— Она не может согласиться, сир, — прошептала Росана, опуская глаза. — И Церковь не согласится. Мы теперь состоим в кровном родстве: ведь я же вышла замуж за вашего двоюродного брата.
— Можно получить особое разрешение Церкви.
— Ничто не изменит того факта, что я ношу его ребенка.
— Ты беременна?
— Я ношу сына Конала, любовь моя, — с несчастным видом сказала Росана, поднимая на него глаза, на которые наворачивались слезы. — Это меняет дело.
— Нет! Это просто означает, что у наших детей будет старший сводный брат, также Халдейн по крови, — ответил Келсон без колебаний. — Росана, я люблю тебя. Не отвергай нашу любовь!
— Мне бы очень хотелось поступить по-другому, сир, — сказала она. — Но принц Конал Халдейн, мой законный муж, является отцом ребенка, которого я ношу, а из-за совершенных им убийства и предательства я больше не достойна быть вашей королевой.
— Нет! Его преступления тебя не касаются!
— По закону, возможно, и нет, сир. Но, на самом деле, стоит только посмотреть, как страдала моя кузина Риченда, оказавшись вдовой предателя, чтобы понять, насколько хуже все окажется для королевы. И для короля этой королевы. Я не могу поступить так с Гвиннедом, мой господин — и я не могу позволить вам сделать поступить так с землей, с которой вы обручились, прежде чем стали думать о том, чтобы найти себе королеву. Поэтому не принимайте во внимание наши прошлые отношения. Теперь я никогда не смогу быть вашей, что бы ни случилось.
Полчаса спустя Келсон отправился в тронный зал; он шел по центральному проходу в сопровождении одного только Дугала. Его приветствовали ревущие толпы. Он преднамеренно не стал переодевать их в цвета Халдейнов, оставаясь в грубой одежде горцев. Она стала как бы символом его с трудом сдерживаемого гнева, до сих пор кипящего в сердце. Однако он вновь надел Кольцо Огня вместе с Глазом Цыгана и медальоном святого Камбера. Словно королевский скипетр, он нес на сгибе руки не убранный в ножны меч Халдейнов.
Его шаг сбился только один раз, как раз перед тем, как он достиг возвышения. Тогда Келсон увидел, как Росана вместе с Мерауд проскользнула в боковую дверь, чтобы сесть со своей свекровью на скамье рядом с носилками, на которых принесли Нигеля. Великий герцог, за которым ухаживали Дункан и отец Лаел, полусидел, окруженный множеством подушек, его глаза лихорадочно блестели, когда он попытался подняться при приближении Келсона, но Дункан тут же приказал ему снова лечь. У Дугала на плече висел ягдташ Тирцеля, а на лице застыло суровое выражение. Морган ждал сразу за боковыми дверьми вместе с Коналом, окруженным жителями Сент-Кириелла и полудюжиной рыцарей в полном снаряжении. На верхних галереях расположились лучники Халдейнов, тетива их луков была натянута, стрелы готовы сорваться. Они успеют справиться даже с пленником Дерини до того, как он сможет причинить кому-то вред.
Приветственные крики собравшихся продолжались, пока король не повернулся к подданным лицом. Он стоял, поглаживая рукоятку меча Халдейнов. Крики приветствия долго отдавались эхом от высоких балок зала. Браден и Кардиель стояли за троном с двух сторон. Поймав взгляд короля, Браден принес самую старую и простую из парадных корон Келсона: золотой обруч шириной в два пальца, украшенный резьбой со вставленными небольшими рубинами. Она лучше всего сочеталась с одеждой горцев. В зале стало тихо, когда король склонил голову, чтобы принять корону из рук архиепископа, прошептал слова благодарности, а затем занял свое место.
