То ли весна закружила, завертела эмира, то ли шайтан подстелил свой облезлый хвост, но вот нужна Балаку эта перепуганная тощенькая девица – и всё тут! Хоть сто мудрецов собери, сто знатоков Корана и сунны – а не переубедят упрямца, нет.
– Пленного Хасана ко мне! И пусть этот пес пошевеливается. Иначе, клянусь тем, у кого высота и совершенство, не поздоровится ему!
Марьям сжалась. Вот оно. Всё по слову старой ведьмы и случилось. Ведут курды связанного, исцарапанного Хасана – а на плечах у того алый праздничный халат.
Свадебное одеяние.
– Эй, Майах! – крикнул эмир. – Сердце радуется, глядя на праздник этого несчастного. Будешь ли свидетелем на его свадьбе?
– С радостью и удовольствием, повелитель!
Вторым свидетелем стал лекарь Зейд. Балак выступал опекуном Марьям, всю церемонию провели тут же, у костра, среди цветущих вишен.
Старухи вывели девушку. Вряд ли Хасан смог бы узнать свою невесту. Ее закутали в черную шелковую абайю, кроме обязательного платка-хиджаба, Балак приказал девушке спрятать лицо под тонкой тканью. С замиранием сердца вышла Марьям к своему жениху.
– Эй, Хасан, – поприветствовал Балак пленника, – смотри: мы нашли тебе женушку. Что не радостен ты? Или, – нахмурил он брови, – отказываешься от благодеяния?
– Мне всё равно… – голос манбиджца звучал устало. – Делай со мной что хочешь, Балак, и проклятье тебе.
Эмир снял с пояса саблю и, не вынимая из ножен, ударил ею Хасана по лицу. Пленник сжался, закрывая лицо ладонями. Пальцы намокли черным.
– Ты ведь знал, что злишь меня, сын паука и ослицы. Эй, мулла, приступай!
– Где мулла? – засуетился Зейд. – Ведите его!
Тьма расступилась, и к костру вышла долговязая фигура. Марьям вскрикнула и зажала рот руками. Мулла был не просто высок – громаден. Казалось, он хромал на обе ноги, а чтобы не упасть, опирался на посох. Взгляды девушки и священнослужителя встретились, и – о чудо! – мулла подмигнул.
– Брак, – начал он, – дело богоугодное. Ибо Пророк (да благословит его Аллах и да приветствует, так сказал: «Я среди вас самый праведный и богобоязненный, но я пощусь и прекращаю пост, я молюсь и сплю, и я женюсь на женщинах, и тот, кто отвернется от моей Сунны, не со мной».
Он хотел еще что-то добавить, но Майах, видя неудовольствие на лице эмира, шепнул ему:
– Довольно, шейх. Не гневи повелителя, ты же видишь, как велико его желание! И клянусь тем, кто велик, я его понимаю.
Мулла закивал так, что казалось, голова его отвалится.
– С именем Аллаха и согласно Сунне Его Посланника, мир ему. – Он повернулся к девушке: – Приняла ли ты в мужья Хасана ибн Темуштегина?
Марьям промолчала. По словам Пророка (благословит его Аллах и да приветствует!), молчания женщины достаточно, чтобы признать ее согласие. Это с мужчинами иначе. Тем обязательно надо что-то сказать.
– Хасан ибн Темуштегин, принимаешь ли ты в жены Марьям?
Манбиджец кусал губы, чтобы не рассмеяться. Ему ли не знать голоса Защитника Городов? Но каковы же его намерения?
– Бери мое согласие, добрый человек, – отвечал он, – Даю с радостью. Ибо видит Аллах, я люблю эту женщину, хоть и не понимал того раньше!
Марьям вздрогнула. Никаб скрывал ее лицо, ночная тьма не давала увидеть глаз, и хорошо, что так! Иначе слишком многое стало бы явным для эмира. Балак беспокойно завозился, а пленник продолжал:
– Она отыскала меня среди войны и горя. Как я откажусь от нее?
Голос его звучал гнусаво. Тимурташ едва не сломал ему нос, когда они обсуждали вопросы сдачи Манбиджа.
– Вот и дивно! Да будет брак ваш осиян небесами. – Зейд зубоскалил, никого не стесняясь: – Воистину, не смог ты сделать лучшего выбора! Ибо девушка эта обладает всеми совершенствами тех, что годятся в жены правоверным.
– Что ты болтаешь? – удивился Балак. – Как это? Объясни свои слова, иначе твои бока познают плеть. Объяснишь хорошо – получишь награду.
– Яскажу. Слышишь меня, Хасан? – обратился он к пленнику. – Она богата – ведь ты потерял всё, а девушка лишь на пути к приобретениям. Она для тебя слишком хорошего происхождения, потому что ты сам хуже потомков пса и ослицы. Она красива, как красива последняя женщина, которую ты увидишь в жизни. Она набожна – конечно же, в сравнении с тобой, отступник.
Балак хлопнул в ладоши:
– Зейд, награда твоя! Но за что ты так ненавидишь его? Все эти слова остались бы несказанными, не будь у тебя причины.
– Это так, о мой повелитель. Когда твои воины брали отступника, Хасан убил самого молодого из них. Им оказался мой сын, Джафар.
– Твое горе утешится, Зейд. Дай срок. – Балак повернулся к своим воинам и объявил:
– Всем готовиться к праздничному пиру! Пусть никто не скажет, что эмир скареден. Что, выдавая замуж свою невольницу, он утаил хоть краюшку хлеба, кусок баранины или глоток вина.
