Буч закрыл дверь. Кобура казалась непривычно легкой, а бумажник — плоским. Такое ощущение, что, оставив у капитана пистолет и значок, он вышел из кабинета раздетым.
— Ну как? — спросил Хосе.
— Решил сходить в отпуск.
— Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?
Буч направился по коридору к выходу.
— А как там коллеги из Нью-Йорка? Нашли что-нибудь на нашего подозреваемого?
Хосе схватил его за руку и впихнул в комнату для допросов.
— Я спрашиваю: что случилось?
— Меня отстранили от дел и отправили в неоплачиваемый отпуск до окончания внутреннего расследования. Мы оба знаем, каковы могут быть выводы комиссии. Превышение служебных полномочий.
Хосе почесал затылок.
— Старина, я ведь предупреждал тебя: не лезь к этим подозреваемым.
— Этот гад, Риддл, еще мало получил.
— Речь не об этом.
— Забавно: капитан сказал то же самое.
Буч подошел к тонированному окну и уставился на свое отражение. Боже, да он стареет на глазах. Или, может, просто устал заниматься единственным делом, в котором видел смысл. Полицейская жестокость… Да пошли они! Он пришел сюда, чтобы защищать невинных, а не демонстрировать свою крутизну, как какой-нибудь урод с полицейским значком. Проблема в том, что в наше время слишком много законов, помогающих преступникам выкрутиться. Жертвам насилия, чьи жизни ставятся под удар, повезло меньше.
— В любом случае мне тут нечего больше делать, — тихо произнес Буч.
— Что?
«В целом мире не осталось места для такого мужчины, как я».
Буч обернулся:
— Ну так как? Я про Полицейское управление Нью-Йорка. Что удалось узнать?
— Ты же отстранен от дел.
Напарник смотрел на него в упор.
— Меня пока что еще не уволили.
Хосе опустил взгляд. Некоторое время он отрицательно крутил головой, как будто о чем-то оживленно спорил со своими ботинками. Наконец поднял голову и ответил:
— Nada — ничего. Такое впечатление, что этот парень возник ниоткуда.
Буч выругался.
— А звездочки? Я знаю, их можно заказать в Интернете, но ведь они продаются и так?
— Да, в академиях боевых искусств.
— У нас в городе есть пара таких заведений
Хосе кивнул.
Буч вытащил из кармана ключи.
— Ладно, я пошел.
— Погоди… наш человек там уже побывал. В обеих академиях заявили, что не помнят покупателя, похожего по описанию на подозреваемого.
— Спасибо за информацию.
Буч направился к двери.
— Эй, детектив О'Нил! — Хосе схватил Буча за локоть. — Проклятье, подожди хоть минуту!
Буч бросил через плечо сердитый взгляд.
— Опять скажешь, чтобы я не лез в дела полиции? Побереги силы.
— Послушай, Буч, я тебе не враг. — Темно-карие глаза Хосе, казалось, заглянули в самую душу. — И ребята тоже на твоей стороне. Мы считаем, что ты выполнял свой долг и знал, что делаешь. Все, кому ты настучал когда-либо по рогам, схлопотали заслуженно. Хотя, может быть, тебе раньше просто везло? А сейчас избил кого-нибудь не того…
— Закругляйся с проповедью. Мне пора.
Коп взялся за ручку двери.
Хосе вцепился в его рукав.
— Ты отстранен, О'Нил. Не суйся в расследование, которого ты больше не ведешь. И — ты не вернешь этим Дженни.
Буч задохнулся, как от удара.
— Решил напоследок дать мне по яйцам?
Хосе отпустил его руку, безоговорочно капитулируя.
— Извини, не хотел. Неужели ты не понял? Чем глубже ты влезаешь в это болото, тем скорее оно тебя засосет. Тебя — погубит, а твоей сестре не поможет ничем и никогда.
Буч медленно покачал головой.
— Черт! Я же это знаю.
— Уверен?
Он был уверен. Да, ему понравилось бить морду Билли Риддлу, но это была месть за Бэт, а не за сестру. Дженни умерла. Давным-давно ушла из его жизни.
Что ни говори, а старина Хосе глядит на него, как на смертельно больного.