— Господа, благодарю вас за такое приветствие, — сказал Келсон, когда наконец установилась такая тишина, словно перед ним лежал спокойный пруд. — Очень хорошо быть дома и еще лучше знать, что верность тебе не поколебалась. Хотелось бы мне сказать то же самое обо всех моих подданных, о том, что все оставались преданы мне в мое отсутствие, но к сожалению это не так, по крайней мере, в одном ужасающем случае. Однако перед тем как перейти к решению этого неприятного вопроса, я с радостью готов сообщить вам приятную новость — мой любимый дядя Нигель, который всегда преданно служил мне и моей семье, снова среди нас и пошел на поправку — хотя и достаточно слаб, слабее, чем нам хотелось бы его видеть, — добавил он, бросая взгляд на Нигеля и останавливая жестом его очередную попытку подняться. — Но через несколько недель, как полагают его лекари, он полностью выздоровеет и вернется к подготовке королевских пажей и оруженосцев, гоняя их как следует, чтобы из них получились прекрасные воины и честные люди, а также продолжит выполнять функции одного из моих самых доверенных и ценных советников. Приветствую тебя, дядя, и благодарю за все.
Когда зал опять взорвался радостными и одобрительными криками, Келсон снова бросил взгляд на Нигеля, который неловко опустил голову, смахивая слезы гордости. К нему подошла Мерауд и склонилась рядом. За ним стояли два его сына, Пэйн и Рори, которых утешал Дункан. Им явно было неуютно и страшно, по крайней мере, они выглядели испуганными и старались, чтобы никто не заметил, как они вглядываются в зал, пытаясь найти глазами старшего брата. А Росана так и сидела на скамье. Казалось, ей хочется сжаться в комок, чтобы стать невидимой. Она не поднимала глаз. Келсон вздохнул, отворачиваясь от этого печального зрелища.
— Еще одна вещь, которую я должен сообщить вам, касается моего верного друга и духовника епископа Дункана Мак-Лайна, герцога Кассанского, — он почувствовал, как Дункан напрягся, но не стал смотреть в его направлении. — Многие из вас уже знают, что отец Дункан — Дерини. — Он поднял руку, призывая к молчанию, когда по залу пробежал шепот, угрожая снова надолго нарушить тишину и не дать королю продолжить. Не все смогли с легкостью принять такое открытое и откровенное признание принадлежности Дункана к Дерини. — Как я также знаю, некоторые из вас высказывали опасения насчет того, не сделает ли раскрытие этого факта невозможным для него оставаться священнослужителем и епископом. Я рад сообщить вам, что только что вернулся с заседания синода в Валорете, и Рамосские Уложения, запрещающие Дерини становиться священнослужителями, находятся в процессе отмены. Вчера, как подтвердит архиепископ Браден, епископы единогласно проголосовали за то, чтобы оставить отца Дункана священником и епископом, простили его и отпустили ему грехи, а также простили все прегрешения, что он мог совершить в прошлом в связи с этим несправедливым положением закона. Как меня заверили, отпущение грехов будет дано любому другому Дерини, который в настоящее время может быть священнослужителем, и таким образом мы покончим с суровой несправедливостью, совершенной в прошлом относительно тех, кто пришел служить Господу, бросая вызов законам человеческим, и чей единственный грех заключался в том, что они родились Дерини.
Келсон сделал глубокий вдох.
— И все это приводит нас к изменению прошлой официальной позиции относительно Дерини. Закон меняется, и простая принадлежность к Дерини отныне не будет считаться преступлением. Отсутствие подобного в прошлом объясняется тем, что большинство людей не осознавало истинных способностей Дерини — и это слабость нашего народа, и простых смертных, и Дерини: мы часто боимся того, чего не понимаем. Поэтому то, что я собираюсь продемонстрировать вам, будет представлено открыто, чтобы вы все знали: и Дерини, и даже члены королевской семьи равным образом несут ответственность перед законом. Кое-что из того, что должно произойти, удивит, поразит и даже испугает вас — но я считаю: пришло время всем узнать правду.
Он повернулся к тому месту, где в конце зала стоял Морган. Рядом с ним находился Конал.
— Аларик, герцог Корвинский, введите обвиняемого.
Собравшиеся одновременно резко вздохнули, когда Морган медленно пошел по центральному проходу вместе с Коналом. Стилет касался горла принца, его руки были связаны, а в серых глазах горел вызов и гнев.
Во время суда все случившееся в конце концов выплыло на свет. Когда Коналу показали ягдташ Тирцеля, он сперва стал отрицать свою вину.
