Шакалу никогда не сравняться с волком – это Иса понял слишком поздно. Он может сколько угодно вызверяться и щелкать зубами, но знающие легко распознает его суть. Шакал питается падалью.
Первым на пути к манбиджскому трону Исе встретился Рошан Фаррох. Гебр выжил в уличной драке. Более того – он почти не пострадал. Пол-лица кровью залито, лоб рассечен – это ерунда.
– Ах ты, морда! – заорал он чуть ли не с порога. – С волчарами Балаковыми снюхался?
– Что ты, что ты! – испуганно отпрянул Иса. – Аллах помутил твой разум, кафир. Забыл, с кем разговариваешь?
Не так это должно было прозвучать! Больше силы в голосе, повелительности. А теперь что же… Не исправишь сказанного.
Рошан привалился к стене. Бока его тяжело ходили, дыхание всё не хотело возвращаться. Наконец он ответил:
– Почета тебе, гаденышу, захотелось? Власти? Почем брата продал?
Этого Иса не вынес. Он бросился к Фарроху, ухватил за ворот рубахи, принялся трясти:
– Проклятый кафир! Ковер крови по тебе плачет!
Глаза Защитника Городов встретились с глазами предателя. Миг продолжалось противоборство, но Исе показалось – две жизни. Он дрогнул, отвел глаза.
– Давай зови палача, – предложил Фаррох. – Посмотрим, кому сидеть на колу.
– Ты кафир, огнепоклонник. Тебе не поверят!
– Ну, Кериму-то поверят. И Сабиху. Идем, парень. – Гебр ухватил Ису за руку. Поволок к кладовой, откуда тот только что вышел. – Идем, покажу кое-что.
Одеться невольница, конечно же, не успела. Так и лежала на полу с распоротым горлом. Кровь запачкала тюки ткани.
– Ага… – Рошан скривился. – И тут ты успел гнида. Предатель.
– Свидетелей нет, гебр! По Корану, обвинить меня могут лишь две женщины. Ведь сказано: «Если собьется одна, другая ее поправит».
– Думаешь, выкрутился? Смотри! – Рошан толкнул Ису к оконному проему. – Видишь?
По дворцовой площади бежали воины. С содроганием сердца Иса узнал стражников Сабиха.
– Что они?.. зачем?..
– Оцепляют дворец. Чтобы сволочь всякая не прорвалась. – Рошан двумя пальцами подцепил полу черной джуббы. – Дружков твоих ищут. И найдут, – с угрозой в голосе добавил он. – А Тимурташу – хрен дэвов. Город на осадном положении. Ворота закрыты.
Иса похолодел. Когда они всё успели?!
– Теперь идем, – гебр бесцеремонно потащил Ису. – Тебя ждут на городском совете.
Совет проходил на скорую руку. Керим, Сабих, Бурхан – этих Иса знал хорошо. А вот Рошан для него был загадкой. Ох недооценил мерзавца…
– Город, значит, Балаку продал? – с ходу заорал начальник стражи. – С Тимурташем на пару? Эй, палача сюда!
– Аллах свидетель! – всхлипнул Иса. – Я не виноват… Я…
И понес околесицу. Члены совета узнали много нового. И о том, что Хасан сам виноват – хотел отдать город Жослену, а Иса, получается, его спас, и вообще…
– Аллах велик, – Керим сплел и расплел пальцы. – Вот тебе калам, Иса, вот тебе тушь. Пиши.
– Чего писать-то? – глуповато вытаращился тот.
– Не чего, а кому. Ай, Иса, велико мое расстройство… Не к тому стремилось мое сердце. Хасан с франками переписывался? Вот графу Жослену и пиши. Пусть идет к Манбиджу на помощь да поскорее. Дураку ясно: через несколько дней Балак будет здесь. С войсками.
Керим и Фаррох переглянулись. Плохо, беспорно, но придется допустить Ису к правлению Манбиджем. Такого, как есть: предателя и убийцу. Иначе – смута и бунт, а это – верная гибель. И вообще: если казнить каждого правителя, предавшего свой народ, в мире установится полное безвластие.
К полудню тревожных вестей стало больше: у стен города скапливались войска. Пока что опасности они не представляли – так, летучие отряды. Приказали удвоить караулы на стенах. Надежда, что Хасан скоро вернется, таяла с каждым часом. Манбиджу предстояла война.
Война, война… И кровь. Убитая невольница не шла у Рошана из головы. Он хорошо помнил, кто привел Марьям на кладбище к ведьме. Девушки видели, как Иса отправляется на встречу с Тимурташем. Иса тоже заметил их. А значит, Марьям надо отправить прочь из города. Иначе ей не жить.
