- Это она вас сюда.
Я пожала плечами:
- Я здесь давно. А с ней даже знакома не была...
Старуха дрожала крупной дрожью, уставившись на нас.
Баркаял назидательно начал:
- Все произошедшее, происходящее сейчас и только могущее произойти все это с успехом умещается в один момент. Кто может предсказать прошлое? Спрогнозировать настоящее? Осознать, случилось что раньше или позже? И относительно чего. И случилось ли.
- Стоп, стоп, - закрыла я уши руками. - Для связных стихов необходимо, чтобы одно слово шло за другим. А ты хочешь все смешать в окрошку случайных букв.
- Каждый воспринимает в доступной ему системе знаков. Почем знать, может, то, что кажется вам набором несвязанных букв, и есть подлинное стихотворение. А то, что вы почитаете венцом человеческого гения, банальная и унылая пошлятина...
Я потрясла головой:
- Но старуха-то чем виновата? Может, ты скажешь, что мой случайный поступок должен так на ней отразиться?
- Вы правы, как всегда, - шаркнул ногой Баркаял. - Но, как всегда, лишь наполовину. Она сама сюда напросилась. Если королевне хочется погрязнуть в темноте, упрекнет ли она в этом подданную? Человек в состоянии сделаться нищим из нищих или королем королей - по праву рождения он имеет все шансы. Выбор за вами.
- Отразится ли на ней, если, предположим, я отсюда уйду? полюбопытствовала я.
- Она уйдет тоже.
- Со мной?
- С собой, - поправил Баркаял. - Здесь она, конечно, умрет. Но уверяю вас, она не стремится здесь жить. Ей нужно только, чтобы вы простили ее.
- Но за что? Чем она провинилась передо мной? - закричала я. - Чем?.. И как, наконец, мне простить ее?..
Медсестра подошла ко мне, заботливо обхватила за талию, увела в палату, приговаривая:
- Тихо, тихо... Ну, сейчас все будет спокойненько...
В двери палаты я обернулась на Баркаяла. Он смотрел мне вслед взглядом, в котором не было ни намека на ответ.
На той черной поляне стоял терем бревенчатый, без единого гвоздя сложенный.
- Тут, тут и живет бабушкин братец, - обрадовалась Ингигерда. - Испокон века его дедина-вотчина...
Поднялись путники на крутое крыльцо, постучали. Тронул Баркаял тяжелую дверь дубовую. Не поддалась она - петли заржавели. Поднатужился, толкнул дверь - со страшным скрипом раскрылася...
Вошли в горницу притихшие, хмурые. Нежилой дух. Понизу погребной сыростью тянет.
- Есть кто живой? - проорал дежурное кот Василий.
Ответом - та же дежурная тишина.
Ингигерда шепнула что-то своей вороне. Та снялась, покружила, влетела в прореху между бревен. Неведомо, что увидела Ингигерда оттуда, сверху, вороньими глазами, а только проговорила:
- Помер, стало быть, здешний хозяин...
- Так он же бессмертный? - удивился кот.
- Дожили. Бессмертным ни на Земле, ни в иных мирах не осталось места, горько усмехнулся Лукоморьев. - Отчего ж помер дедка?..
- А кто знает? - отвечала Ингигерда. - От жизни, должно быть.
- Может, его какой богатырь завалил? - предположил кот.
- Это какой богатырь?
- Ну, Дункан МакЛауд, скажем...
- Не родился еще такой Дункан, чтоб с нашим Кощеем справиться.
- Патриотка квасная, - хихикнул клон.
- Так и уйдем ни с чем?
- Стойте. Я знаю, у Кощея блюдечко было, - оживился кот, - а по нему яблочко наливное каталося. Если бы его найти, спросить, что с девицей. Перерыть здесь все...
- Не обидится хозяин-то? - с сомнением спросил Баркаял.
- А чего ему обижаться, - обернулся кот Василий. - Фараоны не обижались, когда их пирамиды разоряли.
- Ты прости нас, хозяин, - все же сказал в потолок Баркаял. - Шли мы к тебе за советом. Нужно нам царевну найти...
За таким ласковым словом появилось на столе блюдце, а на нем яблочко...
Ой ты, яблочко, ой ты, сочное,
Бок твой красненек, другой желтенек,
Светом солнечным наливаешься,
Чистым дождиком умываешься,
Послужи теперича, милое,
Расскажи, о чем попрошу тебя...
Покатилось яблочко по тарелочке вслед за голосом Ингигерды.
Расскажи ты, где королевишна,