Когда соберешь мысленно все горе, причиненное тобою другим, сосредоточив его на себе, как если бы те, другие, все это тебе причинили, и живо вообразишь свое ревнивое, пронзенное со всех сторон твоим же злом, самолюбие, - тогда поймешь, что такое ад.
- Дьяволу все люди не нужны. Ему нужны некоторые. Я - ему нужен. Но я не поддамся.
Начальник лагеря:
- Что же ты - сам Богу молишься, а посылку просить к Сатане приходишь?!.
Мужик говорит кошке:
- Видишь, какой я хороший? Вот - принес...
(Не оттого ли мы все понемногу творим добро? И не потому ли им одним не спасешься?)
- Мне достаточно пять минут посмотреть на стену, чтобы сказать, что вот в этой стене больше зла, а в той - меньше... Добро, правда, я различать еще не научился.
В русском апокрифе есть эпизод: дьявол дрючком нанес Адаму 70 язв, а Господь повернул их внутрь - "и обороти вся недуги въ него" ("Сказание, како сотвори Бог Адама"). Развивая аналогию, не получим ли мы в итоге подобного выворачивания - изгнание из Эдема, во-первых, а во-вторых, посмертные адские муки, когда вывернутая вновь, на старый салтык, душа попада-ет в атмосферу собственной внутренней жизни, которая станет отныне ее физической средой, окружением? Тогда она сама создает себе погоду в аду, и наказание за грехи, заложенное в самих же грехах, может восприниматься как нечто вполне вещественное.
- Эта наглая смерть...
- Этот смертельный человек...
Меня занимает сказка как проявление чистого, может быть впервые отделившегося от жизни искусства, и как оно проясняет действительность и делает ее более похожей на себя, разделяя добро и зло и заканчивая все страхи и ужасы счастливым концом.
Неужели свадьба в финале сказки - лишь иллюзия, которой мы пытаемся подсластить судьбу? Скорее все же это настоящая, окончательная реальность развязки, которая себя обнаруживает, когда страшный сюжет рассеивается в ходе своего изложения...
- Трудно, Господи.
- А ты думал как?
Боль нужна для того, чтобы, уходя, оставить полное, освобождающее блаженство.
...А бесы тогда водились, как лягушки в болоте. Человек, человек, сообщающийся с Богом сосуд.
- За что я благодарен Господу, так это - что за всю мою жизнь не убил никого. А сколько было случаев!..
- Один у меня родственник - Бог...
Он слышит ночью хор голосов - может быть, духов земли, или всех рассыпанных по ней бесчисленных племен и народов - и, прислушиваясь, чувствует вдруг, что, если поймет он сейчас из этого хора хоть слово, то сойдет с ума. Понять - сойти.
Каким мы голосом будем кричать в аду? - Не своим. Если даже в падучей каждый кричит совершенно неузнаваемо.
...И кашель двух стариков в бараке, похожий на диалог. Послушав их немного, вступает третий.
Или - один, казалось, кашляя говорил с собою на два голоса. Хриплым и страшным - спрашивал, спокойным, своим - отвечал.
А еще бывают ходики с вырезанной над ними из жести кошачьей головой, у которой глаза тикают туда-сюда с томительной методичностью.
30 июня 1967.
...Не к Достоевскому лишь применимая, но ко всякому роману в его универсальном значении - засасывающая роль сюжета. Писатель интригует, заманивает в свою страну, куда, как с горки, мы скатываемся и оглядываемся, но поздно: попались! Книга - ловушка, лабиринт, по которому нас тянет сюжет, пока мы с головой не окунемся в стихию книги и не станем ее пленниками и поверенными. Не оттого ли на практике особенно широко применяются затягивающий сюжет путешествий, а также любовные истории с поджидаемой свадьбой в конце пути? В этих схемах пути с соблазнительной приманкой в финале - выражена идея книги как умозрительного пространства, которое необходимо покрыть: прочтешь - узнаешь, чем дело кончилось. " По усам текло, а в рот не попало ", - лукаво сказанное в конце, знаменует и мнимость нашего присутствия На завершающем пировании, и внезапное исчезновение автора, который, помазав нас по губам давно обещанной приманкой, уже зазывает в другую сказку новым приготовлением к свадьбе.
