Ромин направился на кухню, где Нина уже расставляла на столе тарелки с борщом, и удивился, увидев перед собой уже давно забытое в суматохе дней национальное блюдо.
-- Похоже, меня ждал сюрприз, а я пришёл неготовым. Борщ!-- усаживаясь, сказал Ромин.-- Ты сама готовила или купила?
-- Сделала сама,-- присаживаясь рядом, сказала Нина.
-- Спасибо, действительно не ожидал,-- он принялся есть, наслаждаясь вкусом.
-- Стареете, господин генерал,-- с укором сказала она.
-- Объяснитесь, рядовой.
-- Что вы вчера ели на ужин?
-- Не помню. Неужели борщ?
-- Именно. Вы были так заняты своими мыслями, что не заметили.
"Прокол",-- мысленно усмехнулся Ромин, глядя в улыбающиеся глаза жены.
-- Что ж, признаю свою ошибку и готов понести наказание по всей строгости закона.
-- Хорошо, назначаю тебе самое строгое наказание: один день провести дома.
-- Это слишком много, Ниночка,-- Евгений Николаевич попытался изобразить подобие улыбки, но фокус не подействовал. Её ответ был мгновенным: жёсткий взгляд.-- Пойми, у меня работа и я не могу уходить, когда захочу. У меня нет выходных.
-- Я понимаю. Вчера я хотела поговорить с тобой, но ты слишком устал и не стал разговаривать.
-- Но теперь-то я тебя слушаю,-- произнёс он. Конечно, ей тяжело, Ромин понимал это с предельной чёткостью и ясностью.
-- Через две недели приедет Лида, точнее через полторы. Двадцать шестого числа.
-- Да?-- искренне удивился он.-- У неё отпуск?
-- Нет. Будешь пытаться разжалобить меня? Не трать время. Это невозможно.
-- Строга и непреклонна, как Фемида,-- попытался отшутиться Евгений Николаевич.-- Так она по делу?
-- Да, но остановится у нас на день, поэтому я прошу тебя побыть хоть денёк.
-- Ну, не знаю... Я бы, конечно, хотел...
-- А ты не только захоти, но и сделай,-- резко сказала Нина и, встав, стала наливать чай, а Ромин продолжил трапезу. Молчание затянулось, нужно было чем-то отвечать, но он не мог ни отказать, ни согласиться. Конечно, она понимала, как и он понимал её, но выхода не видел. Морока с Объектом, похоже, обещала затянуться надолго, и не было этому конца. Вскоре пять агентов ОМБ должны были выйти на связь и доложить результаты проведённой работы, переслав данные, поэтому Евгений Николаевич должен быть в Штаб-квартире Безопасности уже в 7:00.-- Что молчишь?
-- Я не знаю, как и ответить. Мне потребуется время, чтобы осмыслить все ваши аргументы и...
-- Не играй со мной, Женя! Я уже давно не девочка. Итак, твой ответ.
Он попытался улыбнуться, но встретил холодный взгляд: Нина, похоже, была настроена серьёзно.
Спас звонок, который прошёл по спецлинии. Ромин смутился, чувствуя неладное: почему по спецлинии, откуда такая срочность? Мысли неслись одновременно с ним. Рука уже схватила трубку, а ноги ещё добегали расстояние от кухни до телефона.
-- Генерал Ромин слушает.
-- Господин генерал,-- раздался знакомый баритон заместителя,-- ужасные новости.
-- Что?!-- выкрикнул он, боясь услышать самое страшное.
-- Мы потеряли связь с Объектом 156.
-- Когда это произошло?-- внутри всё похолодело.
-- Около семи часов по Якутскому времени. В час по Москве.
-- Почему я получаю информацию только через пять часов?
-- Информация пришла к нам только что. Просите, генерал, больше мне ничего не известно. К вам уже выехала машина. Данные поступают к нам каждую секунду, поэтому...
-- Я понял! Выйду на связь, как только получу скан-снимки. Скоро буду.
Ромин бросил трубку.
"Дьявол! Только этого не хватало!"
-- Мне пора,-- бросил он, заглядывая на кухню.
Нина ничего не сказала, и он был за это благодарен. Она уже давно не спрашивала о делах государственной важности, понимая последствия разглашения тайн.
-- Чай не попьёшь?
-- Я...
Раздался звонок. Компьютер сообщил, что пришла машина.
-- Прости, у меня действительно дела.
-- Сегодня-то хоть вернёшься?
-- Не знаю, прости,-- ответил он, уже надевая куртку и готовясь уйти.
Нина вышла в коридор, прислонилась к стене и внимательно посмотрела на него. Их взгляды встретились, но оба промолчали.
-- Ладно, иди, Женечка,-- спустя секунду совсем по-домашнему сказала она, открывая дверь.
-- Я позвоню,-- уже на пороге бросил он, скручивая личный компьютер в трубочку, и вышел.
На улице было тихо и свежо. Даже ветер не играл воздухом. Казалось, совершенно невероятно, что где-то случилось непоправимое. Ночь ещё не отдала свои права, и на улице царствовала тьма, разгоняемая серебряными лучами фонарей, которые, отсвечивая от снега, искрились россыпью алмазов, но проникаться красотами природы не было времени.