— Все будет хорошо.
Буч сам не особо верил своим словам.
— Только не ходи по краю пропасти, детектив. Не испытывай судьбу.
Буч распахнул дверь.
— Ходить по краю — это все, что я умею, Хосе.
Мистер Икс откинулся на спинку кресла, размышляя о предстоящей ночи. Он планировал еще один заход, несмотря на то что полиция стояла на ушах из-за взорванной машины и мертвого тела проститутки. Охота на вампиров у «Скримера» становилась затеей рискованной, но дополнительные сложности только усиливали удовольствие.
Хочешь поймать акулу — ныряй глубже, а за вампиром отправляйся в его логово.
Сладкая дрожь искушения пробежала по телу.
Мистер Икс не уставал совершенствовать свою пыточную технику. Этим утром, перед отъездом в академию, он заглянул в сарай. Инструменты были вычищены и разложены по местам: набор стоматологических буров, ножи всех размеров, киянка и долото, электропила «Соузэлл».
И ковырялка. Для глаз.
Истинное мастерство заключалось в том, чтобы балансировать на грани между болью и смертью. Боль можно растянуть на многие часы и дни. Смерть — это конец игры.
В дверь постучали.
— Входите, — пригласил он.
Вошла администраторша, мужеподобная особа с мускулистыми руками и плоской грудью. Мистер Икс не уставал удивляться ее противоречивому образу. Она явно старалась компенсировать отсутствие мужских половых признаков могучей фигурой гориллы, делая для этого все, что было в ее силах: качала железо и принимала стероиды. Но в то же время сохраняла женское кокетство: ежедневно красилась и укладывала волосы. Вот и сейчас, в короткой маечке и леггинсах, она выглядела как дешевая пародия на королеву трансвеститов.
И вызывала у него отвращение.
«Нужно твердо знать, кто ты есть на самом деле, — подумал он, — и не пытаться стать чем-то другим».
— Там парень пришел, хочет с вами поговорить. — Ее голос был примерно на полторы октавы ниже, чем следовало бы. — О'Нил — кажется, так его зовут. Ведет себя, как коп, но значок не показывал.
— Скажите ему, что я сейчас подойду.
«Шагай, шагай, ошибка природы», — мысленно добавил он.
Когда за ней — или за ним? — закрылась дверь, мистер Икс усмехнулся.
Подумать только: человек без души, охотник на вампиров обзывает кого-то ошибкой природы?
Зато у него есть высшее предназначение. И план действий.
А у этой красотки всего и радостей, что сходить в «Голд Джим» да там покачаться. Вечерком, после того как побреется.
Когда Буч припарковался возле дома Бэт, было почти шесть. Рано или поздно служебную машину придется вернуть, но ведь отстранен — еще не значит уволен. Пусть капитан сначала лично его о том попросит.
В обеих академиях боевых искусств удалось встретиться с директорами. Первый оказался отвратным типом. Помешанный на самозащите азиат-самозванец: кожа белее даже, чем у Буча.
Второй директор был просто странным. Напоминал героя-молочника из фильма пятидесятых годов. Блондин с напомаженной шевелюрой и дурацкой улыбкой, которая так и просилась в рекламу «Пепсодента». Этот «привет из прошлого» был сама предупредительность. Но Буч почуял, что парень брешет, стоило тому только открыть рот.
Вдобавок ко всему этот сладенький красавчик еще и припахивал, как баба.
Запрыгнув одним махом на крыльцо, Буч позвонил в дверь.
Он предупредил о своем визите заранее, оставив сообщения на автоответчике в редакции и дома. Буч собирался надавить кнопку еще раз, когда увидел сквозь стеклянную дверь, что Бэт вышла на площадку.
Проклятье!
Она была так хороша в своем облегающем черном платье, что у Буча свело от боли виски. Глубокий вырез открывал грудь. Зауженная юбка подчеркивала стройные ноги. В длинном разрезе при каждом шаге соблазнительно мелькало бедро. Высокие каблуки придавали лодыжкам изящную утонченность.
Темные волосы она заколола наверх. Буч подумал: как классно было бы их распустить.
Бэт подняла взгляд от сумочки и удивленно раскрыла глаза.