На дворцовых задворках воняло немилосердно, помещения для слуг, кухни, конюшни – обычная изнанка вельможного великолепия. Марьям, конечно, или к гепардам забралась, или на конюшню. Он подумал, подумал, да и выбрал последнее. Конюшен беспокойства этого утра не коснулись. Кони косились на гебра и фыркали, тычась в протянутую ладонь бархатистыми носами. Мальчишка-прислужник семенил со скамейкой на плече…
Стоп!
А это еще что такое? Рошан заглянул в угол, где была свалена солома. Разгреб стебли и бесцеремонно ухватил торчащий спутанный клок волос.
– Вот ты где, уважаемая. А ну вставай, Марьям. – Марьям всхлипнула, отвернулась:
– Уйди, Рошан. Не трогай меня!
– Что, так и будешь Ису дожидаться? А ну пошли!
– Не надо! Я… Хасана…
Спорящий с женщиной сокращает жизнь свою вдвое. Рошан молча сгреб Марьям за талию и закинул себе на плечо.
– Отпусти! Отпусти немедленно! – задрыгала ногами девчонка. – Ты что? Эй, я не шучу! Помогите!..
Лошади укоризненно смотрели им вслед. Человек – животное непонятное. То на других ездит, а то отбивается, когда его везут… Наконец Рошан опустил девушку на землю.
– Всё? Бунт кончился? – Марьям насупилась:
– Справился, да? Самый сильный?
– А ты умница, да. – Рошан сморщился от боли в спине. – Мару помнишь, подругу твою?
– Она мне не подруга!
– Ну да. Так вот Иса ее – ножом по горлу. Ты следующая. Видел он вас, дурищ, понимаешь? Когда вы на кладбище шли.
Марьям присела:
– Ой… Что же делать?
– Пошли. Живут у меня друзья недалеко отсюда. К ним тебя и отправлю. А там, коли сложится, и в Манбидж вернешься.
– Нет! Я с тобой!
– Не спорь, женщина. Идем.
Далеко им уйти не удалось. Когда Рошан с Марьям проходили под аркой дворцовых ворот, к Рошану подбежал сотник:
– Господин! Господин, скорее!..
– Что случилось?
– Там… Посольство от этих… От Тимурташа, Балака. И Хасан с ними!
– Хасан?
Сотник кивнул. На Рошана он смотрел с затаенным страхом: он принадлежал к доверенным людям Сабиха и знал, кто такой Фаррох. Аура тайны, окружавшая Защитника Городов, любого заставила бы нервничать.
– Веди. И пусть кто-нибудь предупредит Ису.
Посольство во главе с Тимурташем ждало под стенами. Всадники собрались на солидном расстоянии – так, чтоб стрелой не достать. Мелькали бедуинские куфии, харранские чалмы, туркменские тельники. Вразнобой себе свиту Тимурташ подобрал, вразнобой… Гебр пригляделся. Хасан действительно стоял среди воинов.
Кто-то толкнул Рошана, пробиваясь вперед. Гебр оглянулся – за спиной переминался с ноги на ногу Иса. Марьям притихла. Рошан взял ее с собой рассудив, что, пока девушка на виду, ей ничто не угрожает. Иса хорошо понимал это и потому смотрел с ненавистью.
Последними подошли начальник стражи и казначей.
– Письмо написано, – шепнул Керим. – Гонца ищем. Скоро отправится.
– Хорошо, – кивнул Рошан. – Я укажу вам человека. И еще кое-что надо будет сделать.
Под стеной заныли трубы, и разговор прервался. Из разношерстной толпы посланников выехал юноша изнеженного вида. При виде его Сабих поморщился: кожа-то бархатистая – нежному персику под стать, и усики чернее амбры, разодет, словно девица. Зачем это щегольство на поле боя? Воину меч нужен, а не побрякушки!
Тимурташа же разбирала досада. Проклятые манбиджцы словно ждали подвоха. Его лучших бойцов вышвырнули из города, словно котят! Ворота закрыли! И как они так быстро опомнились?
– Эй, Иса! – крикнул он. – Что молчишь? Зубы в падали увязли? Или, с матерью да сестрами греша, умаялся?
Сестер у Исы отродясь не было. Благословенная матушка (мир ей!) давно лежала в могиле. Что правителю с глупой брани? На воротах не висит, за ноги не хватает. Но лицо Исы побурело. Юноша рванулся к обидчику – словно тарантул из норы выскочил.
– Шакалий твой язык! Кизяки им из костра тягать! – заорал он в ответ.