— Я не предавал тебя, Келсон, — рыдал он, — но эти несчастья просто… случались сами по себе. Это несправедливо! Почему ты получил все, раз твой отец оказался старше моего? Ты становишься королем, тебе достается вся слава — и власть — и ты, ко всему в придачу, собирался жениться на женщине, которую любил и я. Я видел тебя с ней в саду в последний вечер перед нашим отъездом!
— И ты решил погубить соперника? — спросил Морган, когда Росана закрыла лицо руками и молча плакала, а Келсон крепко сжал зубы.
— Нет! — ответил Конал. — Я ревновал — это я признаю — но я никогда не сделал бы ничего дурного Келсону. Он был моим королем.
— Тем не менее, ты добавил мерашу во флягу Дугала, зная, что Келсон также может из нее хлебнуть, — вставил Дункан. — Несомненно, ты понимал, какие могут быть последствия.
— Я ничего не знаю о мераше, — настаивал Конал, хотя ни у кого из присутствующих Дерини не было сомнений, что он лжет. — Я… завидовал Дугалу, но я никогда бы не попытался убить и его.
— Но ты очень быстро воспользовался ситуацией, поверив в смерть Келсона и Дугала, — сказал архиепископ Браден.
Конал с вызовом поднял голову.
— Казалось, судьба убрала с дороги обоих моих соперников, а мне даже не потребовалось ударить пальцем о палец, — надменно сказал он. — Тем временем я чувствовал ответственность за продолжение королевского рода. Все считали, что Келсон мертв — включая Аларика и Дункана! И это означало: мой отец становится королем — а я его наследник. Мне следовало тут же найти себе подходящую невесту и обеспечить наследование престола, чего не удалось сделать моему кузену. Что бы еще я ни сделал ошибочно, но, по крайней мере, свой династический долг я выполнил: моя жена уже носит ребенка. Это не преступление.
В данном случае Конал, к сожалению, был прав, хотя многие и сожалели о случившемся, когда было уже слишком поздно. Придворные в шоке повернулись к Росане, но ее лицо оставалось скрытым в ладонях. Она одиноко сидела на скамье недалеко от носилок Нигеля.
— А как насчет смерти Тирцеля? — спросил Дункан. — Ты хочешь сказать, это тоже не преступление?
— Это был несчастный случай, — ответил Конал. — Мы поругались. Мы оба сказали вещи, которых не следовало говорить. Это привело к драке, и он… свалился спиной вперед и ударился головой. Я не собирался убивать его, но боялся, что меня обвинят в его смерти.
— И ты чувствовал себя виноватым, потому что втайне встречался с Тирцелем, — холодно добавил Морган. — А встречаясь с ним тайно, ты, на самом деле, совершал вместе с ним преступление — поскольку вы хотели узурпировать магию Халдейнов, которая всегда доставалась старшему в роду. В конце концов, ты планировал оспорить права короля на престол. Именно поэтому, когда мы с Дунканом пытались передать тебе магическое наследие Халдейнов — после того, как ты чуть не убил своего отца незаконно полученной силой — у нас обоих сложилось впечатление: что-то не так. Мы не могли на самом деле передать тебе могущество, поскольку ты уже овладел им, бросив вызов закону!
— Нет! Это было совсем не так!
— Тогда как это было, кузен? — потребовал ответа Келсон, — Мы знаем, что Тирцель всегда считал: сила Халдейнов может принадлежать более, чем одному Халдейну за раз. И вы вдвоем решили это доказать, не так ли? И теперь мы точно знаем, почему это раньше всегда запрещалось.
Допрос длился несколько часов. Где-то в середине прибыла радостная, немного испуганная Джехана, сопровождаемая отцом Амбросом. Их перехватил Дункан и велел отцу Амбросу отвести королеву на одну из верхних галерей прежде, чем она смогла прервать процедуру, поскольку Келсону не следовало на нее отвлекаться в такое время. Келсон заметил, как появилась мать, но это не поколебало его намерений. Вздохнув, он медленно кивнул, когда Конал наконец закончил свою последнюю попытку оправдаться.