— Буч?
Она приоткрыла дверь.
— Привет, — сказал коп. Язык заплетался от смущения.
— Я получила твои сообщения, — спокойно произнесла она.
Буч отступил, давая ей выйти.
— У тебя найдется минутка? Нужно поговорить.
Ее ответ был ему известен заранее.
— Только не сейчас.
— Куда ты собралась?
— На свидание.
— С кем?
Она встретила его взгляд с таким взвешенным спокойствием, что он понял: за этим последует ложь.
— Тебя это не касается.
«Ну естественно».
— Бэт, что случилось с тем парнем минувшей ночью? Куда он подевался?
— Не знаю.
— Ты лжешь.
Ее взгляд не дрогнул ни на мгновение.
— Прости, но мне пора…
Он схватил ее за руку:
— Не ходи к нему.
Тишину нарушило басовитое урчание мотора. Черный «мерседес» с тонированными стеклами подъехал к дому. Сам наркобарон удостоил их своим визитом.
— Ах, мать его! Бэт… — Коп сжал ее руку, отчаянно пытаясь обратить на себя внимание. — Не делай этого. Это называется: соучастие в совершении преступления.
— Отпусти меня, Буч.
— Он опасен.
— А ты — нет?
Он опустил руку.
— Завтра, — сказала она, сделав шаг назад. — Мы поговорим завтра. Подъезжай ко мне после работы.
Он решительно заступил дорогу.
— Бэт, я не могу позволить тебе…
— Ты меня арестуешь?
Как коп, он больше не имел права на это. Пока его не восстановят на службе.
— Нет.
— Спасибо.
— Я делаю это не из любезности, — горько произнес он, когда она прошла мимо. — Бэт, пожалуйста…
Она остановилась.
— Все не так страшно, как кажется.
— Даже не знаю, что ответить. Все предельно ясно. Ты защищаешь убийцу и имеешь реальный шанс сама сыграть в ящик. Ты хоть понимаешь, что это за тип? Я видел его глаза, пока он держал меня за горло и ждал, пока я не испущу дух. Он прирожденный убийца. Как ты можешь идти к нему? Черт, как ты вообще позволяешь ему разгуливать по улицам?
— Он совсем не такой.
Но за словами этой фразы крылся некий вопрос. Дверь «мерседеса» открылась, и из машины вылез старичок в смокинге.
— Госпожа, у вас возникли какие-то затруднения? — заботливо поинтересовался он, бросив на Буча косой взгляд.
— Нет, Фриц. Все в порядке.
Она улыбнулась, но улыбка вышла натянутой.
— До завтра, Буч.
— Если ты до него доживешь.
Бэт побледнела, но поспешила вниз по лестнице и скользнула в машину.
Через минуту Буч был уже за рулем. Пустился вдогонку.
В коридоре раздались шаги. Хаверс оторвал взгляд от тарелки и нахмурился. В кои-то веки собрался спокойно поесть…
Сейчас откроется дверь, и догген сообщит, что прибыл новый пациент.
— Марисса! — Он вскочил со стула.
— Вот, решила спуститься. Надоело сидеть целыми днями в своей комнате.
Сестра натянуто улыбнулась.
— Очень рад твоей компании.
Она подошла к столу. Хаверс предупредительно отодвинул кресло. Как кстати, что, по его настоянию, стол всегда накрывали на два прибора. В черном шелковом платье и жакете с высоким воротом сестра выглядела непривычно решительной. Распущенные волосы переливались в свете свечей, как золотая пряжа. Она выглядела очаровательно, но Хаверс почувствовал внезапную вспышку злости. Этот мерзавец Рэт не ценит того, чем обладает. Красавица из благородного сословия для него недостаточно хороша?
Использует ее только как кормушку.
— Как твоя работа? — поинтересовалась Марисса, пока доггены наливали вино и ставили перед ней еду. — Спасибо, Филипп. Каролин, это выглядит просто восхитительно.
Она ковырнула вилкой ростбиф.
«Боже мой, — подумал Хаверс. — Ужинаем, как нормальные люди».