Бедуины хмыкнули: что этот феллах в кизяках понимает? Но дело пошло, перебранка ширилась, росла. Тимурташ и Иса принялись со вкусом лаяться, перебирая родственников и друзей, свои достоинства и чужие несовершенства. Наконец добрались до сути:
– Зачем ворота закрыл, сын пятнистой суки? Мы о чем договаривались?
Иса оглянулся на Сабиха. Начальник стражи злобно оскалился в ответ. Отступать было некуда.
– Аллах да сгноит твой язык в вонючей пасти! Договоры меж нами несбыточны. Проваливай, Тимурташ, или познаешь брюхом наши мечи!
– Тогда слушай последнее мое слово, Иса. Аллах свидетель: сдашь Манбидж со всеми жителями его и имуществом – подумаем. Может, явим вам милость. Нет – будет кровь ваша нам дозволена.
После утренней неудачи Тимурташу хотелось резни. Наставления мудрого дяди позабылись. Ведь Манбидж, если его взять без боя, так и так отойдет Балаку. А с боем – и пограбить можно, и удаль молодецкую показать. Манбиджаночки опять же… Не нужно обладать мудростью Пророка (да благословит его Аллах и да приветствует), чтобы предугадать исход переговоров.
– Скорее терн прорастет сквозь твое седло, – кричал взбешенный Иса, – и искровянит тебе зебб, чем Манбидж откроет ворота!
Старый бедуин наклонился к Тимурташу и что-то прошептал. Тот недобро усмехнулся.
– Терн, говоришь? А это мысль. – Он обернулся к своим воинам, указывая на Хасана: – Разденьте-ка шакала.
Хасан рванулся, но кочевники держали крепко. Закружились в вихре полосатые халаты, белоснежные куфии, конские хвосты. Кто-то загоготал, кто-то отпустил непристойную шуточку. Марьям в ужасе прижалась к гебру.
Сверкнула сталь. Страшно закричал Хасан, и всадники разъехались в разные стороны. Бывший правитель Манбиджа лежал на земле – голый, окровавленный, безволосый. Иса скрипнул зубами.
Неужто убили?!
Но нет. Тимурташ сумасброд, но не дурак. Взметнулась плеть. Хасан вскочил и с воем помчался к стене. Бедуины перехватили его, когда до спасения оставался один шаг. Окружили, погнали назад. Защелкали плети; стремясь уйти от ударов, пленник ворвался в заросли терновника.
Дикая слива только-только зацвела, словно белая метель покрыла колючки, – покрывало модницы. Несколько раз манбиджец вырывался из зарослей, но бедуины вновь загоняли его обратно. Достань у Хасана сил прорваться сквозь шипы – он бы спасся. Но проломиться сквозь белоснежную кипень цветов, сквозь сплетение ветвей и шипов не под силу даже человеку в доспехах. Что уж говорить о голом пленнике?
Когда вдоволь наигравшись, бедуины вытащили из терновника обессилевшего Хасана, тело его превратилось в сплошную рану.
– Смотри, Иса. Призываю в свидетели всех пророков: тебя постигнет то же самое. Даю сроку до завтрашнего дня. А потом – не отыщется в моем сердце пощады ни к юному, ни к умудренному сединами. Ни к молодой невольнице, ни к старухе. Ты обратил лицо к франкам, а я изгоняю тебя из людей.
Возвращались со стены в молчании. Тягостная картина жгла душу, не давая покоя.
– Бороду обрили!.. – бормотал Иса. – Шакалы! Воистину львы гнева рычат в пустыне сердца моего… Брат, брат! О позор мне! Ибо видел я наготу твою и безбородие. – Затрещала ткань. То Иса рвал на себе одежды.
Какофония звуков врывалась в уши. Что-то гнусаво пищал Керим, гулким барабаном вступал голос Сабиха. Рошан подвел к начальнику стражи Марьям.
– Сабих, девчонку надо вывести из города.
– Помилуй, Рошан! Аллах лишил тебя разума. Не будет ли ей безопасней находиться в городе, чем скитаться в степи, спасаясь от воинов Тимурташа?
– Не будет. Иса хочет ее крови.
– Всё в воле Аллаха. Кто же выведет ее из города?
– Гонец. Тот, что отправится к франкам. Ничего не говори, Сабих! Сам знаю, что опасно. Когда Марьям сможет отправиться в путь?
– Вечером дорога будет открыта.
– Это меня устраивает. Сообщи мне, когда гонец будет готов.
Чутье подсказывало, что отправить письмо к франкскому графу и спасти девушку – деяния равнозначные и в чем-то даже связанные. Понять этой связи он не мог, да этого и не требовалось. Аша редко объясняла свои послания.
Марьям недалеко уйдет от Манбиджа. Но это – начало истории. И, похоже, ей предстоит спасти город.