе и тогда, когда медленно убивали его младшую сестренку.
Темный вздрогнул, мгновенно припомнив искаженные мукой лица смертных девушек и их новорожденных младенцев, от которых когда-то с отвращением отвернулся даже его отец. Их посеревшие от боли лица, крупные капли пота на висках и кровь, медленно утекающую из бесчисленных ран. Неужели ЭТО повторилось еще раз? Неужели ОНИ рискнули снова?! Посмели начать Второй Круг?!
Таррэн судорожно вздохнул и непроизвольно зажмурился, с огромным трудом отгоняя от себя пронзительный, до сих пор стоящий в ушах крик: "Не надо!!! пощадите хотя бы детей...!!!"
- Сколько было... девочке? - хрипло спросил он, холодея от жуткой догадки.
- Семь лет.
- А Белик?
- Всего на год старше. Но для Темного это не имело значения: ему зачем-то понадобились именно дети.
- Он уже мертв? - сухо уточнил Таррэн.
Страж молча кивнул.
- Жаль. Мне бы ОЧЕНЬ хотелось с ним потолковать.
- И я бы не отказался, поверь, но малыш каким-то чудом управился сам, - невесело улыбнулся Дядько. - Он у меня прирожденный боец, настоящий воин, отважный и смелый человечек. Ничего не боится. Вот только душу ему исковеркали, и я не знаю, сможет ли она когда-нибудь снова ожить.
Эльф коротко взглянул на порозовевшее от волнения лицо Белика и в который раз вынужденно признал, что оно не лишено определенной гармонии и изящества - тонкие брови, безупречной формы нос, точеные скулы, маленький подбородок с крохотной ямочкой посередине, выдающей нечеловеческое упрямство. А еще - глаза. Слегка раскосые, невероятно крупные, потрясающей чистоты голубые глаза, которые обладали какой-то странной, непостижимой магией и притягивали к себе, как магнитом. Таррэн уже успел это прочувствовать - тогда, на берегу Язузы, когда Карраш едва не оттяпал ему пальцы, а пацан впервые посмотрел в упор, почти не таясь. И, хоть он вовремя отвернулся, неестественный блеск этих глаз, ставший особенно заметным в темноте, то и дело возвращал Перворожденного в тот странный вечер, заставлял напряженно размышлять о причинах. Запал в душу настолько, что эльф рискнуть обратиться не только к своему чутью, но и ко второму сердцу. Тому, что мудрее разума, и оно тоже подсказывало, что тут не все чисто. Правда, проверить некоторые догадки Таррэн так и не смог: пристальный взгляд этих глаз вот уже который день упорно от него ускользал. Будто Белик заранее предчувствовал, когда эльф повернется, и предусмотрительно отворачивался сам.
И вот этот человечек сумел когда-то убить Перворожденного?!
За дело, конечно, не спорю, но неужели даже самый слабый из Темных смог уступить этому малышу? Или оказался настолько беспечным, что напрочь позабыл, насколько бывает опасна загнанная в угол крыса? Даже взрослому, опытному воину стоило немалых трудов хотя бы задеть таких великолепных бойцов, которыми всегда слыли эльфы. А ведь Белик в то время был еще моложе и слабее. Возможно, истощен и сильно ранен. Так как же это оказалось возможным?! Каким чудом? Провидение подсказало ему момент для нападения? Врожденное чутье? Отчаяние? Судьба или что-то еще спасло мальчишку от неминуемой гибели? Может, есть что-то, чего о нем пока никто не знает?
Таррэн молча покачал головой: странный человечек. Упорный, живучий, маленький нахаленок, которому удалось когда-то справиться с одним из лучших воинов древнего народа. Волшебство? Магия помогла? Но силой от мальчишки не пахло, как он ни искал. Совсем не тянуло, а сероватая человеческая аура выглядела такой типичной, что гарантированно не была искажена никаким амулетом. И это тоже необычно...
То, что амулет у мальчишки был, Темный знал давно - дурная глиняная висюлька с криво выцарапанным гигантским глазом посередине нередко показывалась из-под треугольного выреза его рубахи. Знак известного столичного мага на ней тоже стоял, но ни малейшей магической силы эта побрякушка не имела. Эльф хорошо проверил. Более того, старого ворчуна Робсила знал лично; причем, не меньше пятидесяти лет кряду, и тот никогда бы не опустился до постановки личного клейма на таком ненадежном материале, как глина. Даже если шнурок к ней был приделан ужасно дорогой и ценный - из кожи каменной ящерицы, имевшей на черных рынках Аккмала поистине баснословную цену. Поскольку одно с другим явно не вязалось, то, скорее всего, мальчишку просто обманули и всучили никчемную подвеску вместо настоящего охранного амулета. А это значит, что он зря уповает на собственную безопас...
Белик неожиданно осекся по полуслове, а потом странно замер, вытянувшись струной и настороженно поводя носом по сторонам. Секундой позже насторожился и Карраш - тоже застыл на середине дороги, поджав под себя переднюю ногу, как гончая на охоте, и шумно втягивая ноздрями сухой воздух.
- Дядько-о-о-о...
Страж, молниеносно позабыв о попутчике, стремительно развернулся.
- Что? Малыш, что у вас?
- Знаешь, тут дурно пахнет, - еще более странным голосом сообщил пацан, уставившись на опекуна расширившимися глазами. Седовласый на мгновение приподнялся в стременах, прислушиваясь к подозрительно притихшему лесу, но тоже почуял неладное и, неожиданно переменившись в лице, зычно рявкнул:
- Брони надеть!! Живо!! И ходу прибавьте - немедленно уходим! Белик, ты - ко мне! Гаррон, будь внимательнее - где-то поблизости маг!
Южанин не стал задавать глупых вопросов: когда опытный боец начинает орать таким голосом, тут уже не до жиру и не до глупых вопросов. Одним движением выдернув из переметной сумы кольчугу, он молниеносно занырнул внутрь, нацепил шлем и метнулся вдоль череды повозок, предупреждая и свирепо рыча:
- Живее, черепахи! Шевелите задницами! Сова! За вами тылы! Аркан, Рыжий, Молот - левый борт! Ирбис, Лешак, Ирмил - правый! Сонтар, Юрас, присмотрите за девчонками! Актил, что с твоим амулетом?...
- Пока молчит.
- Следи в оба!
Воины беспрекословно повиновались и без лишних слов рассредоточились, на ходу накидывая брони и обнажая оружие. Маги, говорите? Нападение? Возможно и так. Такие ветераны, как седой, редко ошибаются в своих предчувствиях, но даже если он вдруг ошибся, то все равно - лучше прослыть дураками, шарахающимися от собственной тени, чем прохлопать стрелу в мягкое место.
За какие-то жалкие секунды караван страшновато ощетинился мечами, копьями и арбалетами, дружно закрылся толстыми, окованными железными полосами щитами, за которыми спрятались уязвимые пассажиры, заблестел сразу несколькими десятками упрятанных в кольчуги тел и резко прибавил ходу, стараясь миновать подозрительное место как можно быстрее. Надо, не надо - никто не спрашивал. Может, и нет никакой опасности, но уж если ветеран Бронлора что-то учуял, лучше сто раз перебдить, чем лежать потом в пыли с простреленной глоткой.