— Работа? Прекрасно. Нет, на самом деле дела идут отлично. Я тебе рассказывал про свое открытие. Еще немного, и кормление останется в прошлом. — Он поднял свой бокал. Обычно бургундское идеально сочеталось с говядиной, но на этот раз появился какой-то привкус. Да и вся еда казалась ему сегодня кисловатой. — Я перелил себе консервированную кровь и чувствую себя превосходно.
На самом деле он несколько преувеличивал. Хотя его не тошнило, ощущения были непривычные. Ожидаемый прилив сил так и не наступил.
— О, Хаверс, — мягко сказала она. — Страдаешь по Евангелине?
— Ужасно. А питаться от других… просто не могу.
Нет, он больше не станет поддерживать свою жизнь этим диким, старомодным способом. Отныне — только клиническая процедура: капельница, стерилизованная игла и пакет крови.
— Мне так жаль, — сказала Марисса.
— Спасибо. — Хаверс протянул ей ладонь.
Она накрыла ее своей.
— Извини, я была так… погружена в себя. Но теперь все будет по-другому.
— Да, — подхватил он.
Пусть это варвар, Рэт, продолжает пить из вены, но Мариссу можно избавить от этого унижения.
— Не хочешь попробовать переливание? Оно освободит тебя.
Марисса отдернула руку и взяла бокал. Несколько капель пролилось на одежду.
— Какая жалость, — пробормотала она, стирая вино с шелковой ткани. — Я такая неуклюжая.
Она сняла жакет и положила его на соседний стул.
— Знаешь, Хаверс, наверное, стоит попробовать. Я тоже потеряла вкус к кормлению.
Он почувствовал невероятное облегчение и надежду. Эти чувства потрясли его своей новизной. Слишком долго он не верил, что жизнь можно изменить к лучшему.
— Правда? — прошептал он.
Она кивнула и откинула волосы назад.
— Да, правда.
На ее шее Хаверс заметил отметины.
Две воспаленные раны от укуса. Красное пятно — след жадных губ. Лиловые синяки около ключицы, где ее сжимали жестокие руки.
Глаза от ужаса заволокло пеленой, он поперхнулся.
— Как он посмел так грубо с тобой обойтись?
Марисса прижала руку к шее, а затем поспешно набросила на нее прядь волос.
— Все в порядке. Правда же, ничего особенного.
Его взгляд был прикован к шее, страшная картина все еще стояла перед глазами.
— Хаверс, пожалуйста. Давай поедим. — Она снова взяла вилку, словно собравшись продемонстрировать, как это нужно делать. — Ну хватит. Поешь со мной.
— Как я могу есть после этого?
Он оттолкнул прибор.
— Потому что все кончилось.
— Что?
— Я порвала с Рэтом. Все, я больше не его шеллан. Мы виделись в последний раз.
Хаверс выпучил глаза.
— Почему? Что произошло?
— Он нашел себе другую женщину.
— И кого же он тебе предпочел? — В голосе звучала лютая ненависть.
— Ты с ней незнаком.
— Я знаю всех женщин нашего сословия. Кто она? — требовательно повторил он.
— Она не принадлежит к нашему кругу.
— Значит, это одна из Избранных Девы-Законоучительницы?
В сложной иерархии аристократии эти женщины занимали самую высокую ступень.
— Если я правильно разобралась в его мыслях, она — полукровка. Нет, скорее, человек.
Хаверс окаменел. Человек?
Мариссу бросили ради… гомо сапиенс?
— Деву-Законоучительницу уже известили? — спросил он срывающимся голосом.
— Это не моя обязанность. Но уверена, что Рэт не замедлит ей сообщить. Все кончено.
Марисса подцепила кусочек мяса и положила в рот. Она жевала так тщательно, будто забыла и вспоминала, как это делается. Или просто не могла ничего проглотить, будучи столь унижена.
Хаверс вцепился в ручки своего кресла. Его сестру, благородную красавицу, отвергли. Долгие годы ее использовали, жестоко унижали и под конец отбросили в сторону ради какого-то человека.
Вот чем наградил ее король за ее преданность — позором.
Рэт помыкал ее любовью, не замечая ни красоты, ни благородного происхождения.
А теперь растоптал ее честь.
Пропади ты пропадом, воин!