Было бы интересно писать перетекающей фразой, начатой в ключе одного человека, а кончающейся другим, с тем чтобы она строем своим и развитием несла два лица, которые бы шли по ней навстречу друг другу и качались бы, как на качелях, увязывая и обнимая пространство шире общих возможностей. В этом прелесть деепричастных наивностей, типа: "подъезжая к станции, у меня слетела шляпа". Да и не в том ли разве задача языка - связывать разные планы и вещи, не обязательно по прямой, но чтобы ветвилось, росло, повинуясь собственной прихоти... Если, допустим, я иду к тебе, то, сказав вначале "я", почему бы тебе в конце не протянуть мне руки?..
Нужно доверие к речи, которая поведет, к руке, по примеру скульптора, режущего дерево в согласии с его волокном, не знающего, что выйдет по ходу, какой сучок или слово выпрет и повернет, и даст оборот и строение.
- Сам инстинкт души говорит.
- Справедливостью моей души заявляю...
- Перекрестишься в душе тихонечко и пойдешь.
- Чтобы я кошкой интересовался?! Да я душе своей не рад.
- Душа все предчувствует, но предсказать не может.
- Зачем фуфайку надел? По глазам вижу - бежать хочешь, а я стрелять не могу - душа не позволяет. Снимай фуфайку!
(Старый надзиратель)
И наши души, взлетев к небесам, отвернутся от нас.
...В нашем северном неолите в могильниках не находят детей, но только - скелеты взрослых. По-видимому, детей хоронили иным способом - как до недавнего времени у некоторых народов Севера умерших младенцев, завернув в ткань и бересту, погребали в дупле дерева, либо подвеши-вали к стволу или к веткам. Также известно, что у тунгусов духи-предки обитали в корнях, тогда как вершина Вселенского дерева служила резервуаром коллективной души народа, обеспечивающим смену и живой приток поколений. Нельзя ли отсюда вывести, что дети, не успевшие вдосталь пожить, для восстановления равенства отправлялись не в землю, но специальным рейсом - прямой дорогой через дерево - на небо, с тем чтобы скорейшим образом снова появиться на свет?.. Какая связь с дождями и росами, которые испаряются и скоро вновь выпадают! какая непрерывная циркуляция душ в воздухе!..
Я похож на таракана, но не когда он бежит, а когда сидит, застыв на месте, в пустой отрешенности, уставившись в одну умунепостижимую точку.
Эпитет должен быть не прямым, но чуточку сдвинутым по отношению к определяемой вещи. Чтобы, помимо определения, выводить ее на иную косую смысла и заставлять поворачиваться и озираться по сторонам. Его неточность в данном случае создает живое пятно, размазывающее контур предмета до ощущения связанности с его окружением и продолжением. Эпитет призван смотреть и боковым и затылочным зрением, схватив несколько зайцев зараз. Нужно, чтобы от него у зрителя немного разбегались глаза.
Интересно думать на минимуме - когда ничего нет, ни книг необходимых, ни сил, и негде взять справку. Дано несколько строк или одна картинка, одна музыкальная фраза - и вот в нее погружаешься и начисто забываешь себя.
Куда девается эта сквозящая точка - я?
И чей-то ласковый голос скажет:
- Тебя нет. Понимаешь, тебя нет! Забудь. Забудься. И я засну.
- Жаждал работать. Потому что это как во сне, когда работаешь. Потому что меня нет, когда я работаю.
Странно: человек вполне счастлив, когда забывает себя, не принадлежит себе. С самим собою - скучает. Средства заместить себя - работа, игра, любовь, вино и т.д. Счастливейшие минуты - не помним себя, исчезли из собственных глаз. Сон без снов - синоним нирваны (Лермонтов: "Я б хотел забыться и заснуть!"). Так же бабочки летят на огонь. О дай мне исчезнуть в блеске Твоей славы!
"Я" - такая точка, что, без конца вопия "дай! дай!", тут же шепотом шарит, как от себя избавиться. Неустойчивое равновесие личности, пульсирующей между жизнью и смертью.
- И во сне все кому-то доказывал, что он не виновен.
Какие бывают сны.
- Я часто во сне летаю. Утром залезешь на крышу, голова кружится, кажется - сейчас полечу.