– Внимание и повиновение! – поклонились те. Курды побежали исполнять приказ. Вскоре со стороны шатров донесся дружный радостный рев. Ему вторил крик верблюдов, лошадей и ослов. Весть о пире разнеслась среди воинов эмира со скоростью мысли.
Тем временем лжемулла придвинулся к Хасану.
– Будь готов, – приказал он шепотом. – Во время пира я вас выведу.
Хасан кивнул едва заметно и указал глазами на Марьям. Великан прошел мимо девушки и прошептал:
– Марьям, готовься. Скоро.
– Рошан! Ты…
– Тс-с!
Балак повернулся к пленнику:
– Все радуются твоему счастью, Хасан. Но Аллах – велик он! – заповедовал так, что за радостью следуют огорчения. Настало время бед и уныния. Ты должен дать своей жене развод.
– И это после того, как я даже не видел ее лица?
– В том нет нужды, Хасан. Скажи: «Марьям разведена со мной трижды и трижды и трижды.» Иначе твоим мучениям ужаснутся демоны ада.
– Зависит ли это от меня или от тебя или от нее, эмир?
– Ай, как ты мне надоел, мерзавец!.. От тебя только от тебя.
– В таком случае, я отвечу – нет.
Марьям радостно встрепенулась. Эмир в недоумении повернулся к Зейду:
– Мне что, убить мерзавца?
– Жизнь и смерть его в твоих руках, повелитель. Он не входил к своей жене. После его смерти женщина перестанет быть запретной для мусульманина.
– Но он мне нужен. Аллах ведает, как повернется дело с его братом Исой – проклятье ему! Возможно, пленник понадобится для переговоров.
– Тогда есть другое средство, – и Зейд зашептал на ухо эмиру.
Марьям смотрела на них с ненавистью. И это правоверный эмир! Человек, собирающийся возглавить поход против неверных! Правду говорят – святости в эмирах словно в червях, источающих яблоко. Похоть вела Балака, заставляя толковать слова и установления Пророка по своему усмотрению. Но что могла сделать с этим шестнадцатилетняя девчонка?
Наконец морщины на лице эмира разгладились.
– Ай, Хасан, – он сокрушенно развел руками, – разве забыл ты, что, заключая брачный союз, должно дать невесте подарок? Воистину то, что совершил ты, есть тяжкий проступок для мусульманина.
– Это несложно исправить. Я дарю ей Манбидж.
Зейд и Балак насмешливо переглянулись.
– Удивительны слова твои. Великий человек – и такое низкое падение. – Глаза Балака нехорошо блеснули. – Город не принадлежит тебе, нечестивец! Иса владеет им. И все знают, кого ты привечал в своем дворце. Но мы согласны забыть о твоих прегрешениях. Более того: я сам позабочусь о твоем подарке.
Он набрал побольше воздуху и продолжил:
– Я подарю твоей жене самое ценное, что у нее может быть. – Обернувшись к Марьям, он приказал: – Скажи: принимаю!
– Принимаю, – растерянно пискнула девушка. – А что именно?
– Не что, а кого. – Зейд постно потупил глазки: – Ты только что приняла Хасана своим рабом. А по установлениям шариата, муж не может быть собственностью жены. Ваш брак считается недействительным. И поскольку невольник не входил к женщине, то эмир может познать ее, не погрешив тем самым против ислама.
– Ах ты, мразь!
Хасан бросился на целителя. Аллах ведает, чем кончилась бы драка, не подоспей друзья эмира. Бунтовщика усмирили. Не скрывая нетерпения, Балак схватил девушку за полу абайи:
– Пойдем же, голубка. О, услада сердца, о родник и пустыне. Сады твоего тела изнывают в ожидании дождя.
Мир поплыл вокруг Марьям. Ноги ослабли, в горле пересохло. Она бросилась бежать, но, не сделав и трех шагов, упала.
– Эмир внушил ей сильную страсть, – усмехнулся Зейд.
Балак повелительно хлопнул в ладоши:
– Эй, старухи! Отведите ее в мой шатер и подготовьте, чтобы мог я насладиться близостью с нею. – Он подмигнул Хасану: – Что, манбиджец? Понял ты, каким безумием было противиться моей воле? Когда я поведу правоверных в газават…
Договорить ему не пришлось. Из темноты вынырнул встревоженный Майах:
– Повелитель! О повелитель!
– Ну что еще, проклятый пес? Говори да побыстрее!
– Франк прибыл. Из Манбиджа, с посольством!..
– Франк?.. Какой еще франк?..
Вопрос оказался излишен. За Майахом уже вели рыцаря в желто-зеленом плаще.
– Опять ты?! – поразился Балак. – Ты еще жив?!
– Повелитель отправил его к Исе, – напомнил Зейд. – Чтобы пригласить на свадьбу.
– Ай-ай-ай! Какое несчастье! – схватился за голову Балак. – Ты опоздал, неверный, совсем чуть-чуть опоздал. Не будет свадьбы. О несчастный Хасан!
Франк захрипел, пытаясь что-то сказать.
– Дайте ему воды, – приказал эмир. Двое курдов бросились выполнять повеление.
Крестоносец пил жадно, фыркая и захлебываясь. Глаза его смотрели дико и страшно, как у ястреба, настигающего жертву. Вот он отшвырнул чашу и спросил:
– Балак – ты?
– Клянусь тем, кто воздвиг небеса, я! Кто же еще?
– Тебя мне и надо!
Франк вырвал из-за пояса курда нож. Воины ринулись безумцу наперерез, но не успели. Всполох света – пламя в клинке. Лезвие ударило эмира в живот.