— Продолжать бессмысленно, — тихо сказал король. — Сам твой отказ позволить нам выяснить, говоришь ты правду или лжешь, приговаривает тебя. Что ты сделал бы на моем месте, Конал? Как бы ты сам разрешил эту сложную ситуацию?
Конал, сидевший на стуле с прямой спинкой, устало поднял связанные руки, как бы демонстрируя этим жестом полную безвыходность своего положения. Морган и Джасс Мак-Ардри стояли по обеим его сторонам.
— Что еще можно сделать, кроме как убить меня, кузен? — горько спросил он. — Ты уже давно лишил меня возможности получить положенное мне по праву рождения. И независимо от того, что я скажу, ты все равно приговоришь меня.
Келсон неуютно поерзал на троне, зная, что это правда. Но прежде чем он успел открыть рот, чтобы что-то сказать, Конал внезапно в отчаянии прыгнул влево и перекинул связанные запястья через голову Джасса, заваливаясь на пол таким образом, чтобы тело Джасса предохранило его от ударов и стрел. Он перевернул стул, совершая бросок, но до того, как стул упал, Конал ловко отшвырнул его в сторону Моргана. В результате Морган рухнул на пол вместе со стулом. Одновременно Конал создал горящую ауру белого света вокруг себя и Джасса, тут же заставившую Моргана отскочить подальше.
— Отзови лучников, или я убью его! — закричал Конал, неистово вертя головой из стороны в сторону, чтобы видеть всех. Джасс пытался сопротивляться. — Я не хочу его убивать, но если уж мне все равно умирать, мне нечего терять. Морган, отойди! Ты знаешь, что я могу сделать. И если меня коснется хоть одна стрела, я убью Джасса до того, как умру сам. Я могу это сделать!
Келсон вскочил на ноги, когда началась борьба, и Дугал уже пробежал до середины возвышения. Все придворные инстинктивно шарахнулись назад, пока лучники целились, а люди Мак-Ардри выхватили оружие, но король жестом показал: следует прекратить любое вмешательство, по крайней мере, сейчас.
— Конал, не будь глупцом! — сказал Келсон. — Не добавляй преднамеренное убийство к списку своих преступлений. Что тебе сделал Джасс?
Конал только улыбнулся и прошептал что-то на ухо Джассу. Глаза принца горели, в них был вызов. Молодой рыцарь прекратил сопротивление, его руки безвольно обвисли по бокам, а глаза закрылись. Энергетическое поле, не позволявшее Моргану подойти поближе, исказило ощущение того, что именно делал Конал, но недостаточно. Всем Дерини стало ясно: он уже взял под контроль разум Джасса — поскольку руки юноши медленно поднялись и начали развязывать запястья Конала.
— Ну, почему ты не пошлешь своих людей разрубить меня на части, Келсон? — издевался Конал, победно поглядывая вверх на колеблющихся лучников, пока Джасс развязывал узлы. — Убей меня, как ты прошлым летом убил Сикарда Мак-Ардри. Но не думаю, что ты станешь рисковать жизнью Джасса, если вместо этого сможешь заключить сделку.
— Я не заключаю сделок с предателями, Конал, — холодно сказал Келсон, поднимая руку, чтобы удержать лучников на галереях от поспешных действий. — Но хотя бы для того, чтобы развлечь меня, может, скажешь, чего ты хочешь? Ты, конечно, не думаешь спокойно уйти отсюда после всего, что ты натворил?
Запястья Конала наконец были развязаны. Он отвел правую руку назад и намотал на кулак косицу Джасса, держа голову молодого рыцаря близко к своей собственной, в то время как другой рукой сжимал шею юноши.
— Я хочу, чтобы ты сразился со мной, один на один, в настоящем Магическом Поединке, — тихо сказал Конал, в его глазах появилось дикое и одновременно хитрое выражение. — Я хочу, чтобы ты сразился со мной так, как сражался с Кариссой во время коронации — но только в этом случае исход будет немного другим. Ведь за мной стоят знания Тирцеля Кларонского, усиливающие магию Халдейнов, которой обладаем мы оба.
В заполненном зале поднялся шепот. Люди были возмущены и не одобряли происходящее, в особенности Дерини, но Келсон только сжал зубы, с трудом сдерживая гнев.